— О том, что у него скверный характер.
— Не только. О том, что ему не очень понравилось то, что он увидел при более близком рассмотрении. Ведь посуди сама… Громов покупает родовой дом и приводит сюда молодую жену. Причем делается это так быстро, что он не успевает отреставрировать все здание. Какое-то время они живут счастливо, потом ссорятся, потом происходит нечто такое, что вызывает у него, заметь, со слов тех же слуг, не свойственный ему приступ ярости. Жена садится в машину и уезжает. И больше ее никто не видит. А Громов перестает даже изредка приезжать в этот дом. Словно…
Ксения замолчала и задумчиво стала смотреть в пространство.
— Словно что? — переспросила я.
— Словно дом был осквернен.
«Вот это да! Такого поворота я не ожидала. Но чем Анна могла осквернить дом? Ведь никто плохо о ней не говорил. Абракадабра какая-то. Где же скрыта разгадка этой истории?» Но я так и не смогла прийти к однозначной трактовке того, что сказала мне Ксения. И тут же она нарушила мои раздумья новым вопросом.
— Опиши мне ее. Закрой глаза и вспомни, как ты пришла в галерею и впервые увидела ее.
Я так и сделала и передо мной возникла картина. Я и Маша поднимаемся по лестнице. Уже поздно, и поэтому Маша везде включает освещение. Вот, наконец, и второй этаж. Я с интересом стала рассматривать его. Конечно, я знала, что в доме много комнат, но даже не представляла, сколько. Однако Маша торопится, и у меня практически нет времени как следует все рассмотреть. Вот девушка поворачивает, мы немного проходим по коридору, и она вновь сворачивает налево. А после опять идет по длинному коридору. Я следую за ней. И вскоре мы оказываемся в самой галерее.
Картин здесь не так уж и много. Одни из них хоть и принадлежат к середине девятнадцатого века, но почти не представляют художественной ценности. В основном, это семейные портреты Белопольских, и Маша проходит мимо, не удостоив их внимания. Однако я успеваю заметить черноволосую красавицу в костюме Коломбины, она смотрит на меня огромными черными глазами и чуть насмешливо улыбается.
«Наверное, это и есть графиня», — подумала я. И подошла к ней ближе. Техника письма показалось мне знакомой. Где-то я нечто подобное видел. Где же? Я стала внимательно рассматривать портрет. И тут услышала голос Маши.
— Вот Анна Сергеевна.
— Да, да… Сейчас подойду. Подождите секундочку.
Я перевернула картину и увидела характерную размашистую подпись.
«Васин. Опять он», — подумала я. И что это могло означать? Ответ, по большому счету, лежал на поверхности. Васин написал портрет некой супружеской четы, принадлежащей роду Белопольских. Но вот были ли это граф, который убил свою жену, и сама графиня, об этом пока судить еще рано. Нужно посмотреть, нет ли в архиве их фотографий или миниатюр.
— Лера… Смотрите, а то мне еще на кухню идти нужно.
Я подошла к Маше. Передо мной был портрет очень красивой девушки, золотая копна волос каскадом спускалась на ее плечи. Девушка была одета в старинное платье, но выглядела истинной нашей современницей. Есть такие лица, их во что ни одень, они всегда выдают время в котором живут. Так и эта девушка. Но, боже мой, как же она красива. Нет, не слащавой, не сиюминутной, а настоящей красотой, поражающей прямо в сердце. Наверное, подобным образом выглядела Елена Прекрасная. У меня даже дух захватило.
И тут раздался Машин голос:
— Это и есть Анна.
— Вы были правы, — ответила я, — она прекрасна. Неудивительно, что муж ее так любил.
А про себя я подумала: «И что ты, Белка, хочешь здесь словить? Тебе ли тягаться с ней?» Нет, признала я, не мне.
Я проиграла, даже еще не начав как следует партию.
— А я так не думаю, — сказала Ксения. — Но и обольщаться пока преждевременно. Тебе нужно просто жить там, постараться понять обитателей усадьбы и сам дом.
— Дом?
— Конечно. Разве ты не знала, что старые дома очень избирательно принимают людей. Если дом почувствовал, что ты своя, он будет тебе помогать. А если ты ему пришлась не по душе, то он начнет тебя выживать.
— Тогда со мной происходит второе.
И я рассказала Ксении о привидении.
— Ничего с тобой не происходит. Мне кажется, что ты преувеличиваешь. Никакого призрака там нет. Это слухи. И я жалею, что тогда рассказала тебе об этом, — довольно резко отреагировала на мои слова Ксения.
— Но я же сама слышала… — попыталась возразить я.
— Что? — саркастически переспросила Ксения. — Как скрипнула рама? Как гуляет по комнате сквозняк?
— Ладно, убедили. Меня сейчас больше другое интересует. Вы не слышали никаких разговоров на тему, когда именно граф убил жену? В каком году… может быть, кто-то обмолвился?
— Нет, не помню. Но почему-то у меня отложилось в памяти, что это был почти конец девятнадцатого века. Чуть ли не под конец восьмидесятых. Да, да… У меня еще была ассоциация, что народники как раз активизировались в Петербурге именно в это время, и под Выборгом тоже покоя не было.
«Значит, — подумала я, — это вполне могли быть портреты графа и графини. И Васин вполне мог быть приглашен в дом, чтобы написать эти работы. И что из этого следует?»
— Как продвигаются твои дела с архивом?
— Пока никак. Ничего интересно. Какие-то бытовые записи. Купили столько-то окорока, а сахара столько-то… Видимо, экономка писала расчетную книгу.
— На самом деле именно эти записи скажут тебе об обитателях усадьбы больше, чем даже их личные письма.
— Почему?
— Ну как же! Экономка ведь все записывает, кто приезжал в дом… Значит, нужно больше продуктов к обеду, кто остался на ночь… И все в этом духе. Нужно только научиться читать между строк.
«Верно, — подумала я. — Тем более что записи датируются именно интересующим меня периодом».
…Ксения провела со мной выходные. За это время мы вдоволь посплетничали и обсудили общих знакомых. Однако к теме усадьбы мы больше не возвращались. По-моему, Ксения хотела дать понять, что дальнейший ход событий во многом зависит от меня и переливать из пустого в порожнее нет никакого смысла. И я с этим согласилась.
Ксения подробно рассказывала, как проходят съемки. Причем временами настолько смешно пародировала артистов и режиссера, что я буквально хохотала до колик. Но все когда-то заканчивается, и в воскресенье вечером Ксения уехала назад в Питер. А я в понедельник вернулась в усадьбу. Я с самого начала поставила условие, что жить буду в доме у Ксении и к десяти утра приходить в усадьбу, точно на службу. Дима не мог понять, зачем мне это нужно, а я не стала объяснять. Просто поставила его перед фактом.
На самом деле все было очень прозаично. Я боялась призрака, который, несмотря на все разуверения окружающих, все-таки, и я была уверена в этом, частенько навещал меня, пока я жила в усадьбе. А еще… Не хотела проводить вечера и ночи в одном доме с Димой. Не то чтобы я думала, что он начнет активизировать свои действия и я не смогу устоять. Нет, я знала, кто мне нравится, и на Диму смотрела исключительно как на приятеля. Но зачем же самой создавать благоприятные предпосылки и давать хоть и призрачную, но все же надежду? Поэтому я и рассудила, что самое благоразумное будет — остаться у Ксении.
Я ИДУ ПО СЛЕДУ
Утром, когда я пришла в библиотеку и разложила перед собой документы, то первым же делом принялась просматривать записи экономки. И в одном месте обнаружила упоминание о приезде Васина. Граф приказал приготовить ему комнату. Значит, он жил в этом доме…
Я достала сигарету и закурила. Нужно побольше узнать об этом Васине. Мне очень захотелось изучить жизнь художника и понять, что он был за человек. Я встала и подошла к картине. Что может лучше рассказать о человеке, чем его работа? Но портрет графа был холоден и официален. Как теперь говорят, ничего личного, и по этой работе нельзя судить не только о художнике, но и о самом графе. Я постаралась более пристальное внимание уделить глазам… Они задумчиво смотрели вдаль, словно искали ответ на что-то и никак его не находили. Как же я сразу этого не заметила? Ведь граф явно пытается сделать хорошую мину при плохой игре. Он позирует так, будто отчаянно пытается сохранить лицо. Но почему? Если Васин написал портрет после убийства его жены, то тогда понятно… Граф замучился ходить по судам и доказывать свою невиновность. А если до? Тогда можно предположить, что граф узнал или догадался о чем-то, что привело его в смятение.
Васин, Васин… Где же мне найти о тебе хоть какую-то информацию? Интересно, у кого в доме есть компьютер? Наверняка у Димы. Я вышла из библиотеки и отправилась на поиски Димы. Однако его нигде не было. Хорошо, что уже в холле я встретила Машу.
— А где Дмитрий Петрович?
— Он с утра уехал в Выборг. Кажется, хотел сделать какие-то закупки.
— Понятно. Маша, у вас есть компьютер? В смысле, где-нибудь в доме…
— Да, у Дмитрия Петровича в кабинете. Только сейчас он закрыт.
— А в поселке? Интернет-кафе есть?
— He-а. Кажется, только в Выборге.
— Спасибо, — бросила я Маше и вышла в сад, чтобы обдумать, что же мне дальше делать.
И тут же я услышала лай Чарли. Пес искренне считал, что если кто-то и идет гулять, то с единственной целью — взять его на прогулку. Когда же я обманула собачьи надежды, он залаял с таким надрывом, что я не смогла устоять. Пришлось вернуться в дом и взять этого притворщика с собой. Вообще должна сказать, что если бы Чарли каким-то чудом удалось попасть в Голливуд, то «Оскар» был бы ему обеспечен.
— Ну пошли, пошли гулять, бездельник, — сказала я псу.
Он радостно подскочил и куда-то побежал. Вернулся, держа в зубах поводок, дескать, играем по правилам. Я надела ему ошейник, пристегнула поводок, и мы вышли в сад. Уже на аллейке я отпустила собаку, решив, что ему будет полезно побегать на воле. Чарли радостно куда-то рванул, но через минуту вернулся, держа в зубах палку. И сразу же бросил ее мне под ноги. Я сделала вид, что не заметила его маневра. Однако этот номер не прошел. Чарли с таким отчаянием зашелся лаем, что я поняла, нам обоим будет лучше, если мы поиграем немного.