Может, она почувствовала приближение его ужаса и в страхе убежала? Нет, он вел себя разумно и нежно, когда отсылал ее, и она все поняла. Впрочем, могла ли она действительно понять? Нет, этого быть не может, она тихо удалилась, просто чтобы не мешать ему.
Туан встал, прошел в спальню, взглянул на кровать. Неужели они были с ней здесь, посреди этого хаоса? Ах, если бы он мог привести свои мысли в порядок! Он снова вернулся на кухню, сел и выпил еще немного вина, однако есть не мог. «Чем же закончатся эта борьба и это смятение? — подумал он. — А вот чем: я не могу жениться на нееврейке. Отец женился, а я не могу. Почему? Я знаю почему, но сейчас не могу думать об этом и никому не в состоянии ничего объяснить. В сущности, я вообще ни на ком не могу жениться. Я обречен нести, не деля ни с кем, неизбывное горе моего отца, деда, бабушки, вечное горе. О мой Бог, мой Бог!..»
В дверь позвонили. Туан подумал, что это Розалинда. Как ужасно. Прошел в гостиную, остановился, дрожа. Звонок зазвенел снова. «Это она, — думал Туан, — я не должен приближаться к двери». Звонок прозвучал в третий раз. Туан открыл. Вошел Джексон.
Глава 9
«Дорогой мой Бенет! Умоляю, простите меня! Вы ведь простите, правда? Вы должны! В сущности, я никогда не хотела становиться женой Эдварда, он всегда был чрезвычайно сдержан и испытывал неловкость в общении со мной. Порой казалось, что он вообще все это делает только ради Вас! Я любила Эдварда, но скорее как брата, нет, даже не так, наверное, я жалела его, а возможно, все дело было в Хэттинге! Так или иначе, в обстановке английской деревни я никогда не чувствовала себя на своем месте! Все, что происходило со мной там, постепенно становилось менее и менее реальным. Повторяю снова и снова: мне очень неловко, я готова пасть ниц перед Вами (это выражение Кантора), мне действительно страшно стыдно за то, что я причинила всем столько огорчений, слава богу, длилось это не слишком долго.
Не знаю, известно ли об этом Вам, но в конечном итоге всем нам помог разобраться в наших отношениях Джексон. Я сбежала от Эдварда таким ужасным образом, поскольку вдруг отчетливо поняла, что не хочу выходить за него замуж, а хочу быть женой Кантора. Там, в Австралии, мы стали с ним близки, и, вы знаете, только то, что было с ним, оказалось для меня настоящим, а Эдвард был лишь фантазией. Потом Кантор внезапно появился накануне моей свадьбы и был так великодушен! Это он доставил послание в Пенн (вы знаете какое) — как верный пес, отнес его в зубах и сунул под дверь в тот вечер. Настоящее романтическое избавление!
Вслед за этим, правда, пришло смятение, я почувствовала себя почти преступницей, мне нужно было все обдумать, и мы расстались с Кантором. Я хотела поговорить с Роз и Туаном, а потом пришел Джексон, отвел меня обратно к Кантору. Мы с Кантором бросились друг к другу, и для нас наступил рай! Джексон свершил чудо, Кантор теперь называет его не иначе как братом!
Очень скоро мы поженимся, у нас будет восхитительная свадьба, мы купили чудесный дом в Сиднее, часто бываем у брата Кантора на его гигантской овцеводческой ферме и сами собираемся купить домик в буше! Любим кататься верхом. Брат Кантора и его жена — ангелы, у брата не только ферма, но и очень крупный бизнес, Кантор ему помогает (и я, возможно, буду у него секретарем!). Как Вы знаете, они наполовину норвежцы (впрочем, откуда Вам знать!), и Кантор хочет, чтобы мы купили дом также в Норвегии, тогда Вам будет легче навещать нас, ну и мы тоже, разумеется, будем приезжать в Англию. Я написала Роз, но не получила ответа — не сомневаюсь, дело в том, что я не сообщила ей своего адреса! Теперь я послала ей еще одно письмо, уже с обратным адресом, Вы тоже будете знать его — он написан вверху страницы.
Между прочим, мама пришла в большое возбуждение и, вероятно, уже едет к нам! О дражайший Бенет, в течение многих лет Вы были так добры ко мне — простите мои прегрешения!
Сидя в гостиной Пенндина, Бенет дважды перечел письмо и ощутил себя глубоко несчастным. Это чувство было в высшей степени эгоистично. Он искренне верил — разве нет? — что Мэриан будет счастлива, даже очень счастлива со своим норвежским австралийцем. «Будем приезжать в Англию» — ой ли! Они купят дом в Норвегии. Наверное, он и сможет туда приезжать, бывая в Европе по делам. Конечно же, Бенет радовался за Мэриан, к которой столько лет относился как к горячо любимой дочери, но поразительно: стоило ему вмешаться в ее жизнь, и она стряхнула его, как норовистая лошадка, освободилась от его опеки. Не случайно она с детства любила лошадей!
Кроме всего прочего, его душевный покой нарушал, причиняя глубокие страдания, Джексон. Вероятно, Бенету следовало утешаться тем, что Джексон не имел права совать нос в чужие дела и что, вполне вероятно, своим вмешательством спровоцировал много серьезных ошибок. Будучи слугой, он не должен был покидать свой пост, бегать повсюду, улаживая чужие запутанные любовные отношения и тем самым неизбежно ввергая себя в пучину наглой лжи! Кто бы мог подумать, что Розалинда, Мэриан и даже честнейший Туан обманывали Бенета! И почему Джексон не пришел прямо к нему, когда увидел Мэриан у Туана? Неужели они смеялись, дурача всех, дурача его, Бенета? Неудивительно, что Джексон не смеет теперь показаться ему на глаза. Он предпочел исчезнуть, возможно, покинул Англию, нанялся в дворецкие к Кантору или просто растворился в суете Лондона, тщательно избегая мест, где можно пересечься с Бенетом и его друзьями! Тем не менее Бенет отдавал себе отчет в том, что «потерял лицо», и это особенно больно ранило его — они никогда не заговаривали теперь при нем о Джексоне! Оуэн — тот вообще откровенно издевался над Бенетом. А вдруг он прав? Не исключено, что Джексон покончил с собой от обиды и горя. Не исключено, но Бенету в это не верилось.
«Теперь он меня ненавидит, — думал он о Джексоне. — Зачем, ну зачем я написал то проклятое письмо?! Все обращаются со мной вежливо, но с какой-то неловкостью, даже с жалостью. Раньше, бывало, они спрашивали: "А где Джексон?" Теперь старательно избегают этого вопроса, а возможно, и меня самого». Но даже не это терзало Бенета больше всего, а то, что он чувствовал, будто равнодушно застрелил прекрасную, единственную в своем роде птицу или роковым образом смертельно ранил доброе преданное животное. Или так: бездумно упустил свой шанс и легкомысленно, по собственной вине потерял любовь бесценного друга.
Было утро, вовсю светило солнце; Бенет перешел из гостиной в кабинет. Неоконченная рукопись о Хайдеггере лежала заброшенная, исписанные от руки листы рассыпались по столу. Складывая их и попутно рассеянно просматривая, он подумал, что это своего рода возмездие: «Я и впрямь вторгся туда, куда и ангелы боятся заглядывать!» Он сел, прочел полстраницы. Чушь, просто несусветная чушь! Вздохнул и наугад открыл книгу стихов Гёльдерлина, которая неизменно сопровождала его в путешествии по Хайдеггеру. «Wo aber Gefahr ist, wächst das Rettende auch» — «Там, где опасность, там и спасение». Бенет быстро закрыл книгу. «Это не для меня», — подумал он и вспомнил слова Хайдеггера, сказанные на склоне лет: «Nur ein Gott kann uns retten» — «Только Бог может нас спасти». Он тоже был в отчаянии, когда пришел к этому заключению. Бенет встал и пошел в библиотеку. «Кто же будет рядом со мной в предстоящие годы?» — спросил себя он и почувствовал незримое присутствие дядюшки Тима. Ему живо представилась картина: Тим открывает дверь Тары, через его плечо Бенет видит Джексона — впервые видит при свете дня. Дядюшка Тим сразу все понял. «Но что именно он понял и о чем так горько сокрушаюсь я?» Бенет вспомнил, как они с Джексоном вместе плакали, когда умирал Тим. Теперь, тоже чуть не плача, Бенет бродил по библиотеке, ласково поглаживая корешки книг.
Раздался звонок. Бенет мысленно выругался. Он, разумеется, не решился отключить телефон, надеясь на хорошие новости или на какое-нибудь чудо. Снял трубку.
— О, Бенет, здравствуйте!
Это был Эдвард.
— Как хорошо, что вы позвонили.
— У меня новость.
— Какая?
— Я женюсь!
— Хвала небесам!.. А на ком?
— Вы удивитесь!
— Да?
— Я женюсь на Анне Данарвен!
— Вы? Женитесь на Анне?! О, Эдвард, как… Как это замечательно! Я…
— Похоже, вы не можете поверить, но это правда. Мы собираемся пожениться очень скоро — так скоро, как только возможно. Мы не устраиваем никаких торжеств, просто зарегистрируемся в мэрии, но потом, разумеется, устроим ужин в Хэттинге…
— Эдвард, я так рад за вас! И за Анну! Это совершенно потрясающая новость!
— Послушайте, Бенет, мы сейчас в Хэттинг-Холле. Можно заехать к вам?
— Вы имеете в виду…
— Прямо сейчас. Можно? Мы приедем быстро, на машине, и не отнимем у вас много времени. Просто нам хочется, чтобы вы были первым, кто…
— Да, да, дорогой Эдвард, приезжайте поскорее, конечно!
Бенет положил трубку, его бил озноб. Он опустился на ближайший стул и, обхватив голову руками, склонился вперед. В голове царил невообразимый сумбур. «Эдвард женится на Анне? Как это может быть? Эдвард ведь много лет не видел Анну, не имел к ней никакого отношения, в сущности, он был еще ребенком, когда Анна уехала после смерти Льюэна. Ну пусть не ребенком, однако еще очень молодым человеком. Они что, тайно встречались во Франции? Может, он был ее любовником? Нет, конечно нет. А что, если Мэриан стала для него лишь заменой, «вторым номером»? Допустим, она узнала об этом в последнюю минуту и именно поэтому написала роковую записку?.. Но ведь к тому времени она уже была близка с Кантором. Тогда, значит, Эдвард из-за обиды на нее снова начал ухаживать за Анной. Но Анна даже не упомянула об Эдварде, когда я был у нее, и Эдвард никогда не говорил о ней. Бред какой-то!»
— Как это замечательно! — восклицал Бенет.