Дилогия об изгоняющем дьявола — страница 2 из 9

 НА КРАЮ ПРОПАСТИ

Глава первая

Ее снесли в дальний угол маленького кладбища, где земля, скованная надгробными плитами, задыхалась от тесноты.

Месса была такой же печальной и унылой, как и вся жизнь этой женщины. Приехали ее братья из Бруклина, пришел бакалейщик из углового магазина, отпускавший ей продукты в кредит. Дэмьен Каррас наблюдал, как ее опускают в темноту. Горе и слезы душили его.

— Ах, Димми, Димми...

Дядя обнял его за плечи.

— Ничего, она сейчас в раю, Димми, она сейчас счастлива.

«О Боже, пусть будет так! О мой Бог! Я прошу Тебя! Молю Тебя, пусть будет так!»

Его уже ждали в машине, но Дэмьен никак не мог отойти от могилы. Воспоминания давили его. Ведь мать всегда была одна...

Весь путь до Пенсильванского вокзала Дэмьен вынужден был слушать, как его дядюшки обмениваются впечатлениями и наперебой рассказывают о собственных болячках. Они, наверное, так никогда и не избавятся от свойственного всем эмигрантам акцента, отчего-то подумалось вдруг ему.

Спазмы душили его, грозя сорваться с губ словами гнева, однако он сумел справиться с внутренним раздражением. Ему стало вдруг стыдно. Взглянув в окно, он увидел здание пункта по оказанию помощи малоимущим, куда зимой по субботам она ходила за молоком и овощами, торопясь сделать это, пока он еще нежился в постели. Потом они проехали мимо зоопарка — там он часто бывал летом, когда она оставляла его и шла просить милостыню на площадь перед отелем «Плаза». Возле отеля Каррас не выдержал и несколько раз всхлипнул, однако быстро взял себя в руки и вытер жгучие слезы запоздалого сожаления. Ну почему, почему так происходит? Почему его любовь нашла лазейку и выплеснулась наружу лишь теперь, после стольких лет? Почему она напомнила о себе тогда, когда уже слишком поздно что-либо исправить? Все это время мать терпеливо и покорно ждала, пока Дэмьен вернется. Почему же все теплые человеческие чувства ограничились в нем хранением в бумажнике той самой церковной карточки: «В память...»?

Каррас вернулся в Джорджтаун к обеду, но есть ему совершенно не хотелось. Дэмьен слонялся взад-вперед по комнате. Приходили с соболезнованиями знакомые иезуиты, обменивались с ним парой фраз, обещали молиться за нее и уходили.

В начале одиннадцатого явился Джо Дайер. Он с гордостью вытащил бутылку шотландского виски и прокомментировал:

— Отличная марка!

— Откуда ты взял деньги? Позаимствовал из фонда для бедных?

— Не будь идиотом, это было бы нарушением обета нищеты.

— А откуда же они у тебя?

— Я украл бутылку.

Каррас улыбнулся и покачал головой. Затем достал стакан, кофейную кружку и, ополоснув их в крошечном умывальнике, промолвил:

— Я верю тебе.

— Такую безоглядную веру я первый раз встречаю.

Каррас вдруг почувствовал знакомую боль. Он отогнал ее прочь и вернулся к Дайеру. Тот уже сидел на его койке и открывал бутылку. Дэмьен устроился рядом.

— Ты когда предпочитаешь отпустить мне грехи: сейчас или попозже?

— Лей давай,— отрезал Каррас,— и отпустим грехи друг другу.

Дайер наполнил стакан и кружку.

— Президент колледжа не должен пить,— проговорил он.— Это было бы дурным примером. Пожалуй, я избавил его от большого искушения.

Каррас выпил. Он не поверил Дайеру. Слишком хорошо он знал президента. Это был очень тактичный и добрый человек. Дайер пришел, конечно, не только как друг: его наверняка просил об этом президент. Вот почему брошенное как бы невзначай замечание Дайера о том, что Дэмьен, возможно, «нуждается в отдыхе», вселило в душу иезуита-психиатра надежду и принесло ему некоторое облегчение: он воспринял эти слова как хорошее предзнаменование на будущее.

Дайер старался изо всех сил: смешил Дэмьена, рассказывал о вечеринке и об актрисе миссис Макнил, выдавал свежие анекдоты о префекте. Дайер пил немного, но стакан Карраса наполнял регулярно, и Дэмьен быстро опьянел. Дайер встал, уложил друга в постель и снял с него ботинки.

— Собираешься украсть... и мои ботинки? — заплетающимся языком проворчал Каррас.

— Нет, я гадаю по линиям стопы. А теперь замолчи и спи.

— Ты не иезуит, а вор-домушник.

Дайер усмехнулся и, достав из шкафа пальто, накрыл им Дэмьена.

— Да, конечно, но кому-то ведь надо оплачивать счета. Все, что вы умеете делать,— это греметь четками и молиться за хиппи на М-стрит.

Каррас ничего не ответил. Дыхание его было ровным и глубоким. Дайер тихо подошел к двери и выключил свет.

— Красть грешно,— вдруг пробормотал в темноте Каррас.

— Виноват,— тихо согласился Дайер.

Он немного подождал, пока Каррас окончательно заснет, и вышел из коттеджа.

Посреди ночи Каррас проснулся в слезах. Ему приснилась мать. Снилось, что он стоит у окна и видит, как она с коричневым бумажным пакетом в руках выходит из магазинчика возле метро и стоит на краю тротуара в ожидании его, своего Димми. Он машет ей, но она его не видит и в тревоге оглядывает улицу. Автобусы... Машины... Толпы неприветливых людей... Ей явно становится страшно, и она возвращается к входу в метро... Еще мгновение — и она спустится по ступеням,.. Каррас в панике мчится к ней, с рыданием в голосе окликает ее... Однако она исчезает в толпе, и он не может отыскать взглядом знакомую фигуру... При мысли о том, как она, растерянная, испуганная, мечется где-то там, глубоко под землей, он разражается плачем...

Дэмьену вспомнился телефонный разговор с дядей: «Димми, водянка мозга совсем свела ее с ума. Она не подпускает к себе врачей. Выкрикивает что-то, говорит странные вещи... Она даже с радио стала разговаривать. Думаю, надо отправить ее в клинику Бельвю. В обычной больнице ей делать нечего. Они не помогут. А там через пару месяцев ее приведут в чувство, и она будет как новенькая. Тогда заберем ее домой. Ты не против? По правде говоря, мы уже отправили ее туда. Сегодня утром приезжала скорая . Они сделали ей укол и увезли. Мы бы и говорить тебе об этом не стали, но нужно подписать кое-какие бумаги... Это должен сделать ты. Что? Частная клиника? А где взять деньги, Димми? У тебя они есть?..»

Дэмьен встал, чувствуя себя вялым и разбитым. Его не покидало ощущение страшной потери. Шатаясь, он прошел в ванную, принял душ, побрился и надел сутану. Было 5.35 утра. Он отпер дверь в Святую Троицу и начал молиться.

«Memento etiam...— шептал он в отчаянии.— Помни рабу твою, Мэри Каррас...»

В дверях молельни ему вдруг привиделось лицо сиделки из госпиталя Бельвю. Он услышал плач и причитания.

«Вы ее сын?»

«Да, я Дэмьен Каррас».

«Не заходите к ней сейчас. У нее приступ».

Через приоткрытую дверь он видел комнату без окон, с потолка свисала ничем не прикрытая электрическая лампочка. Обитые стены. Холодно. И никакой мебели, кроме больничной койки.

 — ...Прими ее к себе, молю Тебя, помоги ей обрести мир и покой...

 Их глаза встретились, мать вдруг замерла и, подойдя к двери, спросила его недоумевающе:

«Зачем это, Димми?»

Ее взгляд был кротким, как у ягненка.

— Agnus Dei,— прошептал Дэмьен и, наклонившись, ударил себя в грудь.— Агнец Божий, уносящий с собой грехи наши, помоги ей обрести покой...

Он закрыл глаза, взял гостию и увидел свою мать в приемной больницы. Руки сложены на коленях, лицо покорное и растерянное. Судья разъяснил ей заключение психиатра из Бельвю.

«Ты все поняла, Мэри?»

Она кивнула, но ничего не сказала. У нее вынули зубные протезы.

«И что ты об этом думаешь, Мэри?»

Она ответила с гордостью:

«Вот мой мальчик, и он будет говорить за меня».

Каррас склонил голову над гостией, и тихий стон сорвался с его губ. Он опять ударил себя в грудь, будто что-то хотел этим изменить, и прошептал:

«Domine, non sum dignus... Я недостоин... Скажи лишь слово и исцели мою душу».

После мессы он вернулся к себе и попытался заснуть, но безуспешно. Через некоторое время в дверь постучали. В комнату заглянул молодой священник, которого Дэмьен никогда прежде не встречал.

— Вы не заняты? К вам можно ненадолго?

В глазах священника застыла тоска. Какое-то мгновение Каррас не мог заставить себя взглянуть на непрошеного посетителя.

Он вдруг испытал необъяснимую ненависть к молодому иезуиту. Но это длилось всего несколько мгновений.

— Войдите,— тихо предложил Дэмьен.

В душе он злился на самого себя, на ту особенность своей натуры, которую он не в силах был контролировать и которая делала его беспомощным в подобных ситуациях. Внутри его словно свернулась кольцом некая змея, всегда готовая резко распрямиться и броситься на помощь тому, кто в ней нуждался. Из-за нее Каррас не знал покоя ни днем ни ночью. Она оставалась настороже, даже когда он спал. Где-то на периферии сознания он вдруг слышал зов, мольбу о помощи. И какой бы тихой ни была эта мольба,

Каррас немедленно просыпался с мучительным чувством невыполненного долга.

Молодой священник смущенно топтался на месте, не зная, с чего начать. Каррас заботливо усадил его. Предложил кофе и сигареты. Затем попытался изобразить на своем лице интерес. Проблема, приведшая к нему этого визитера, была известна: одиночество священника.

Из всех трудностей, с которыми Каррасу приходилось здесь встречаться, эта проблема наиболее волновала священников. Иезуиты были отрезаны от семейной жизни и вообще от женщин, поэтому они часто боялись проявлять чувство симпатии по отношению к своим товарищам или завязывать крепкую дружбу.

— Иногда мне хочется положить на плечо друга руку, но в этот момент я начинаю опасаться, как бы он не подумал, будто я гомосексуалист. Сейчас много говорят о том, что среди священников немало скрытых педерастов. Поэтому я ничего подобного не делаю. Я даже не хожу к друзьям послушать музыку, или поболтать, или просто покурить. Дело не в том, что я боюсь Бога, мне страшно подумать, что Он начнет опасаться за меня.

Каррас чувствовал, как тяжесть наболевшего постепенно покидает молодого священника и ложится на его, Кар-раса, плечи. Он не противился и терпеливо слушал своего гостя. Каррас знал, что теперь этот иезуит будет часто заходить к нему, ибо здесь он найдет спасение от одиночества. Потом они сделаются друзьями, и когда молодой человек обнаружит, что это произошло естественно и непринужденно, тогда, возможно, он начнет дружить и с другими священниками.

Дэмьен почувствовал слабость, и горе опять завладело всем его существом. Он взглянул на карточку, которую ему подарили на прошлое Рождество. На ней было написано: «Когда мой брат в печали, я разделяю его боль и в нем встречаю Бога».

В действительности у Дэмьена это не получалось, и в душе он винил себя. Мысленно Каррас всегда пытался разделить беду кого-либо из братьев, но только мысленно.

Дэмьену постоянно казалось, что его боль принадлежит только ему одному.

Наконец гость взглянул на часы. Пора было идти в трапезную обедать. Иезуит поднялся и собрался уходить, но в этот момент заметил на столе Карраса недавно вышедший роман.

— Не читал еще? — полюбопытствовал Каррас.

Молодой священник отрицательно покачал головой.

— Нет. Хорошая книга?

— Не знаю, я только что прочел ее, но не уверен, что все правильно понял,— солгал Каррас. Он поднял книгу и протянул ее гостю: — Хочешь взять? Мне очень нужно услышать чье-нибудь мнение.

— Конечно,— согласился иезуит, запихивая книгу в карман куртки,— я постараюсь вернуть ее дня через два— Настроение его явно улучшилось.

Когда дверь за гостем захлопнулась, Каррас на какое-то мгновение почувствовал умиротворение. Он достал требник и направился во двор, читая молитву.

После обеда к нему заглянул еще один гость, пожилой пастор из Святой Троицы. Он пододвинул стул поближе к столу и выразил свои соболезнования по поводу кончины матери Карраса.

— Я молился за нее, Дэмьен. И за вас тоже,— закончил он хриплым голосом с чуть заметным провинциальным акцентом.

— Вы так добры ко мне, святой отец. Большое спасибо.

— Сколько ей было лет?

— Семьдесят.

— Прекрасный возраст.

Каррас смотрел на молитвенную карточку, которую захватил с собой пастор. Во время мессы использовались три такие карточки. Они изготовлялись из пластика, и на них печатался текст молитвы, произносимой священником. Психиатру стало интересно, для чего пастор принес эту карточку.

— Послушайте, Дэмьен, сегодня у нас в церкви опять кое-что произошло. Еще одно осквернение.

Пастор рассказал ему о том, что статуя Девы Марии в углу церкви была размалевана под проститутку.

— А вот еще. Это было уже утром, в тот день, когда вы уехали в этот... в Нью-Йорк. В субботу, кажется. Ну да, в субботу. Ну, в общем, посмотрите. Я только что разговаривал с сержантом полиции и... ну... это самое... ну... посмотрите сюда, пожалуйста, Дэмьен.

Каррас взял в руки карточку. Пастор объяснил ему, что кто-то вставил отпечатанный на машинке листок между настоящим текстом и пластиковой пленкой. Фальшивка, в которой встречались опечатки и другие типографские ошибки, была тем не менее составлена на хорошем латинском языке. Текст представлял собой яркое и подробное описание вымышленной лесбийской любви между Девой Марией и Марией Магдалиной.

— Ну достаточно, это не обязательно читать до конца,— прервал пастор, забирая назад карточку, как будто боялся, что чтение может содействовать греху.— Это великолепная латынь, здесь выдержан стиль, это настоящая церковная латынь! Сержант заявил, что разговаривал с одним психиатром и тот поведал, что все это мог сделать... ну, это, в общем... это мог сделать священник... это очень больной священник. Как вы считаете?

Психиатр на секунду задумался. Потом кивнул.

— Да. Да. Возможно. Возможно, протестуя против чего-то, он делает это в состоянии лунатизма. Я, конечно, не уверен, но такое может быть.

— Вы кого-нибудь подозреваете, Дэмьен?

— Я вас не понимаю.

— Рано или поздно они ведь все приходят к вам, верно? Я имею в виду больных на территории колледжа, если такие есть. Не встречались ли вам среди них подобные? Я хотел сказать, те, кто страдает такого рода заболеваниями.

— Нет, таких нет.

— Я знал, что вы мне все равно не скажете.

— Святой отец, я ничего не смог бы узнать в любом случае. Лунатизм зачастую служит одним из способов избавления от проблем в конфликтных ситуациях, однако в основном это избавление бывает чисто символическим Поэтому я все равно ничего не узнал бы. И если уж речь идет о лунатиках, то, как правило, у них проявляется так назы-ваемая постериорная амнезия, то есть после пробуждения они ровным счетом ничего не помнят о том, что говорили и делали в состоянии сна Вот почему даже он сам — я имею в виду того священника, которого подозревает сержант,— скорее всего ничем не смог бы нам помочь.

— А если бы вы ему об этом рассказали? — осторожно спросил пастор, подергивая себя за мочку уха Этот привычный, судя по всему, жест, как успел заметить Каррас, свидетельствовал о том, что его гость хитрит или что-то недоговаривает.

— Поверьте, я действительно не знаю,— повторил психиатр.

— Да-да, конечно... Впрочем, я и не надеялся...— Пастор поднялся и направился к выходу.— Вы ведете себя как... как истинный священнослужитель,— с укоризной в голосе добавил он.

Каррас тихо рассмеялся. На полпути к двери пастор остановился, вернулся к столу и положил на него карточку.

— Мне кажется, вам все же следует изучить это повнимательнее,— пробормотал он.— Кто знает, быть может, вам придет в голову какая-нибудь идея.

Он вновь пошел к выходу.

— Они сняли отпечатки пальцев? — спросил Каррас.

Пастор остановился.

— Сомневаюсь. Зачем? В конце концов, никакого преступления совершено не было. Вероятнее всего, это дело рук неизвестного нам сумасшедшего прихожанина. Вы допускаете такую версию, Дэмьен? Не кажется ли вам, что виновником является кто-то из местного прихода? Лично я склоняюсь именно к такому мнению. Осквернитель не священник, а кто-либо из прихожан.— Он снова подергал себя за мочку уха.— Что вы на это скажете?

— Не знаю... Не знаю...— в который уже раз повторил Каррас.

— Да, понимаю. Иного ответа я, собственно, не ожидал.

В тот же день отец Каррас был освобожден от обязанностей советника и воспитателя и направлен в Джорджтаунский университет для чтения курса лекций по психиатрии. Ему было велено «отдохнуть»...

Глава вторая

Риган лежала на столе в смотровой Кляйна с раскинутыми в стороны руками и ногами. Врач обхватил пальцами ее стопу и согнул ее в направлении лодыжки. Несколько секунд он крепко удерживал стопу в таком положении, затем неожиданно отпустил. Стопа вернулась в нормальное положение.

Кляйн несколько раз проделал это, и каждый раз стопа неизменно возвращалась в первоначальное положение. Однако врач был явно недоволен таким результатом. Он попросил присмотреть за девочкой и вернулся в свой кабинет, где его ждала Крис.

Было двадцать шестое апреля. Кляйн отсутствовал в городе в воскресенье и понедельник, так что Крис смогла застать его только этим утром. Она сразу же рассказала ему о происшествии на вечеринке и о том, что случилось потом.

— Кровать действительно двигалась?

— Да, она двигалась.

— Долго?

— Не знаю. Может, десять секунд, а может, пятнадцать. То есть это то, что я сама видела. Потом Риган замерла, и я заметила, что кровать мокрая. Может быть, она намочила ее раньше, я не знаю. Но после этого она сразу же крепко заснула и не просыпалась до следующего дня.

Доктор Кляйн задумался.

— Что это может быть? — заволновалась Крис.

Когда она приезжала в первый раз, Кляйн сказал, что кровать может двигаться вследствие клонических судорог, когда мышцы то напрягаются, то расслабляются. В хронической форме эта болезнь называется клонус и свидетельствует о нарушении функции мозга.

— Да, но результат проверки этого не подтвердил,— недоумевал Кляйн и описал Крис процедуру. Он объяснил, что при клонусе прижимание стопы вызвало бы судороги. Врач сел за стол. Вид у него был крайне обеспокоенный.— Она никогда не падала?

— В смысле на голову? — удивилась Крис.

— Ну да.

— Нет, такого я не припомню.

— Чем она болела в детстве?

— Да ничем особенным. Корью, свинкой, ветрянкой.

— Раньше она ходила во сне?

— Нет, до этого случая ничего подобного я не замечала.

— То есть вы хотите сказать, что на вечеринке она все делала во сне?

— Конечно. Она до сих пор ничего не может вспомнить. Даже того, что с ней происходило недавно.

— Недавно? Что вы имеете в виду?

В воскресенье, когда дочь еще спала, позвонил Говард из Рима

«Что с Ригс?»

«Спасибо тебе за телефонный звонок в день ее рождения».

«Я не мог выбраться с яхты. Так что, Бога ради, отстань от меня. Как только я вернулся в отель, я сразу же ей позвонил».

«В самом деле?»

«Разве она тебе не сказала?»

«Ты с ней разговаривал?»

«Да. Поэтому я и решил, что мне следует пообщаться с тобой. Что там за чертовщина у вас происходит?»

Рассказывая об этом доктору Кляйну, Крис объяснила, что, когда Риган окончательно проснулась, она ничего не помнила ни о телефонном звонке отца, ни о том, что произошло на вечеринке.

— Тогда, вероятно, она говорит правду и насчет мебели, которую якобы кто-то двигает,— предположил Кляйн.

— Я не понимаю вас.

— Несомненно, она двигает ее сама, но делает это в состоянии прострации. Это называется автоматизмом. Состояние вроде транса. Пациент либо не понимает того, что делает, либо ничего не помнит.

— Да, но мне вот что пришло в голову, доктор. В ее комнате есть бюро из тикового дерева. Оно весит, наверное, полтонны. Как же она могла сдвинуть его с места?

— Патология часто связана с огромной физической силой.

— Да? А как это объяснить?

Доктор только пожал плечами:

— Этого никто не знает. Ну, а кроме того, что вы мне уже рассказали, больше вы не заметили ничего необычного в поведении дочери?

— Она стала очень неряшливой.

— Я имею в виду нечто действительно необычное, из ряда вон выходящее,— настаивал врач.

— Для нее это как раз и есть нечто из ряда вон выходящее. Подождите-ка, я вспомнила Вы не забыли ту планшетку, с которой она играла в капитана Гауди?

— В вымышленного друга?

— Теперь она его слышит.

Кляйн весь подался вперед и грудью лег на стол. По мере того как Крис рассказывала ему о дочери, в его глазах росло недоумение. Врач задумался.

— Вчера утром,— продолжала Крис,— я слышала, как Риган разговаривала с Гауди в спальне. То есть она бормотала какие-то слова, потом чего-то ждала, как будто играла с планшеткой. Когда я тихонько заглянула в комнату, планшетки у нее не оказалось. Ригс сидела одна. Она кивала головой, как будто соглашалась с ним.

— Она его видела?

— Не думаю. Ригс склонила голову немного набок. Она всегда так делает, когда слушает пластинки.

Врач в задумчивости кивнул головой.

— Да-да, понимаю. А еще что-нибудь в этом роде? Может быть, она видит что-нибудь? Или чувствует запахи?

— Запахи,— вспомнила Крис.'— Да, верно. Ей постоянно кажется, что у нее в спальне плохо пахнет.

— Пахнет горелым?

— Точно! — воскликнула Крис.'— Как вы догадались?

— Иногда это случается при нарушениях деятельности мозга. У вашей дочери эти нарушения, вероятно, возникли в височной доле.— Кляйн указал ей на переднюю часть черепа: — Вот здесь, в этой части. Теперь подобное встречается редко, но в таких случаях у пациента, в основном перед приступом, возникают необычные галлюцинации. Эту болезнь часто путают с шизофренией, но это не шизофрения. Возникает она вследствие поражения височной доли головного мозга. Мы не ограничимся проверкой на клонус, миссис Макнил. Я считаю, что теперь ей надо сделать ЭЭГ.

— А это что такое?

— Электроэнцефалограмма. Она покажет нам работу мозга в виде волнообразной кривой. Обычно параметры этой кривой помогают выявить все отклонения.

— Но вы действительно считаете, что у нее поражена височная часть мозга?

— Симптомы похожи, миссис Макнил. Например, ее нечистоплотность, драчливость, неприличное поведение, а также автоматизм. И конечно, эти припадки, из-за которых дергалась кровать. Обычно после таких приступов больной мочится, или его рвет, или и то и другое одновременно, а потом крепко засыпает.

— Вы хотите проверить Риган прямо сейчас? — забеспокоилась Крис.

— Да, я думаю, это надо сделать немедленно, но ей необходимо ввести успокоительное. Если девочка шевельнется или дернется, это скажется на результатах. Вы разрешите ввести ей, скажем, двадцать пять миллиграммов либриума?

— О Боже, конечно, делайте все, что необходимо,— выговорила Крис, потрясенная услышанным.

Она прошла с ним в смотровую. Увидев в руках врача шприц, Риган завизжала, и кабинет огласился потоком ругательств.

— Крошка, это поможет тебе,— произнесла Крис умоляющим голосом. Она крепко держала Риган, и доктор Кляйн сделал укол.

— Я сейчас вернусь,— пообещал врач.

Пока сиделка подготавливала в смотровой аппаратуру, он успел принять еще одного пациента. Вернувшись через некоторое время, Кляйн обнаружил, что либриум еще не подействовал на Риган. Врач очень удивился.

— Это была приличная доза,— в недоумении заявил он Крис.

Кляйн ввел девочке еще двадцать пять миллиграммов либриума и вышел, а когда вернулся, Риган была уже кроткой и послушной.

— А что вы сейчас делаете? — испугалась Крис, наблюдая, как Кляйн присоединяет трубки с физиологическим раствором к голове Риган.

— С каждой стороны по четыре провода,— начал объяснять врач.— Мы можем сравнить работу правого и левого полушарий мозга.

— А зачем их сравнивать?

— Так можно обнаружить значительные расхождения в работе обоих полушарий. Например, был у меня один пациент, которого мучили галлюцинации,— продолжал объяснять Кляйн,— как зрительные, так и слуховые. Я заметил отклонения, только сравнивая «волны» левого и правого полушарий, и оказалось, что галлюцинации возникали только в одной половине мозга.

— Это дико.

— Левое ухо и левый глаз функционировали нормально, лишь правая половина видела и слышала то, чего на самом деле не было. Ну ладно, давайте теперь посмотрим.— Он включил машину. На флюоресцентном экране вспыхнули волны.— Сейчас мы наблюдаем работу обоих полушарий,— пояснил Кляйн.— Здесь мы будем искать остроконечные волны, имеющие форму шпиля.— Он пальцами нарисовал в воздухе острый угол.— Надо искать волны очень высокой амплитуды. Они проходят со скоростью от четырех до восьми за секунду. Наличие этих шпилей и будет признаком поражения височной доли мозга,— закончил врач.

Он тщательно рассматривал на экране кривую линию, но никакой аритмии не обнаружил. Острых углов не было. Сравнивая работу правого и левого полушарий, Кляйн и здесь не выявил отрицательных результатов.

Врач нахмурился. Он ничего не мог понять. Повторил процедуру сначала. Никакой патологии не было.

Кляйн позвал сиделку и, оставив ее с Риган, прошел с Крис в кабинет.

— Так что же с ней такое? — осведомилась Крис.

Врач присел на край стола. Вид у него был задумчивый.

— Видите ли, ЭЭГ могла подтвердить мое предположение. Но отсутствие аритмии не опровергает его окончательно. Возможно, это истерия, но уж очень сильно отличаются кривые работы мозга до и после приступа.

Крис наморщила лоб:

— Доктор, вот вы постоянно повторяете «приступ». А как называется эта болезнь?

— Это не болезнь,— спокойно парировал врач.

— Ну все равно, ведь как-то вы это называете? Есть же какой-нибудь термин?

— Это называется эпилепсией, миссис Макнил.

— О Боже!

Крис упала в кресло.

— Не переживайте так сильно,— успокоил ее Кляйн.— Я по опыту знаю, что многие люди часто преувеличивают опасность эпилепсии и рассказы о ней большей частью обыкновенная выдумка.

— А это не наследственная болезнь?

— Предрассудки,— продолжал объяснять Кляйн.— Хотя так думают многие врачи. Практически каждый человек склонен к припадкам. Большинство людей рождается с сопротивляемостью к ним, но у некоторых эта сопротивляемость невелика Так что разница между вами и эпилептиками не качественная, а количественная. Вот и все. И это не болезнь.

— Тогда что же это, просто галлюцинации?

— Расстройство. Расстройство, которое можно вылечить. Оно имеет огромное количество разновидностей, миссис Макнил. Например, вот вы сейчас сидите передо мной и на секунду отключаетесь, в результате чего, скажем, упускаете несколько слов из моей речи. Это один из видов эпилепсии, миссис Макнил. Вот так. Это настоящий эпилептический припадок.

— Да, но с Риган происходит совсем другое,— возразила Крис,— и возможно ли, чтобы это проявлялось так неожиданно?

— Послушайте, мы же еще точно не знаем, что с вашей дочерью. Может быть, вы были правы, когда хотели отвести ее к психиатру. Мы не исключаем, что это расстройство все лее носит психосоматический характер. Хотя я лично в этом сомневаюсь. А что касается ответа на ваш последний вопрос, миссис Макнил, то приступ эпилепсии может быть спровоцирован любым нарушением деятельности головного мозга — причиной судорог может стать беспокойство, тошнота, эмоциональное напряжение и даже определенное звучание того или иного музыкального инструмента.

Однажды, например, у меня был пациент, приступы у которого всегда начинались в одно и то же время и в одном и том лее месте: в автобусе, всего лишь за одну остановку до его дома,— и больше нигде. Мы очень долго пытались понять, в чем именно дело, пока наконец не выяснили, что виной всему вспышки света: лучи фар отражались от белых перекладин забора и попадали в окно автобуса. Если этот человек возвращался домой в неурочный час или автобус двигался с иной, чем обычно, скоростью, ничего не случалось. Понимаете? В этих случаях никаких судорог не было. В детстве этот человек чем-то переболел, и в результате появилась так называемая лезия — повреждение тканей мозга.

У вашей дочери, возможно, тоже имеется некое поражение мозговой ткани — в передней части. И как только этот участок подвергается воздействию некоего, скажем так, электрического импульса определенной частоты, немедленно возникает резкая аномальная реакция. Вы понимаете, о чем я говорю?

— В общем и целом — да,— ответила Крис.— Но, по правде говоря, не могу понять только вот что, док. Каким образом за столь короткий срок мог измениться ее характер? Почему она стала совсем другой?

— Когда речь идет о передней доле мозга, это не такое уж редкое явление, миссис Макнил. Причем изменения столь стремительны и кардинальны, что лет двести или триста назад таких больных считали одержимыми дьяволом.

— Что-что?

— Считали, что мозгом таких людей управляет бес. Одно из обывательских объяснений раздвоения личности.

Крис закрыла глаза и упала лбом на сжатую в кулак ладонь, лежащую на столе.

— Послушайте, ну скажите мне хоть что-нибудь хорошее,— еле слышно попросила она.

— Вы особенно не переживайте. Если это поражение мозга, то в каком-то смысле вам повезло. Надо только удалить этот шрам.

— Я уже ничего не понимаю.

— Может оказаться, что это всего лишь внутричерепное давление. Надо сделать несколько рентгеновских снимков черепа. У нас в этом здании есть специалист. Может быть, мне удастся направить вас к нему прямо сейчас. Хорошо?

— Да, конечно, договоритесь с ним.

Кляйн позвонил по телефону, и ему ответили, что Риган примут сразу же.

Он повесил трубку и написал на клочке бумаги: «Комната 21-я на 3-м этаже».

— Я позвоню вам завтра или в четверг. Надо пригласить еще невропатолога. А пока что назначаю ей либриум.

Он вырвал из блокнота рецепт и протянул его Крис.

— Будьте всегда рядом с дочерью, миссис Макнил. В состоянии транса, если это транс, она может удариться или упасть. Ваша спальня находится рядом с ее комнатой?

— Да.

— Это хорошо. На первом этаже?

— Нет, на втором.

— В ее спальне большие окна?

— Одно окно. А почему вас это интересует?

— Закрывайте получше окно, а еще лучше, сделайте так, чтобы оно запиралось на замок. В состоянии транса она может выпасть из окна. У меня был...

— Пациент...— с усталой и горькой усмешкой продолжила вместо доктора Крис.

Он невесело усмехнулся.

— Но у меня их действительно было немало, да и сейчас тоже...

— Имеется парочка, как я догадываюсь,— вновь перебила она, а потом подперла лицо ладонями и задумчиво проговорила: — Вы знаете, я сейчас подумала кое о чем.

— О чем же?

— Вы говорили, что после припадка она должна сразу же крепко засыпать. Как в субботу вечером. Ведь вы так говорили?

— Да,— согласился Кляйн.— Все правильно.

— Но как же тогда объяснить, что, жалуясь на дергающуюся кровать, моя дочь всегда бодрствовала?

— Вы мне про это не рассказывали.

— Но это так. И выглядела Риган очень хорошо. Она просто приходила в мою комнату и просилась ко мне на кровать.

— Она мочилась в кровати? Или ее рвало?

Крис отрицательно покачала головой:

— Риган прекрасно себя чувствовала.

Кляйн задумался на мгновение и закусил губу.

— Давайте подождем результата рентгеновских снимков.

Крис отвела Риган в рентгеновский кабинет и подождала, пока будут сделаны все снимки. Потом она отвезла дочь домой. После второго укола Риган вела себя необычайно спокойно и все время молчала. Теперь Крис решила как-нибудь занять девочку:

— Хочешь, поиграем в «Монополию» или еще что-нибудь придумаем?

Риган отрицательно покачала головой и взглянула на мать невидящими глазами. Казалось, что девочка смотрит куда-то вдаль.

— Я хочу спать,— выговорила она голосом таким же сонным, как ее глаза. Потом Риган повернулась и направилась в спальню.

«Наверное, действует либриум»,— подумала Крис, глядя вслед дочери. Она тяжело вздохнула и пошла на кухню. Здесь Крис налила в чашку кофе и села за стол рядом с Шарон.

— Ну, как дела?

— Не спрашивай.

Крис вытащила рецепт.

— Лучше позвони в аптеку, пусть принесут вот это,— произнесла она и рассказала Шарон все, что говорил врач.— Если я буду занята или уйду куда-нибудь, смотри за ней хорошенько, ладно, Шар? Он...

Вдруг она что-то вспомнила.

— Да, кстати.

Крис встала из-за стола и поднялась в спальню Риган. Дочка лежала в кровати и, похоже, уже спала.

Крис подошла к окну и закрыла его на щеколду. Она взглянула вниз. Окно выходило на крутую городскую лестницу, ведущую на М-стрит.

«Да, лучше всего вызвать столяра, и немедленно».

Крис вернулась на кухню и добавила для Шарон в список домашних работ еще один пункт. Потом перечислила Уилли, что приготовить на обед, и позвонила своему агенту.

— А как насчет сценария? — поинтересовался он.

— Сценарий прекрасный, Эд Давай согласие. Когда начало?

— Твоя часть будет сниматься в июле, так что подготовку надо уже начинать.

— Как?! Уже?!!

— Да, надо начинать. Это тебе не роль играть, Крис. Надо провести большую подготовительную работу. Заняться с декоратором, костюмером, гримером, продюсером Нужно выбрать оператора, редактора и обговорить все сцены. Ну, я надеюсь, ты все это и сама знаешь.

— Черт!

— У тебя что-нибудь случилось?

— Да, у меня проблема.

— Что случилось?

— Риган серьезно заболела.

— Да? Что с ней?

— Еще не знаю. Ждем результата анализов. Послушай, Эд. Я не могу ее бросить.

— А кто говорит, что ты должна ее бросить?

— Нет-нет, ты меня не понял, Эд. Я должна быть с ней. Ей нужен мой уход. Я не могу объяснить тебе всего, Эд, это так запутано. Но неужели нельзя немного подождать?

— Нельзя. Они хотят пустить фильм под Рождество. Поэтому и спешат так.

— Ради Бога, Эд, ну две-то недели они могут повременить. Поговори с ними!

— Я ничего не понимаю. Сначала ты мне все уши прожужжала, что хочешь поставить фильм, а теперь...

— Все правильно, Эд,— перебила Крис.— Я очень хочу, просто ужас как хочу поставить фильм, но тебе все равно придется сказать им, что мне нужно немного времени.

— Если я так скажу, мы только все испортим. Это мое личное мнение. Они ведь не особенно держатся за тебя, и тебе это известно. Если Мору передадут, что ты не очень горишь желанием, он переиграет. Так что будь разумней, Крис. Делай, конечно, то, что сочтешь нужным. Мне все равно. Пока этот фильм не станет популярным, мы не получим за него ллного денег. Но если ты хочешь, я попрошу у них отсрочки, хотя этим мы только все испортим. Так что я должен им сказать?

— О Боже! — вздохнула Крис.

— Я знаю, это нелегко.

— Да уж. Ну послушай...

Она задумалась. Потом покачала головой:

— Нет, Эд, они просто должны подождать.

— Это твое окончательное решение?

— Да, Эд. И позвони мне потом.

— Ладно, позвоню. До свидания.

Крис повесила трубку и закурила сигарету.

— Между прочим, я разговаривала с Говардом. Я тебе не рассказывала? — спросила она Шарон.

— Да? Когда? Ты сказала ему про Ригс?

— Да, я попросила, чтобы он к ней приехал.

— Приедет?

— Не знаю. Вряд ли,— засомневалась Крис.

— Может, попытается вырваться?

— Да, наверное,— вздохнула Крис. — Но его можно понять, Шар. Я-то знаю, в чем тут дело.

— В чем же?

— Опять эта проблема: «муж кинозвезды». А Ригс была частью этого. Она везде была со мной. Нас вместе снимали на обложки журналов, в любой рекламе мы также выступали вдвоем. Неразлучные мать и дочь — на всех фотографиях.— Крис стряхнула пепел.— А может, это чепуха, кто его знает? У меня все смешалось. Но с ним трудно наладить отношения, Шар. Лично я просто не в состоянии.

Она заметила у Шарон книгу.

— Что ты читаешь?

— Не поняла. А, это! Я совсем забыла Миссис Пэррин просила тебе передать.

— Она заходила?

— Да, утром. Жалела, что не застала тебя дома. Она уезжает из города, но как только вернется, сразу же позвонит.

Крис кивнула и посмотрела на книгу. «Изучение дьяволопоклонничества и оккультных явлений, связанных с ним». Она открыла книгу и внутри нашла записку от Мэри-Джо Пэррин:

«Дорогая Крис, я случайно зашла в библиотеку Джорджтаунского университета и взяла для вас эту книгу. Здесь есть главы о черной мессе. Но вы прочитайте все: мне кажется, вы найдете здесь много интересного. До скорой встречи,

Мэри-Дко».

— Очаровательная женщина,— восхитилась Крис.

— Да,— согласилась Шарон.

Крис провела пальцем по обрезу книги:

— Ну и что там насчет черной мессы? Что-нибудь очень противное?

Шарон потянулась и зевнула:

— Вся эта чушь меня не интересует.

— А как же твои религиозные увлечения?

— Да брось ты.

Крис оттолкнула книжку, и та по столу заскользила к Шарон.

— Прочитай и расскажи мне.

— И потом мучайся ночью в кошмарах, да?

— А за что я тебе деньги плачу?

— За. упреки.

— Могу и без тебя обойтись,— проворчала Крис и раскрыла вечернюю газету.— Все, что от тебя требуется,— это молча выслушивать мои наставления, а ты уже целую неделю огрызаешься.— В порыве раздражения она отбросила газету.— Включи радио, Шар. И поймай новости.

Шарон пообедала с Крис, а потом ушла на свидание. Книгу она забыла. Увидев, что та по-прежнему лежит на столе, Крис решила заглянуть в нее, но почувствовала вдруг, что сильно устала Она отложила книгу и поднялась наверх.

Крис заглянула к Риган. Дочка еще спала, и, видимо, крепко. Крис еще раз проверила окно. Уходя из комнаты, она оставила дверь открытой и, прежде чем лечь спать, убедилась, что дверь в ее спальню тоже открыта. Крис немного посмотрела телевизор и вскоре заснула.

На следующее утро книга о дьяволопоклонничестве исчезла со стола.

Однако никто этого не заметил.

Глава третья

Невропатолог принялся рассматривать рентгеновские снимки. Он искал в черепе маленькие углубления, похожие на следы от крошечных гвоздиков. За его спиной, сложив руки, стоял доктор Кляйн. Врачам не удалось обнаружить по снимкам ни поражения мозга, ни скопления жидкости, ни изменения в шишковидной железе. Теперь они искали характерные патологические изменения формы черепа, указывающие на хроническое внутричерепное давление.

Но им так и не удалось ничего найти. Было двадцать восьмое апреля, четверг.

Невропатолог снял очки и аккуратно засунул их в левый нагрудный карман куртки.

— Сэм, я ничего не нахожу. Абсолютно ничего.

Кляйн, нахмурившись, уставился в пол и качал головой:

— Этого не может быть.

— Хочешь, сделаем дополнительные снимки?

— Не стоит. Надо взять пункцию спинного мозга.

— Да, пожалуй.

— А пока что тебе следует ее осмотреть.

— Сегодня?

— Я...— Тут зазвонил телефон.— Извини.— Он поднял трубку.— Я слушаю.

— Вас просит миссис Макнил. Говорит, что дело очень срочное.

— На какой линии?

— На двенадцатой.

Кляйн сразу же соединился с Крис.

— Миссис Макнил, это доктор Кляйн. Что у вас случилось?

Срывающимся от истерики голосом Крис закричала:

— О Боже, доктор, с Риган плохо! Вы можете прийти прямо сейчас?

— Что с ней?

— Не знаю, доктор, я просто не могу этого описать! Ради Бога, приходите! Как можно скорей!

— Иду.

Он повесил трубку и соединился со своим секретарем:

— Сюзанна, попроси Дрезнера принять моих пациентов.

Переодевшись, Кляйн обратился к невропатологу:

— Это она. Хочешь пойти вместе со мной? Это совсем рядом, за мостом.

— У меня есть час свободного времени.

— Тогда пошли.

Через несколько минут врачи были на месте. Дверь открыла испуганная Шарон, и они сразу же услышали из спальни Риган крики ужаса и стоны.

— Меня зовут Шарон Спенсер,— представилась девушка.— Проходите, пожалуйста. Она наверху.

Шарон проводила их наверх и открыла дверь в комнату Риган.

— Крис, врачи пришли.

Крис рванулась к двери. Лицо ее было искажено ужасом.

— О Господи, проходите! — дрожащим голосом выдавила она.— Вы посмотрите, что с ней делается!

— Это доктор...

Кляйн запнулся. Он увидел Риган. Истерично крича и заламывая руки, она поднялась над кроватью, на секунду зависла в горизонтальном положении и тяжело рухнула на матрац. В следующее мгновение тело ее опять воспарило в воздухе и вновь упало... А потом все повторилось еще раз, и еще... и еще...

— Мамочка, останови его! — визжала девочка— Останови его! Он хочет меня убить! Останови его! Остано-о-о-о-о-в-и-и-и-и его-о-о-о-о, ма-а-а-а, ма-а-а-а!

— Крошка моя! — зарыдала Крис и закусила кулак. Она умоляюще посмотрела на Кляйна: — Доктор, что это? Что с ней происходит?

Кляйн растерянно покачал головой и, не веря своим глазам, продолжал наблюдать за Риган. Она то поднималась над постелью, то, задыхаясь, падала на кровать, будто невидимые руки хватали ее и подбрасывали снова и снова

Крис дрожащей рукой прикрыла глаза.

— О Боже, Боже,— прохрипела она,— доктор, что это?

Неожиданно взлеты и падения прекратились, и Риган закрутилась на кровати. Глаза ее закатились, и теперь были видны одни белки.

— Он сжигает меня... сжигает меня! — стонала девочка.— Я горю! Горю!

Она начала быстро сучить ногами. Врачи подошли поближе и встали по обе стороны кровати. Дергаясь и извиваясь, Риган выгнула шею и запрокинула назад голову. Врачам бросилось в глаза ее распухшее горло. Она начала бормотать что-то странным грубым голосом, исходившим, казалось, из груди.

— ...откъиньай... откъиньай...

Кляйн нащупал ее пульс.

— Ну, маленькая, давай посмотрим, что с тобой случилось,— ласково проговорил он.

Вдруг врач пошатнулся и отпрянул, едва не упав на пол. Риган неожиданно села и оттолкнула его с такой силой, что он отлетел в другой конец комнаты. Лицо ее было искажено злобой.

 — Этот поросенок мой! — взревела она. — Она моя! Не прикасайтесь к ней! Она моя!

Риган визгливо рассмеялась и упала на спину, как будто ее кто-то толкнул. А потом... Она вдруг высоко задрала подол ночной рубашки, открыв взорам присутствующих самые интимные части своего тела, и принялась то ласкать, то неистово тереть их обеими руками. При этом она буквально сверлила докторов яростным взглядом и не переставая твердила только одно:

— Трахните меня! Ну же! Трахните меня!..

Увидев, как девочка периодически подносит ко рту и сладострастно облизывает влажные пальцы, Крис не выдержала и, задыхаясь от слез, выбежала из комнаты.

Кляйн вновь приблизился к постели. Риган нежно обнимала себя и гладила по плечам.

— Да-да, ты моя жемчужина,— тихо напевала она тем же странным грубым голосом. Глаза девочки были закрыты, и, казалось, она входит в экстаз: — Мой ребенок... мой цветочек... моя жемчужина...

Так прошло несколько минут, и вдруг Риган опять начала извиваться, выкрикивая лишь отдельные невнятные слова. Внезапно она резко села с беспомощным и испуганным выражением лица. Глаза девочки были широко раскрыты.

Она замяукала.

Потом залаяла.

Потом заржала.

А еще мгновение спустя, согнувшись пополам, тяжело и прерывисто дыша, начала стремительно вращаться всем туловищем.

— О, остановите его! — рыдала она.— Пожалуйста, остановите его! Мне так больно! Заставьте его остановиться! Я задыхаюсь!

Кляйн не смог вынести это зрелище. Он взял свой чемоданчик, поставил его на подоконник и начал приготавливать все для укола.

Невропатолог оставался у кровати. Риган упала на спину, как будто ее снова кто-то толкнул. Глаза опять закатились и в бешеном темпе забегали из стороны в сторону, она забормотала что-то низким, грудным голосом. Невропатолог склонился над ней, пытаясь разобрать слова. Потом он заметил, что Кляйн подзывает его к себе. Врач направился к окну.

— Я введу ей либриум,— зашептал ему Кляйн, поднося шприц к свету,— но тебе придется подержать ее.

Невропатолог кивнул. Он внимательно вслушивался в бред девочки, склонив голову в сторону кровати.

— Что она говорит? — еле слышно поинтересовался Кляйн.

— Не знаю. Какую-то чепуху. Бессмысленный набор звуков.— Он явно остался недоволен собственным объяснением и добавил: — Она произносит эти слова так, будто они что-то обозначают. Я ясно слышу ритм.

Кляйн кивнул ему, и они тихо подошли к кровати с обеих сторон. Едва врачи приблизились, Риган напряглась и застыла. Мужчины понимающе переглянулись. Тело девочки начало изгибаться назад, как лук, в немыслимую дугу, пока голова не коснулась пяток. При этом Риган оглушительно визжала от боли.

Врачи вопросительно взглянули друг на друга Кляйн подал сигнал невропатологу. Однако, прежде чем тот успел протянуть руку, чтобы удержать девочку, она потеряла сознание и помочилась на кровать.

Кляйн нагнулся и приподнял ей веко. Потом нащупал пульс.

— Она скоро придет в себя,— прошептал он.— По-моему, у нее обморок. Как ты считаешь?

— Кажется, да.

— Давай все же подстрахуемся,— предложил Кляйн.

Он сделал Риган инъекцию и, прижимая ватку к месту укола, поинтересовался у невропатолога:

— Ну и каково твое мнение?

— Поражение височной доли мозга. Возможно, Сэм, это шизофрения, но началось все слишком неожиданно. Насколько я понимаю, раньше никаких проявлений не наблюдалось?

— Нет, ничего подобного.

— А признаков неврастении?

Кляйн отрицательно покачал головой.

— Может быть, истерия?

— Я уже думал об этом.

— Естественно. Но ведь тогда получается, что она проделывает все это сознательно. Однако только психически ненормальный человек может вытворять такое с собственным телом.— Невропатолог недоверчиво покачал головой.— Нет, здесь явная патология, Сэм Ее сила, бред, мания преследования, галлюцинации. Да, при шизофрении все эти симптомы наблюдаются. Но такие приступы бывают и при поражении височной доли мозга. Здесь есть еще кое-что, что меня беспокоит...

Невропатолог не договорил Он казался озадаченным, брови удивленно поползли вверх...

— Что именно?

— Я точно не уверен, но, мне кажется, здесь налицо признаки раздвоения личности: «моя жемчужина», «мой ребенок», «мой цветочек», «поросенок»... Судя по всему, она называла так саму себя. Что вы на это скажете?.. Или я уже сам начинаю сходить с ума?

Кляйн задумчиво потер пальцами губы.

— Ну, если говорить честно, прежде мне это в голову не приходило, но теперь...— Он что-то промычал себе под нос, а вслух добавил:— Возможно. Да-да, это возможно. Сейчас, пока она еще не пришла в себя, имеет смысл взять пункцию спинного мозга, и, может быть, кое-что прояснится.

Невропатолог кивнул.

Кляйн порылся в своем чемоданчике, нашел таблетку и положил в карман.

— Ты можешь остаться?

Невропатолог взглянул на часы.

— У меня есть еще полчаса.

— Давай поговорим с ее матерью.

Они вышли из комнаты и направились в коридор.

Крис и Шарон с опущенными головами стояли, облокотившись на перила лестницы. Когда врачи подошли, Крис приложила к носу насквозь промокший, скомканный платок. Глаза ее покраснели от слез.

— Девочка спит,— сказал Кляйн.

— Слава Богу,— вздохнула Крис.

— Я ввел ей большую дозу успокоительного. Вполне вероятно, что она проспит до завтрашнего утра.

— Хорошо,— прошептала Крис.— Доктор, вы уж меня простите, что я веду себя как ребенок.

— Вы себя прекрасно ведете,'— попытался убедить ее Кляйн.— Это очень трудное испытание. Да, кстати, позвольте вам представить доктора Дэвида.

— Очень приятно,— выдавила из себя Крис. На ее лице появилось подобие улыбки.

— Доктор Дэвид — невропатолог.

— И что вы об этом думаете? — обратилась к обоим врачам Крис.

— Мы все-таки считаем, что это поражение височной доли мозга,— настаивал Кляйн,— и...

— Боже, да о чем, черт возьми, вы здесь говорите! — взорвалась Крис.— Она ведет себя как психопатка, у нее раздвоение личности! Что вы...

Вдруг она запнулась и опустила голову.

— Наверное, я перенервничала. Извините.— Затравленными глазами Крис посмотрела на Кляйна.— Что вы говорили?

Ответил ей Дэвид:

— Миссис Макнил, настоящих, признанных наукой случаев раздвоения личности не наберется и сотни. Это очень редкая болезнь. Я знаю, что проще всего сейчас обратиться к психиатру, но любой опытный психиатр сначала должен убедиться в том, что исключены все возможные болезни тела Так надо действовать и нам.

— Понятно. Так что же дальше? — вздохнула Крис.

— Надо взять пункцию спинного мозга,— заявил Дэвид.

— Спинного мозга?

Дэвид кивнул.

— То, что мы не увидели на рентгеновских снимках и на кривой ЭЭГ, может быть, проявится здесь. По крайней мере, это исключит некоторые другие предположения. Лучше заняться этим прямо сейчас, пока девочка спит. Я, разумеется, сделаю ей местное обезболивание, но, боюсь, как бы она не пошевелилась.

Лицо Крис исказилось от волнения.

— Как же Риган могла прыгать на кровати таким странным образом?

— Думаю, что мы это уже обсудили,— отрезал Кляйн.— При патологическом состоянии может наблюдаться огромная физическая сила и слишком быстрая, непредсказуемая реакция организма.

— А причину всего этого вы наверняка не знаете,— констатировала Крис.

— Ну-у, можно предположить, что это каким-то образом связано с определенной мотивировкой...— начал Дэвид.— Впрочем, вы правы: наверняка мы сказать не можем.

— Так как насчет анализа, миссис Макнил? — спросил Кляйн.— Вы согласны?

Крис вздохнула и поникла, уставившись в пол.

— Давайте,— пробормотала она.— Делайте все, что необходимо, только бы она выздоровела.

— Постараемся,— заверил ее Кляйн.— Можно, я воспользуюсь вашим телефоном?

— Конечно. Пройдите в кабинет.

— Да, кстати,— вставил Кляйн,— ей надо поменять постельное белье.

— Я все сделаю,— вызвалась Шарон и прошла в спальню Риган.

— Не хотите выпить кофе? — предложила Крис по дороге в кабинет.— Сегодня слуг дома нет, но я могу приготовить растворимый.

Врачи отказались.

— Я смотрю, вы еще ничего не сделали с окном,— заметил Кляйн.

— Пока нет, но мы уже подали заявку. Завтра придут мастера и установят ставни с замками.

Врач одобрительно кивнул.

Они вошли в кабинет. Кляйн позвонил в больницу и попросил принести необходимые для процедуры медикаменты и инструменты.

— И подготовьте лабораторию для исследования анализа,— добавил он.— Я сам займусь им, как только освобожусь.

Положив трубку, Кляйн повернулся к Крис и попросил рассказать, что произошло с тех пор, как он видел Риган последний раз.

— Так... Во вторник...— попыталась вспомнить Крис,— ничего не было. Риган сразу пошла в спальню и проспала до следующего утра. Потом... Нет-нет, подождите... Нет, она не спала. Все правильно. Уилли мне говорила, что рано утром слышала ее шаги в кухне. Помню, я еще обрадовалась, решив, что к ней вернулся аппетит. Но Риган опять возвратилась в спальню и оставалась там весь день.

— Она спала? — заинтересовался Кляйн.

— Нет, по-моему, она читала,— задумалась на секунду Крис.— И я немножко успокоилась. Решила, что либриум помог и дело пошло на лад. Она, правда, выглядела несколько рассеянной, и это меня тревожило, но в целом впечатление было такое, как будто ей значительно полегчало. Прошлой ночью опять ничего не случилось. Все началось этим утром.— Она шумно вздохнула и покачала головой: — Боже, неужели все это действительно происходило?

Крис рассказала врачам, что с утра сидела в кухне. Вдруг туда с визгом вбежала Риган и спряталась за стулом. Она вцепилась в руки матери и испуганным голосом сообщила, что за ней гонится капитан Гауди и что он ругается, щиплет, толкает ее и грозится убить. «Вот он!» — пронзительно закричала девочка, указывая на дверь в кухню. Потом она упала на пол. Тело ее задергалось в судорогах, она задыхалась и плакала. Риган кричала и жаловалась, что капитан Гауди бьет ее ногами. Потом неожиданно встала посреди кухни, выставила руки в стороны и начала вертеться как волчок. Это длилось несколько минут, пока она в изнеможении не свалилась на пол.

— А потом вдруг,— дрожащим голосом продолжала Крис,— я заметила в ее глазах ненависть, такую жуткую ненависть... И она сказала мне...

Ей не хватало воздуха.

— Она назвала меня... О Боже!

Крис, закрыв лицо руками, расплакалась.

Кляйн спокойно подошел к бару, достал стакан и налил воды из-под крана. Потом вернулся к Крис.

Она судорожно вздохнула и согнутым пальцем провела под глазами, смахивая слезы.

— Проклятие, где сигареты?

Кляйн протянул ей стакан с водой, а также маленькую зеленую таблетку.

— Лучше проглотите вот это,— посоветовал он.

— Это транквилизатор?

— Да.

— Дайте мне еще одну.

— Одной вполне хватит.

— Вы не слишком щедры,— попыталась улыбнуться Крис.

Она проглотила таблетку и вернула доктору пустой стакан.

— Спасибо. Потом все началось. Вся эта ерунда. Риган вела себя так, как будто это была не она, а кто-то другой.

— Например, капитан Гауди? — вмешался Дэвид.

Крис удивленно посмотрела на него.

Дэвид ждал ответа.

— Что вы имеете в виду? — не поняла Крис.

— Не знаю,— пожал плечами Дэвид.— Я просто спросил.

Крис повернулась к камину и уставилась в него отсутствующим, затравленным взглядом.

— Я не знаю,— грустно закончила Крис.— Просто кто-то другой.

На мгновение все замолчали. Потом Дэвид встал и сообщил, что ему пора идти. Бросив на прощание несколько ободряющих слов, он откланялся и вышел.

Кляйн проводил его до двери.

— Ты проверишь на сахар? — напомнил ему Дэвид.

— Нет, я же провинциальный идиот.

Дэвид чуть заметно улыбнулся.

— Я сам немного перенервничал,— задумчиво проговорил он и отвернулся.— Странный случай.

Невропатолог, размышляя о чем-то, рассеянно поглаживал подбородок. Потом он взглянул на Кляйна:

— Если что-нибудь обнаружишь, дай мне знать.

— Ты будешь дома?

— Да. Позвони мне.

Дэвид махнул на прощание рукой и вышел.

Через некоторое время привезли заказанные Кляйном лекарства и инструменты. Он сделал Риган обезболивающий укол новокаина в спину и, поглядывая время от времени на манометр, начал выкачивать спинномозговую жидкость. Крис и Шарон внимательно наблюдали за его действиями.

— Давление нормальное,— тихо констатировал врач.

Когда все было кончено, он подошел к окну и проверил, не помутнела ли жидкость.

Она была прозрачной.

Кляйн осторожно сложил пробирки с жидкостью в свой чемоданчик.

— Вряд ли она проснется до утра,— заверил он женщин,— но если вдруг это произойдет ночью, могут возникнуть кое-какие проблемы. Вам понадобится медсестра, которая сможет делать ей уколы.

— Можно, я сама буду их делать? — забеспокоилась Крис.

— А почему не медсестра?

Крис не хотела признаваться в том, что не доверяет ни врачам, ни медсестрам.

— Я лучше буду делать сама,— повторила она.— Можно?

— Эти уколы делать непросто,— засомневался врач.— Крошечный пузырек воздуха может стать крайне опасным

— Я знаю, как это делается,— вмешалась Шарон.— Моя мать была директором орегонской школы медсестер.

— Шар, а может быть, ты сама смогла бы делать эти уколы? Ты не можешь остаться сегодня на ночь? — попросила Крис.

— Только не сегодня,— вмешался Кляйн.— Ей, может быть, придется достаточно долго лежать под капельницей. Это будет зависеть от течения болезни.

— А вы не можете научить меня делать уколы? — заволновалась Крис.

Врач кивнул.

— Думаю, что смогу.

Он выписал рецепт на торазин и на шприцы для подкожных инъекций и отдал его Крис.

— Вот это пусть принесут прямо сейчас.

Крис передала рецепт Шарон.

— Пожалуйста, сделай это для меня, хорошо? Позвони в аптеку, и пусть все это доставят сюда. А я пойду с доктором и дождусь результата анализа.. Вы не возражаете? — спросила она врача.

Кляйн заметил, как застыло в ожидании ответа ее лицо. Поймав беспомощный и смущенный взгляд Крис, он кивнул.

— Представляю себе, что вы сейчас чувствуете.— Кляйн улыбнулся.— Я себя примерно так же чувствую, когда разговариваю о своей машине с механиком.

Они вышли из дома вчетвером в шесть часов восемадцать минут.

В своей росслинской лаборатории Кляйн провел исследование спинномозговой жидкости. Сначала он определил количество белка. Норма

Потом перешел к подсчету кровяных телец.

— Если слишком много красных, можно подозревать гемофилию.— Кляйн давал пояснения для Крис.— А избыток белых свидетельствует о возможном наличии инфекции.

Он особо тщательным образом искал признаки грибковой инфекции, часто являющейся причиной поведенческих аномалий. Однако никакой патологии не обнаружил.

Наконец он исследовал жидкость на сахар.

— Ну что? Вы нашли что-нибудь? — сгорая от тревожного нетерпения, спрашивала его Крис.

— Потерпите,— отвечал он.— Содержание сахара в спинномозговой жидкости должно составлять две трети от его содержания в крови. Значительное нарушение этого соотношения говорит о заболевании, при котором бактерии как бы съедают сахар в спинном мозге. Симптомы этого заболевания похожи на те, что мы наблюдали у Риган.

Но и на этот раз выявить что-либо ему не удалось.

Крис в отчаянии заломила руки.

— Вот и все. Приехали,— промолвила она безжизненным голосом.

— У вас в доме есть наркотики? — поинтересовался врач.

— Что?

— Амфетамины? ЛСД?

— Да нет. Ничего подобного я у себя не держу.

Кляйн уставился на свои ботинки, потом снова посмотрел на Крис и произнес:

— Ну вот теперь, миссис Макнил, пора проконсультироваться у психиатра.

Крис вернулась домой вечером в семь часов двадцать одну минуту и у двери окликнула Шарон.

Шарон в доме не было.

Крис поднялась в спальню Риган. Девочка все еще спала. На постельном белье ни единой морщинки. Крис заметила, что окно распахнуто настежь. Пахло мочой. «Наверное, Шарон хотела проветрить комнату. Куда она ушла?»

Крис спустилась по лестнице и встретила Уилли.

— Привет, Уилли. Как сегодня развлекались?

— Ходили по магазинам. Потом в кино.

— А где Карл?

Уилли неопределенно махнула рукой.

— Сегодня он отпустил меня послушать «Битлз».

— Неплохо.

Уилли победно взмахнула рукой. Было семь часов тридцать пять минут.

В восемь часов одну минуту, пока Крис в кабинете разговаривала по телефону со своим агентом, вернулась Шарон с парой свертков, плюхнулась на стул и вопросительно уставилась на свою хозяйку.

— Где ты была? — поинтересовалась Крис, повесив трубку.

— А он тебе ничего не передал?

— Кто?!

— Бэрк. Его здесь нет? Где он?

— Он был здесь?

— А разве, когда ты вернулась, его уже не было?

— Ну-ка, расскажи все по порядку,— попросила Крис.

— Да тут такая ерунда получилась,— раздраженно начала Шарон и тряхнула головой.— Я не смогла дозвониться аптекарю, и, когда пришел Бэрк, я подумала, что оно к лучшему; он посидит с Риган, пока я схожу за торазином.— Она пожала плечами.— Я должна была это предвидеть.

— Вот именно. Ну, и что же ты купила?

— Я подумала; раз у меня есть время, куплю-ка я непромокаемую пеленку для Риган.— Шарон достала покупку.

— Ты ела?

— Нет еще. Думаю, можно проглотить бутерброд. Ты не хочешь?

— Пожалуй. Пойдем перекусим.

— Ну как анализы? — спросила по дороге на кухню Шарон.

— Никак. Все результаты отрицательные. Теперь нужно найти ей хорошего психиатра,— с отчаянием в голосе вымолвила Крис.

После бутербродов и кофе Шарон научила Крис делать уколы.

Некоторое время Крис терзала шприцем грейпфрут и добилась определенных успехов. В девять часов двадцать восемь минут в прихожей раздался звонок. Уилли открыла дверь. Пришел Карл. По дороге в свою комнату он со всеми поздоровался и объявил, что забыл дома ключи.

— Не могу в это поверить,— засомневалась Крис.— Первый раз за все время он что-то забыл.

Весь вечер они проторчали в кабинете, уставившись в телевизор.

В одиннадцать часов сорок шесть минут зазвонил телефон. Крис сняла трубку. Звонил молодой ассистент режиссера. Голос у него был расстроенный.

— Ты еще ничего не слышала, Крис?

— Нет, а что такое?

— Очень плохие дела.

— В чем дело? — заволновалась Крис.

— Бэрк умер. Он где-то напился. Оступился на лестнице и скатился по ней. Пешеход на М-стрит видел, как он падал. Бэрк сломал себе шею. Жуткое зрелище. Такой страшный конец!

Трубка выпала из рук Крис. Она беззвучно рыдала, едва удерживаясь на ногах. Шарон подхватила ее, опустила трубку и проводила Крис до дивана.

— Бэрк умер! — всхлипнула Крис.

— Боже мой! — выдохнула Шарон.— Что с ним случилось?

Крис не могла ничего толком рассказать. Она плакала. Немного позже они разговорились и проболтали всю ночь. Крис пила. Она вспоминала Дэннингса.

— Ах, Боже мой! — вздыхала Крис.— Бедный Бэрк!.. Бедный Бэрк!

К ней снова вернулись мысли о смерти.

В пять часов утра Крис стояла, облокотившись на стойку бара и уныло свесив голову. Она ждала, когда из кухни вернется Шарон со льдом.

Наконец Крис услышала шаги.

— Я до сих пор не могу в это поверить,— промолвила Шарон, входя в кабинет.

Крис взглянула на нее и замерла.

Прижимаясь к полу, в какой-то паучьей позе позади Шарон стояла Риган. Тело ее было выгнуто, голова почти касалась ног, язык, как жало змеи, то и дело высовывался изо рта со страшным присвистом.

— Шарон! — выдохнула Крис, холодея от ужаса и не спуская глаз с Риган.

Шарон остановилась. Риган тоже замерла. Шарон повернулась... и ничего не увидела. И вдруг завизжала, почувствовав, как язык Риган коснулся ее лодыжки.

Крис побелела.

— Звони доктору и поднимай его с кровати! Пусть немедленно приходит!

Куда бы ни направлялась Шарон, Риган по пятам следовала за ней.

Глава четвертая

Пятница, двадцать девятое апреля. Пока Крис ждала в холле, доктор Кляйн и известный психиатр осматривали Риган.

Врачи уже полчаса наблюдали за ней. Девочка время от времени корчила гримасы и прижимала к ушам руки, как будто ее мучили оглушительные звуки. Она изрыгала ругательства. Орала от боли. Потом упала лицом в подушку и, подтянув ноги к животу, замычала что-то нечленораздельное.

Психиатр отозвал Кляйна от кровати.

— Давайте введем ей транквилизатор,— прошептал он.— Может быть, мне удастся с ней поговорить.

Терапевт кивнул и приготовил шприц с пятьюдесятью миллиграммами торазина. Почувствовав приближение врачей, Риган быстро повернулась, а когда психиатр попытался ее удержать, закричала от ярости. Она ударила его, а потом, укусив, отпихнула прочь. Позвали на помощь Карла, и только тогда Кляйну удалось сделать укол.

Однако одной дозы оказалось недостаточно. Сделали второй укол и стали дожидаться результатов.

Риган успокоилась. Она изумленно уставилась на врачей и заплакала:

— Где мама?!

Психиатр кивнул Кляйну, и тот пошел за Крис.

— Твоя мама сейчас придет, крошка,— успокаивал Риган психиатр.

Он присел на кровать и погладил девочку по голове.

— Успокойся, маленькая. Все хорошо. Я доктор.

— Я хочу к маме! — не унималась Риган.

— Она уже идет. Тебе больно, малышка?

Риган кивнула. Слезы ручьями лились по ее щекам.

— Где?

— Везде! — всхлипнула Риган.— Все болит!

— О моя малышка!

— Мамочка!

Крис подбежала к кровати и крепко обняла дочь. Потом расцеловала ее и попыталась успокоить. После этого расплакалась сама.

— Ригс! Ты опять с нами! Теперь это действительно ты!

— Мама, он мне делает больно! — сквозь слезы проговорила Риган.— Пусть он перестанет бить меня. Ладно? Ну пожалуйста!

Крис непонимающе взглянула на дочь, потом на врачей. В глазах ее была мольба.

— Ей ввели большую дозу успокоительного,— спокойно объяснил психиатр.

— Вы хотите сказать...

Он перебил ее:

— Посмотрим.

Затем повернулся к Риган.

— Ты можешь сказать, что с тобой случилось, малютка?

— Я не знаю,— ответила девочка.— Я не знаю, почему он так со мной обращается.— Слезы покатились из ее глаз.— Ведь мы с ним всегда дружили!

— С кем?

— С капитаном Гауди! И еще мне кажется, будто во мне кто-то сидит! И заставляет меня безобразничать!

— Капитан Гауди?

— Я не знаю!

— Какой-то человек?

Риган кивнула.

— Кто?

— Я не знаю!

— Ну ладно, не волнуйся. Давай сыграем в одну игру.

Психиатр достал из кармана блестящий маленький диск на серебряной цепочке.

— Ты видела когда-нибудь в кино, как людей гипнотизируют?

Девочка кивнула.

— Ну вот, я и есть гипнотизер. Да, я все время гипнотизирую людей. Конечно, если они мне сами разрешают делать это. Если я тебя сейчас загипнотизирую, то человек, который внутри тебя, выйдет наружу. Ты хочешь, чтобы я тебя загипнотизировал? Посмотри, твоя мама здесь, она рядом с тобой.

Риган вопросительно взглянула на мать.

— Давай попробуем, крошка,— подбодрила ее Крис.— Не бойся.

Риган повернулась к психиатру и кивнула.

— Ладно,— прошептала она.— Только не очень долго.

Психиатр улыбнулся и вдруг услышал звук бьющегося стекла. Хрупкая фарфоровая ваза упала на пол с письменного стола, о который опирался локтями доктор Кляйн. Врач изумленно взглянул на свой локоть, а потом на разбитую вазу. Он нагнулся и начал подбирать осколки.

— Ничего-ничего, Уилли все уберет,— запротестовала Крис.

— Сэм, закрой, пожалуйста, ставни,— попросил психиатр.— И задерни занавески.

Когда в комнате стало темно, психиатр взял в руку цепочку и начал легонько раскачивать блестящий диск. Он поймал светящийся блик и приступил к гипнозу.

— Смотри сюда, Риган, смотри сюда, и ты скоро почувствуешь, как твои веки становятся все тяжелей и тяжелей...

Скоро девочка вошла в состояние транса.

— Очень похоже,— прошептал психиатр.

Затем он обратился к девочке:

— Тебе удобно, Риган?

— Да.— Голос был тихий и спокойный.

— Риган, сколько тебе лет?

— Двенадцать.

— Внутри тебя кто-нибудь есть?

— Иногда.

— Когда?

— В разное время.

— Этот «кто-то» живой?

— Да.

— Кто это?

— Я не знаю.

— Капитан Гауди?

— Я не знаю.

— Человек?

— Я не знаю.

— Но он находится в тебе?

— Да, иногда.

— А сейчас?

— Не знаю.

— Если я попрошу его поговорить со мной, ты разрешишь ему отвечать?

— Нет!

— Почему нет?

— Я боюсь.

— Чего?

— Не знаю!

— Если он поговорит со мной, Риган, я думаю, он выйдет из тебя. Ведь ты хочешь, чтобы он вышел из тебя?

— Да.

— Тогда разреши ему говорить. Ты разрешаешь ему говорить?

Пауза...

— Да.

— Сейчас я говорю с тем, кто находится внутри Риган,— уверенно начал психиатр.— Если ты здесь, то ты тоже загипнотизирован и должен отвечать на все мои вопросы.

На секунду он замер, чтобы дать возможность словам дойти до сознания девочки. Потом повторил еще раз:

— Если ты здесь, то ты тоже загипнотизирован и должен отвечать на все мои вопросы. Теперь отвечай: ты здесь?

Молчание. И тут произошло что-то невероятное: дыхание Риган вдруг стало смрадным. Его можно было почувствовать на расстоянии нескольких шагов. Блик от диска застыл на лице девочки.

Крис в ужасе затаила дыхание. Она видела, как черты лица дочери исказились, превращаясь в отвратительную маску: губы растянулись в противоположные стороны, распухший язык вывалился изо рта.

— Боже мой! — выдохнула Крис.

— Ты и есть существо, живущее в Риган? — продолжал выспрашивать психиатр.

Девочка кивнула.

— Кто ты?

— Откъиньая,— пробасила она грудным голосом.

— Это твое имя?

Риган кивнула.

— Ты человек?

Она прорычала:

— Ад!

— Это твой ответ?

— Ад!

— Если это «да», то кивни головой.

Она кивнула.

— Ты говоришь на иностранном языке?

— Ад.

— Откуда ты? Кто тебя прислал?

— Гоб.

— Ты из пустыни Гоби?

— Агобтаайтэнь,— возразила Риган.

Психиатр на секунду задумался, а потом решил сделать еще одну попытку:

— Когда я буду задавать тебе вопросы, отвечай движением головы: кивок, если «да», и покачивание в стороны, если «нет». Ты понимаешь меня?

Риган кивнула.

— Твои ответы имеют смысл? — спросил он.

— Да.

— Тебя Риган знала раньше?

— Нет.

— Ты ее собственное изобретение?

— Нет.

— Ты существуешь на самом деле?

— Да.

— Как часть Риган?

— Нет.

— Ты ее любишь?

— Нет.

— Не любишь?

— Нет.

— Ты ее ненавидишь?

— Да.

— За какой-то ее проступок?

— Да.

— Ты винишь ее за развод родителей?

— Нет.

— Это имеет отношение к ее родителям?

— Нет.

— К ее друзьям?

— Нет.

— Но ты ненавидишь ее?

— Да.

— Ты наказываешь ее?

— Да.

— Ты хочешь причинить ей боль?

— Да.

— Убить ее?

— Да.

— Если она умрет, ты тоже умрешь?

— Нет.

Этот ответ обеспокоил психиатра, он опустил глаза и на какое-то врелля погрузился в размышления. Врач поудобнее устроился на кровати, и пружины противно заскрипели. В тишине слышалось только тяжелое дыхание Риган, от которого за версту несло зловонием.

Психиатр снова глянул на искаженное злобой лицо. Он лихорадочно пытался что-нибудь придумать.

— Может ли девочка сделать так, чтобы ты из нее вышел?

— Да.

— Ты можешь мне сказать, что для этого надо сделать?

— Да.

— Ты мне скажешь?

— Нет.

— Но...

Вдруг психиатр вскочил с кровати, задохнувшись от нечеловеческой боли, и с ужасом осознал, что Риган стальной хваткой вцепилась в его мошонку. Выпучив глаза, он попытался высвободиться из этих страшных когтей, но безуспешно.

— Сэм! Сэм, помоги мне! — в ужасе закричал он.

Всех охватила паника.

Крис бросилась к выключателю.

Кляйн рванулся вперед.

Риган, запрокинув голову назад, дьявольски расхохоталась, а потом по-волчьи завыла.

Крис щелкнула выключателем. Она повернулась и увидела жуткую картину, похожую на замедленное кино: Риган и оба доктора возились на кровати. Мелькали ноги и руки, гримасы сменяли одна другую, слышались неровное дыхание и отдельные выкрики, хохот, переходящий в вой, и снова дикий смех. Риган хрюкала, ржала, и это странное кино крутилось все быстрее и быстрее, кровать с невероятной скоростью двигалась взад-вперед. Крис чувствовала себя совершенно беспомощной, а Риган тем временем снова закатила глаза и испустила такой отчаянный вопль, что у присутствующих кровь застыла в жилах.

Девочка рухнула на постель и потеряла сознание. Наваждение исчезло.

Все затаили дыхание и замерли на месте. Потом, постепенно приходя в себя, врачи осторожно встали. Оба не спускали глаз с девочки. Кляйн подошел к постели и, не обращая ни на кого внимания, нащупал пульс. Пульс был нормальный, и Кляйн, накрыв Риган одеялом, кивком указал на дверь. Все тотчас покинули комнату и спустились в кабинет.

Некоторое время врачи и Крис молчали. Женщина сидела на софе. Кляйн и психиатр устроились на стульях напротив друг друга. Психиатр о чем-то думал, вперившись взглядом в журнальный столик и пощипывая губу. Потом, вздохнув, взглянул на Крис. Она уставилась на него невидящим взглядом.

— Что же это такое, черт возьми! — воскликнула Крис с болью в голосе.

— Вы не поняли, на каком языке она говорила? — поинтересовался психиатр.

Крис отрицательно покачала головой.

— Вы верите в Бога?

— Нет.

— А ваша дочь?

— Нет.

Потом психиатр расспросил ее о подробностях течения болезни. Рассказ Крис обеспокоил его.

— Что это? — пытала его Крис, нервно сжимая побелевшими пальцами скомканный платок.— Что это за болезнь?

— Это что-то не совсем понятное,— уклончиво объяснил психиатр.— И если говорить начистоту, то ставить диагноз после такого кратковременного осмотра было бы с моей стороны крайне безответственно и неразумно.

— Но какие-нибудь мысли у вас должны быть,— настаивала Крис.

— Я понимаю, вам не терпится узнать хоть что-нибудь, поэтому я выскажу кое-какие предположения.

Крис напряженно кивнула и подалась вперед. Пальцы судорожно цеплялись за платок.

Она перебирала руками кружевную кайму, как будто это были тряпичные четки.

— Прежде всего могу сказать,— начал врач,— весьма не похоже, что она симулирует.

Кляйн одобрительно закивал головой.

— К такому предположению мы пришли по целому ряду причин,— продолжал психиатр.— Взять, например, ее болезненные и крайне странные судороги... И все же главным фактором я считаю изменение черт лица при разговоре с так называемым человеком внутри ее. Видите ли, подобные метаморфозы могут происходить лишь в том случае, если она сама верит в существование такого человека. В то, что в ней живет этот таинственный некто. Вы меня понимаете?

— По-моему, да.— От удивления Крис прищурила глаза.— Но я только никак не пойму, откуда это существо взялось! Я, конечно, часто слышала о раздвоении личности, но никаких объяснений мне при этом не давали.

— И никто не даст, миссис Макнил. Мы используем разные термины: «сознание», «разум», «личность», но на самом деле мы не очень четко представляем себе, что каждое из них означает.— Врач покачал головой.— Не знаем. Совсем ничего не знаем. Поэтому когда я начинаю говорить о раздвоении личности, то прекрасно понимаю, что все объяснения вызывают только еще большее количество вопросов. Фрейд считал, что некоторые мысли и чувства каким-то образом подавляются сознанием, но могут проявиться в бессознательном состоянии. Они активно проявляются в различных психических отклонениях. Давайте назовем эти подавленные чувства и эмоции диссоциирующими, так как слово «диссоциация» означает отклонение от основного потока сознания. Так вот, когда диссоциирующее становится самостоятельным или когда личность больного слабеет и дезорганизуется, может возникнуть психоз шизофрении. Он отличается от раздвоения личности,— предупредил психиатр.— Шизофрения означает расшатывание личности. Если же диссоциирующее может как-то выделиться и организовать подсознание больного, вот тогда эта часть начинает действовать вполне независимо; она становится самостоятельной личностью и может принять на себя также функции тела.

Врач вдохнул в себя воздух. Крис внимательно слушала его. Потом психиатр продолжил:

— Это одна из теорий. Есть еще несколько. Но, возвращаясь к Риган, хочу сказать, что у нее и намека нет на шизофрению, и ЭЭГ показала, что кривая работы ее мозга совершенно нормальная. Поэтому я склонен отвергнуть все подозрения на шизофрению. Остается истерия.

— В которой я и находилась всю прошлую неделю,— пробормотала Крис,

Психиатр чуть заметно улыбнулся.

— Истерия,— продолжал он,— это форма невроза, при которой эмоциональное расстройство превращается в телесное. При психоастении, например, человек теряет способность осознавать свои поступки и, делая что-то сам, приписывает это «что-то» другому лицу. Хотя в этом случае другая личность осознается им не до конца. У Риган несколько иной случай. Мы подошли к тому, что Фрейд называл трансформированной истерией. Она вырастает из бессознательного чувства вины и необходимости понести наказание. Диссоциация здесь играет первостепенную роль, я бы даже сказал, не только диссоциация, но и само раздвоение личности. При этом могут наблюдаться и судороги, как при эпилепсии, галлюцинации, чрезмерное возбуждение.

— Да, все это похоже на ее состояние,— уныло подтвердила Крис,— А вы как считаете? То есть все, кроме чувства вины. Какую вину она может за собой чувствовать?

— Ну, первое, что приходит в голову,— продолжал психиатр,— это развод. Дети часто считают, что родители расстаются именно из-за них, и поэтому принимают всю вину на себя. Но в данном случае такое можно только предположить. Я вот еще о чем думаю: у девочки могла развиваться депрессия на почве размышления о смерти — та-натофобия. У детей она часто сопровождает чувство вины и возникает на почве страха потерять кого-нибудь из близких. В результате развиваются нервное расстройство и возбудимость. Вдобавок вина здесь может быть просто неизвестна. Ее трудно выявить конкретно,— закончил врач.

Крис замотала головой.

— Я запуталась,— пробормотала она.— Никак не пойму, откуда берется эта новая личность.

— Крайне необычно то, что ребенок в таком возрасте смог воедино собрать и систематизировать все части новой личности. Конечно, удивительно и многое другое. Например, игра девочки с планшеткой указывает на то, что она легко поддается внушению. Однако на самом деле мне не удалось загипнотизировать ее.— Психиатр пожал плечами.— Возможно, она сопротивлялась. Но что удивительнее всего: уровень развития новой личности довольно высок. Это не двенадцатилетний ребенок. Здесь человек гораздо старше. И еще тот язык, на котором она разговаривала...— Врач уставился на лежавший перед камином коврик и задумчиво подергал себя за нижнюю губу.— Есть, конечно, похожее состояние, но мы знаем о нем совсем мало: это форма лунатизма, при которой у больного неожиданно проявляются способности и знания, которых никогда не было раньше. При этой форме вторая личность стремится разрушить первую. Однако...— Психиатр не закончил фразу и неожиданно взглянул на Крис.

— Это очень запутанно,— пробормотал он.— И я все значительно упрощаю. Ей необходимо обследоваться у нескольких специалистов в течение двух или трех недель. Проводить обследование нужно тщательно, скажем, в бэрринджеровской клинике в Дэйтоне.

Крис опустила глаза.

— У вас есть затруднения?

— Нет. Все в порядке.— Она вздохнула— Просто я потеряла надежду. Вот и все.

— Я не понял вас.

— Это моя личная трагедия.

Психиатр позвонил из кабинета в клинику Бэрринджера. Риган согласились принять и советовали привезти ее на следующий же день.

Врачи ушли.

Крис вспомнила о Дэннингсе, и ей стало грустно. С размышлением о смерти нахлынули мысли о пустоте, о невыносимом одиночестве и спокойствии под землей, где нет никакого движения. Никакого движения...

Она заплакала: «Это слишком. Я не могу...»

В конце концов она успокоилась и начала собирать вещи.

Крис стояла в своей спальне и выбирала парик для поездки в Дэйтон. Неожиданно в дверях появился Карл. Он сообщил, что к ней кто-то пришел.

— Кто там?

— Детектив.

— И он пришел ко мне?

Карл кивнул. Потом передал ей визитную карточку. Крис бегло пробежала ее. «УИЛЬЯМ Ф. КИНДЕРМАН,— стояло на визитке,— ЛЕЙТЕНАНТ». А в нижнем левом углу, как забытая всеми сирота, приткнулась еще одна надпись: «Отделение по расследованию убийств». Отпечатана она была замысловатым готическим шрифтом; отдать предпочтение такой изощренной форме букв мог, очевидно, только какой-нибудь любитель древности.

Крис оторвала взгляд от карточки. В душе у нее зародилось смутное подозрение.

— Карл, а нет ли у него в руках чего-нибудь такого, что может оказаться рукописью сценария? Какого-нибудь большого конверта или свертка?

Карл отрицательно покачал головой. Крис стало любопытно, и она поспешила вниз. Бэрк? Может быть, это имеет какое-то отношение к Бэрку?

Детектив тоскливо слонялся по залу, зажав свою бесформенную шляпу в толстых, коротких, только что наманикюренных пальцах. Это был пухлый человек лет пятидесяти. Толстые щеки лоснились от частого и тщательного употребления хорошего мыла. На нем болтались мятые брюки, потертые и мешковатые, никак не соответствующие его прилежному уходу за собственным телом. Старомодное твидовое пальто бесформенно висело. Его карие, влажные, немного раскосые глаза были, казалось, постоянно обращены в прошлое, в них отражалась тоска по ушедшему времени. Крис заметила, что дыхание детектива было напряженное, с подкашливанием, как у астматика.

Она подошла ближе. Детектив протянул ей руку и заговорил каким-то болезненно-хриплым шепотом:

— Ваше лицо я бы узнал в любом гриме, миссис Макнил.

— Разве на мне сейчас грим? — искренне удивилась Крис, пожимая его руку.

— О Боже мой, конечно нет,— поспешно поправился он и замахал рукой, как будто отгонял муху.— Это формальность. Вы сейчас заняты, давайте завтра. Я приду завтра еще раз.

Он повернулся и собрался было уходить, но Крис взволнованно спросила:

— А что случилось? Бэрк? Бэрк Дэннингс?

Беспечность детектива еще сильнее взбудоражила ее интерес и беспокойство.

— Мне даже неудобно. Неловко как-то,— вздохнул тот, опустив глаза.

— Его убили? Вы из-за этого пришли ко мне? Его убили? Да?

— Нет-нет. Это простая формальность,— повторил детектив.— Ничего особенного. Ведь вы понимаете, он был знаменитым человеком, поэтому мы не могли оставить все просто так. Мы не могли,— чуть ли не извиняясь, продолжал он.— Только один или два вопроса. Он упал? Или, может быть, его кто-то подтолкнул? — Детектив ритмично покачивал рукой и головой. Потом пожал плечами и хриплым голосом добавил: — Кто знает?

— Его не ограбили?

— Нет, его не ограбили, миссис Макнил, его никто не грабил. Но в наше время ограбление — это не единственная причина для убийства Сегодня, миссис Макнил, искать повод для убийства очень хлопотно, это только лишняя обуза. Наркотики, проклятые наркотики.— Детектив недовольно замолчал.— Эти наркотики, ЛСД...— Он посмотрел на Крис и забарабанил пальцами по груди.— Поверьте мне, я сам отец, и, когда вижу, что происходит вокруг, у меня сердце разрывается. У вас есть дети?

— Да, один ребенок.

— Сын?

— Дочка.

— Так-так...

— Пойдемте в кабинет, — нетерпеливо перебила Крис и повернулась, чтобы проводить его.

— Миссис Макнил, можно попросить вас об одном одолжении?

— Да, пожалуйста.

— Мой желудок.— На лице его появилось выражение нестерпимого мучения.— У вас не найдется стаканчика минеральной воды? Если это трудно, то не надо. Я ничем не хочу вас беспокоить.

— Нет-нет, это меня совсем не затруднит. Присядьте пока в кабинете,— Она показала, где находится кабинет, и пошла на кухню.— По-моему, у меня в холодильнике стоит одна бутылка.

— Нет-нет, я тоже пойду на кухню,— возразил детектив, следуя за ней.— Я так не люблю причинять лишние хлопоты.

— Ничего страшного.

— Да нет, я же вижу, что вы заняты. У вас есть дети? — спросил он по дороге на кухню.— Ах да, все правильно, у вас есть дочка, вы же мне говорили, все правильно. Одна дочка.

— Одна дочка.

— Сколько ей лет?

— Только что исполнилось двенадцать.

— Тогда вам еще рано волноваться.— Детектив вздохнул.— Еще рано. Вот немного попозже вам придется смотреть в оба.— Он покачал головой. Крис заметила, что походка у него была вразвалку.— Когда вы наблюдаете за происходящими в мире событиями, вы перестаете во что-либо верить. Это немыслимо. Все сошли с ума. Вы знаете, я как-то глянул на свою жену и сказал: «Мэри, весь мир находится в каком-то постоянном нервном напряжении. Все сошли с ума. Весь белый свет».

Они вошли на кухню. Карл чистил плиту. Он не заметил их и не оглянулся.

— Мне и правда так неловко,— хрипло пробормотал детектив и уставился на Карла. Взгляд его с любопытством скользил по его спине, рукам и шее. Так, наверное, маленькая птичка скользит по поверхности озера.— Я встретился с известной кинозвездой,—• продолжал он,— и прошу ее дать мне стакан минеральной воды. О Боже!

Крис нашла бутылку и теперь искала открывалку.

— Вам со льдом? — поинтересовалась она.

— Нет, просто так. Я люблю просто так.

Крис открыла бутылку.

— Вы помните фильм с вашим участием, который называется «Ангел»? — спросил детектив.— Я смотрел его шесть раз.

— Если вы ищете убийцу,— съязвила Крис, наливая пузырящуюся шипящую жидкость,— то арестуйте продюсера и редактора.

— Нет-нет, фильм был превосходный и мне очень понравился.

— Садитесь.— Она кивком указала на стул.

— Спасибо.— Детектив сел.— Нет, фильм был чудесный. Такой трогательный. Только одно упущение. Одна крошечная незначительная помарка. Спасибо вам большое.

Крис поставила стакан с водой и села напротив него, сложив руки перед собой на столе.

— Так вот, что касается небольшой погрешности,— как бы извиняясь, продолжал детектив.'— Совсем маленькой. И уж, пожалуйста, поверьте, что я — дилетант. Вы же понимаете, я всего-навсего простой зритель. Но все же мне показалось, что музыкальное оформление в некоторых сценах действовало на нервы. Оно было слишком навязчивым,— Теперь детектив говорил начистоту и был увлечен разговором.— Из-за этой музыки я постоянно чувствовал, что нахожусь в кинозале. Вы меня понимаете? И что все действующие лица — это только симпатичные актеры. Это меня расстроило. А кстати, о музыкальном оформлении: композитор ничего не позаимствовал у Мендельсона?

Крис тихо барабанила пальцами по столу.

«Странный детектив. И почему это он постоянно посматривает в сторону Карла?»

— Вот этого я не знаю,— отрезала Крис.— Но я рада, что фильм вам понравился. Лучше выпейте вот это.— Она указала на стакан с водой.— А то весь газ выйдет.

— Да-да, конечно, я заболтался. Вы заняты. Простите меня.— Детектив поднял стакан, как будто хотел произнести тост, и осушил его.— Вода хорошая, очень хорошая.— Отставляя стакан, детектив заметил фигурку птицы, слепленную Риган. Птица стояла на столе, и ее клюв забавно свисал над солонкой и перечницей.— Необычная фигурка— Детектив улыбнулся.— Симпатичная. Это работа профессионального скульптора?

— Нет. Моей дочери,— возразила Крис.

— Очень симпатичная птица.

— Видите ли, я не люблю, когда...

— Да-да, я понимаю, я причиняю много хлопот. Только один-два вопроса — и все. Даже один вопрос.— Он взглянул на часы, будто торопился на свидание.— Так как несчастный мистер Дэннингс закончил съемки в нашем городе, то мы подумали, может быть, в день катастрофы он ходил к кому-нибудь в гости. Кроме вас у него были знакомые где-нибудь поблизости от этого места?

— Он был у меня в тот вечер,— уточнила Крис.

— Да? — Детектив удивленно поднял брови.— Как раз перед тем, как случилось несчастье?

— А когда это случилось? — заволновалась Крис.

— В семь часов пять минут,— ответил детектив.

— Да, примерно в это время.

— Тогда все становится понятно,— Киндерман кивнул и заерзал на стуле, как будто собирался подняться и уйти.— Он был пьян, а когда уходил домой, свалился с лестницы. Да, все становится понятно. Тогда для протокола скажите мне, во сколько приблизительно он ушел из вашего дома?

— Я не знаю,— ответила Крис.— Я его не видела.

— Я не понял вас.

— Видите ли, он приходил сюда, когда меня не было дома. Я ходила в росслинскую лабораторию.

— А, понимаю. Конечно. Но тогда откуда вы знаете, что он был здесь?

— Мне сказала Шарон.

— Шарон? — перебил детектив.

— Шарон Спенсер. Это мой секретарь. Она была здесь, когда заходил Бэрк, она...

— Он приходил к ней?

— Нет, ко мне.

— Да-да, конечно. Простите, что я вас перебил.

— У меня заболела дочка, и Шарон, оставив его с ней, пошла за лекарством. Когда я вернулась домой, Бэрк уже ушел.

— Когда это было?

— В семь пятнадцать.

— А когда вы ушли?

— Где-нибудь около четверти седьмого.

— Когда ушла мисс Спенсер?

— Я не знаю.

— Между уходом мисс Спенсер и вашим возвращением кто еще находился в доме с мистером Дэннингсом? Кроме вашей дочери?

— Никого.

— Никого? И он оставил ее одну?

Крис кивнула.

— Слуг не было?

— Нет. Уилли и Карл в это время...

— Кто они такие?

Крис почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Она вдруг поняла, что эта невинная беседа оказалась на деле самым настоящим допросом.

— Карл, вот он.— Она кивком указала на слугу. Тот все еще чистил плиту...— А Уилли — его жена,— продолжала Крис.— Они ведут хозяйство. Я их отпустила вчера после обеда, а когда вернулась, их еще не было дома. Уилли...

Крис запнулась.

— Что Уилли?

— Да нет, ничего.— Она пожала плечами и отвела взгляд от мускулистой спины Карла. Крис заметила, что плита была абсолютно чистой. Почему же Карл так усердно скреб ее?

Крис достала сигарету. Киндерман дал ей прикурить.

— Итак, только ваша дочь знает, когда Дэннингс ушел из дома?

— Это был несчастный случай?

— Конечно. Это формальность, миссис Макнил, простая формальность. Мистера Дэннингса не ограбили, и у него не было врагов. По крайней мере, мы не знаем, чтобы такие были в нашем городе.

Крис на секунду взглянула на Карла и быстро перевела взгляд на Киндермана. Заметил ли он? Кажется, не заметил. Он ощупывал фигурку птицы.

— Эта птица ведь как-то называется, но я никак не могу вспомнить, как именно. Нет, не могу.-— Детектив заметил во взгляде Крис легкое смущение.— Извините меня, вы так заняты. Еще минуточку — и все. Так вы говорите, ваша дочь не знает, когда ушел мистер Дэннингс?

— Нет, вряд ли. Ей ввели большую дозу снотворного.

— О, извините, мне так неловко, так неловко.— В его раскосых глазах засветилось участие.— С ней что-нибудь серьезное?

— Боюсь, что да.

— Могу я узнать?..— осторожно полюбопытствовал детектив.

— Мы еще сами толком не знаем.

— Опасайтесь сквозняков,— предупредил он.

Крис, казалось, ничего не слышала.

— Сквозняк зимой — прекрасное поле деятельности для микробов. Так говорила моя мать. Может быть. Но все эти приметы и народные мудрости для меня все равно что меню в шикарном французском ресторане: великолепный камуфляж всяких гадостей вроде лягушек, есть которых просто так никогда не придет вам в голову,— честно признался он.— Ее комната на втором этаже?

Крис кивнула.

— Не открывайте окно, и она скоро поправится.

— Вы знаете, там окно всегда закрыто,— заверила детектива Крис, пока он искал что-то во внутреннем кармане пиджака.

— Она выздоровеет,— повторил детектив нравоучительно.— И помните: немного предосторожности...

Крис снова забарабанила пальцами по столу.

— Вы заняты. Все, я уже ухожу. Только запишу кое-что для формальности, и все.

Он извлек из кармана отснятую на ротапринте смятую программку школьной постановки «Сирано де Бержерака». Потом порылся в кармане пальто и достал замусоленный огрызок карандаша, заточенный, как показалось Крис, с помощью ножниц.

Детектив развернул программку на столе и попытался ее разгладить.

— Только пару фамилий,— вздохнул он.— Спенсер пишется через два «е»?

— Да, через два «е».

— Через два «е»,— бормотал детектив, записывая фамилию.— А ваши слуги? Джон и Уилли?..

— Карл и Уилли Энгстром.

— Карл. Ну да, правильно, Карл. Карл Энгстром.— Он записывал имена крупными буквами.— Я вспоминаю времена,— отвлекся детектив, поворачивая программку в поисках чистого места,— я вспоминаю... Нет, подождите. Я совсем забыл. Да, так насчет ваших слуг: когда, вы говорили, они пришли домой?

— Я еще ничего об этом не говорила. Карл, ты вчера вечером когда вернулся домой? — обратилась Крис к слуге.

Швейцарец обернулся с невозмутимым лицом.

— Ровно в девять часов тридцать минут, мадам.

— Да, верно, ты забыл дома ключи. Я вспомнила, что посмотрела на часы, когда ты позвонил в дверь.

— Интересную картину смотрели? — поинтересовался у Карла детектив.— Я никогда не хожу на фильмы после рекламы,— объяснил он, обращаясь к Крис.— Мне важно, что о фильме думают живые люди, зрители.

— «Король Лир» с участием Скофилда,— отчетливо произнес Карл.

— А, этот фильм я уже видел. Прекрасный фильм. Отличнейший фильм.

— Да В кинотеатре «Крэст»,— продолжал Карл.— Шестичасовой сеанс, вечерний. Сразу после фильма я сел в автобус.

— Это не так важно,— попытался убедить его детектив.— Помилуйте.

— Мне не трудно.

— Ну, если вы настаиваете...

— Я вышел на пересечении Висконсин-авеню и М-стрит. Было где-то около двадцати минут десятого. Потом я шел пешком до дома.

— Что вы, помилуйте, это уж совсем не важно,— заверил его детектив.— Но тем не менее большое спасибо. Вы мне очень помогли. Вам понравилось кино?

— Великолепный фильм.

— Да, я с вами вполне согласен. Ну, а теперь...— Киндерман повернулся к Крис, продолжая что-то записывать на программке.— Я отнял у вас так много вашего драгоценного времени, но это ведь моя работа. Еще минуточку, и я ухожу. Трагично. Как трагично. Такой талант. И такой человек. Он умел обращаться с людьми. С такими людьми, от которых зависело, будет фильм хорошим или нет: с оператором, со звукооператором, с композитором, ну и с другими. Пожалуйста, поправьте меня, если я заблуждаюсь, но мне кажется, что такой знаменитый человек должен стоять в одном ряду с Дэйлом Карнеги, например. Может быть, я не прав?

— Иногда Бэрка удавалось вывести из себя,— вздохнула Крис.

Детектив положил программку на место.

— Ну, возможно, такое бывает у всех великих людей, у всех знаменитостей, а он ею был,— Киндерман опять что-то записал.— Многое зависит и от маленьких людей, так сказать от серой массы. Эти люди отвечают за всякие мелочи, а эти мелочи вместе составляют немаловажные детали. Как вы считаете?

Крис бросила взгляд на свои ногти и решительно покачала головой.

— Если Бэрк и сердился, он никогда никого не унижал, — заявила она, и на ее лице появилась чуть заметная горькая улыбка.— Сэр, когда он напивался, такое, может быть, и случалось.

— Ну вот и все. Теперь мы закончили.— Киндерман поставил последнюю точку,— О нет, подождите — Он вдруг спохватился.— А миссис Энгстром? Они ушли и пришли вместе? — Детектив махнул рукой в сторону Карла.

— Нет, она ходила смотреть фильм с участием «Битлз» и пришла через несколько минут после меня.

— Зачем я это спросил? Это не имеет никакого значения.— Киндерман пожал плечами, сложил программку и засунул ее в карман пиджака с карандашным огрызком.— Ну вот и все. Когда я вернусь в контору, безусловно, вспомню, о чем забыл вас спросить. У меня всегда так бывает. Тогда я вам позвоню.

Детектив шумно выдохнул воздух и встал.

Крис поднялась вместе с ним.

— Вы знаете, я уезжаю из города недели на две,— сказала она.

Это не срочно,— успокоил ее детектив, посмотрел на фигурку птицы и улыбнулся.— Симпатичная. Очень симпатичная птичка

Потом взял ее в руки и потер клюв большим пальцем.

Крис нагнулась и подняла с пола какую-то нитку.

 — У вас хороший врач? — вдруг спросил детектив.— Я имею в виду врача, который лечит вашу дочь.

Он поставил фигурку на место и собрался уходить. Крис пошла за ним, наматывая по дороге нитку на большой палец.

— У меня их очень много,— тихо проговорила она.— Но сейчас я хочу, чтобы ее обследовали в клинике. Там занимаются примерно тем же, что и вы, только объектом внимания врачей являются бактерии и вирусы.

— Будем надеяться, что со своей работой они справляются лучше меня. Эта клиника находится не в городе?

— Нет, не в городе.

— Хорошая?

— Посмотрим.

— Держите девочку подальше от сквозняков.

Они дошли до парадной двери. Киндерман взялся за ручку.

— Я мог бы сказать, что мне было очень приятно, но в связи с такими обстоятельствами... Извините, ради Бога. Мне так неловко.

Крис, скрестив руки, рассматривала коврик. Не глядя на детектива, она кивнула в ответ.

Киндерман открыл дверь и вышел на крыльцо. Он еще раз повернулся к Крис и, уже надевая шляпу, откланялся:

— Желаю вашей дочери быстрейшего выздоровления.

— Спасибо.— Крис тускло улыбнулась.— А вам — удачи в ваших делах.

Детектив кивнул, его взгляд был теплым и слегка грустным. Крис наблюдала, как Киндерман подошел к дежурной полицейской машине, ожидавшей его на углу перед пожарным гидрантом. Он рукой прижимал к голове шляпу, спасая ее от порывов южного ветра. Полы его пальто трепетали. Крис закрыла дверь.

Киндерман сел в полицейскую машину, потом обернулся и еще раз взглянул на дом Ему почудилось, что в комнате Риган произошло какое-то движение: гибкая, едва различимая тень мелькнула и тут же скрылась. Киндерман не мог точно сказать, было это на самом деле или ему показалось. Но он заметил, что ставни раскрыты. Странно. Он немного подождал. Но никто не появлялся. Детектив нахмурился, потом открыл бардачок и вынул оттуда маленький коричневый конверт и перочинный ножик. Он раскрыл конверт и с помощью крошечного лезвия выскреб из-под ногтя большого пальца краску, содранную с фигурки птицы. После этого он заклеил конверт и кивнул шоферу-сержанту. Автомобиль тронулся с места.

Конверт Киндерман положил в карман.

— Не спеши,— предупредил он шофера, увидев, что впереди образовался затор, и устало потер глаза руками,— Это работа, а не удовольствие. Что за жизнь. Что за жизнь!

Вечером того же дня, в тот момент, когда доктор Кляйн вводил Риган успокаивающее, чтобы без проблем перевезти ее в дэйтонскую клинику, лейтенант Киндерман задумчиво стоял в своем кабинете, опершись ладонями о стол. Он пытался сосредоточиться, чтобы тщательно обдумать и увязать воедино имевшиеся в распоряжении следствия разрозненные факты. Сведения, им полученные, пока что сливались в одну непостижимую загадку. Узкий луч старинной настольной лампы выхватывал из темноты разбросанные по столу доклады и отчеты. Вся остальная комната тонула во мраке. Киндерману казалось, что направленный на бумаги свет каким-то образом поможет и ему направить мысли в нужную сторону.

Детектив тяжело дышал, взгляд его блуждал по окружающим предметам, ненадолго задерживаясь то на одном, то на другом. Он сделал глубокий вдох и сомкнул веки. «Нужно очистить мозги,— говорил он себе, как делал это всякий раз, когда хотел взглянуть на проблему с новой точки зрения.— Я должен выбросить из головы все посторонние мысли».

Наконец Киндерман вновь открыл глаза и принялся изучать заключение патологоанатома о смерти Дэннингса:

«...повреждение спинного мозга, перелом костей черепа и шеи. Многочисленные ушибы, разрывы и ссадины; кожа шеи растянута. На ней кровоподтеки. Сдвиги грудинно-сосковой, пластырной, трапециевидной и различных мелких мышц шеи. Перелом позвоночника Сдвиг передних и задних связок спины...»

Киндерман выглянул из окна. Светилась ротонда Капитолия. Конгресс засиживался допоздна Он опять закрыл глаза и припомнил разговор с патологоанатомом, состоявшийся в ту ночь, когда умер Дэннингс.

«Такие повреждения могли быть получены в результате падения?»

«Нет, вряд ли. Грудинная и трапециевидная мышцы должны были воспрепятствовать этому. Кроме того имеются еще мышцы шеи, связки и тому подобное...»

«Понятно... И все же скажите прямо: возможно это или невозможно...»

«Видите ли, он был пьян, и мышцы, безусловно, были расслаблены. Если толчок оказался сильным и...»

«И если предположить, что он падал с высоты двадцати или тридцати футов...»

«Да, конечно. Кроме того, сразу после удара его голова должна была стукнуться обо что-то. Другими словами, при стечении ряда обстоятельств... падение, конечно, могло привести к летальному исходу. Могло... Я повторяю: могло...»

«А мог ли это сделать другой человек?»

«Да, но он должен обладать большой силой».

 Киндерман проверил алиби Карла Энгстрома на момент смерти Дэннингса. Время сеанса в кинотеатре совпадало, равно как и время проезда транзитного автобуса. Кроме того, шофер автобуса, на котором Карл, по его собственному утверждению, возвращался домой, закончил работу и сменился на остановке, где Висконсин-авеню пересекает М-стрит, именно там, где, по словам Карла, он и сошел приблизительно в 9.20. Автобус немного запаздывал, но шофер успел нагнать время в дороге и приехал на остановку в 9.18.

На столе у Киндермана лежал еще один документ: обвинение Энгстрома в уголовном преступлении от 27 августа 1963 года Он обвинялся в неоднократном хищении наркотиков на протяжении нескольких месяцев. Брал он их из дома врача в Беверли Хиллз, где служил вместе с Уилли:

«...родился 20 апреля 1921 года в Цюрихе (Швейцария), женился на Уилли Браун 7 сентября 1941 года. Дочь Эль-вира родилась в Нью-Йорке 11 января 1943 года, адрес неизвестен. Подсудимый...»

А дальше шло совсем непонятное.

Врач, который, без всякого сомнения, должен был выиграть дело, неожиданно, не дав никаких объяснений, отказался от обвинения.

Через два месяца Энгстромы нанялись на работу к Крис Макнил, Это означало, что врач дал им положительную рекомендацию.

Энгстром, безусловно, воровал наркотики, но медицинская экспертиза показала, что у него не было ни малейших признаков, изобличавших его как наркомана.

Почему?

Детектив все еще не открывал глаз. Он начал тихо декламировать «Бармаглота» Льюиса Кэрролла:

«Варкалось. Хливкие шорьки...»

Это тоже помогало ему прояснить сознание.

Дочитав стихотворение, он открыл глаза и уставился на ротонду Капитолия. Попытался ни о чем не думать. Но, как и прежде, ему это не удавалось. Детектив вздохнул, и взгляд его упал на отчет полицейского психолога — об осквернении в Святой Троице.

 «...статуя... фаллос... экскременты... Дэмьен Каррас..» Некоторые слова были подчеркнуты красным карандашом. Киндерман посидел немного в тишине, потом, достав пособие по колдовству и черной магии, открыл его...

«Черная месса... форма поклонения дьяволу. Ритуалы, как правило, включают в себя:

1) проповедование зла среди членов общины;

2) совокупление с бесом (по общему мнению, болезненное, так как пенис беса обычно описывается как “ледяной”);

3) различные осквернения, чаще всего сексуальные.

Так, например, из мучной пыли, фекалий, менструальной крови и гноя изготавливают нечто вроде огромных гостий — облаток для причастия, которые затем разрезают и используют в качестве имитации влагалища. Священнослужители производят акт совокупления, выкрикивая при этом, что они насилуют саму Святую Деву Марию или вступают в содомистскую связь с Христом. В других случаях девушкам вводят во влагалище статуэтку, изображающую Христа, а в область ануса вставляют гостию, после чего священник, проламывая эту гостию, совершает содомистское насилие и произносит всякого рода богохульные слова Большая роль в таких ритуалах зачастую отводится статуям Христа и Богоматери. Так, ярко раскрашенной для придания ее облику большего распутства статуе Святой Девы приделывают груди, и дьяволопоклонники сладострастно сосут их. Или создают на такой статуе имитацию влагалища и вонзают туда пенис. А статую Христа снабжают фаллосом, и потом как мужчины, так и женщины совершают с ним самые невероятные развратные действия. Иногда в роли распятого на кресте Христа заставляют выступать живого человека, а извергнутое им в результате непристойных развлечений семя собирают в специальные сосуды и используют для изготовления гостии, которую затем пачкают в экскрементах и кладут на алтарь...»

Киндерман перелистал страницы и нашел абзац, в котором описывались ритуалы, связанные с человеческими жертвоприношениями. Он медленно прочитал его, покусывая себя за подушечку указательного пальца. Закончив чтение, он нахмурился и покачал головой. В задумчивости детектив взглянул на лампу и выключил ее. Потом вышел из здания и поехал в морг.

 Дежурный, сидевший за письменным столом, жевал бутерброд с ветчиной и сыром. Завидев приближающегося Киндермана, он быстро стряхнул крошки с кроссворда.

 — Дэннингс,— хрипло прошептал детектив.

Дежурный кивнул, записал в кроссворде какое-то пятибуквенное слово, потом поднялся и, прихватив с собой бутерброд, пошел по холлу. Киндерман последовал за ним, зажав в руке шляпу. Ему казалось, что вокруг пахнет тмином и витает еще какой-то запах, похожий на запах горчицы. Они подходили к морозильным установкам, которые хранят тех, кто спит вечным сном без сновидений.

Они остановились у номера 32. Дежурный с безразличным выражением на лице выдвинул ящик с трупом Потом откусил кусок бутерброда, и маленькая крошка ржаного хлеба, испачканная майонезом, упала на саван. Некоторое время Киндерман смотрел вниз. Потом медленно и очень аккуратно отодвинул край простыни и увидел то, во что никак не хотел верить.

Голова Дэннингса была повернута на 180° и лежала затылком вверх. 

Глава пятая

По глинистой овальной дорожке зеленой низины университетского кампуса в полном одиночестве бегал трусцой Дэмьен Каррас. На нем были шорты цвета хаки и хлопчатобумажная футболка, насквозь пропитанная потом. Впереди на холме белел известковый купол астрономической обсерватории. Сзади находилась медицинская школа, которую со всех сторон обступали холмы развороченной земли.

С тех пор как: Дэмьена освободили от обязанностей советника и воспитателя, он приходил сюда каждый день и накручивал круги в погоне за здоровым, спокойным сном. Он уже почти выздоровел, вырвав из сердца цепкие когти горя. Теперь оно почти отпустило его.

Двадцать кругов...

Почти отпустило.

Еще! Еще парочку!

Почти отпустило...

Кровь гудела в его сильных мышцах. Длинными пружинистыми шагами Каррас огибал поворот и тут заметил человека, сидящего на той самой скамейке, где он оставил свитер, полотенце и брюки. Дэмьену показалось, что человек наблюдает за ним. Может быть, он ошибся? Нет... Человек повернул голову в том направлении, куда побежал Каррас.

Священник увеличил скорость и пошел на последний круг. Ему казалось, что от его шагов дрожит земля. Потом Дэмьен замедлил бег; тяжело и шумно вдыхая воздух, он перешел к ходьбе. Дэмьен прошел мимо скамейки, прижимая руки к бокам и не обращая на незнакомца никакого внимания. Мускулистая грудь и плечи сильно растянули рубашку и деформировали надпись «философы», нанесенную на ткань с помощью трафарета. Когда-то эти буквы были черными. Но в результате частой стирки они потускнели и теперь едва прочитывались.

— Отец Каррас? — хрипло позвал лейтенант Киндерман.

Священник оглянулся и, прищурив глаза от солнечного света, кивнул. Он подождал, пока Киндерман подошел к нему, а потом жестом пригласил его пройтись.

— Вы не возражаете? А то я упаду,— задыхаясь, пошутил он.

— Конечно, конечно, пожалуйста,— без особого энтузиазма согласился детектив и засунул руки в карманы.

— Мы не встречались раньше? — начал иезуит.

— Нет, святой отец. Нет, но мне кто-то говорил, что вы похожи на боксера. По-моему, какой-то священник, я уже не помню.— Детектив вытащил бумажник.— У меня совершенно нет памяти на имена.

— А свое собственное имя вы помните?

— Уильям Киндерман, святой отец.— Сыщик показал служебное удостоверение.— Отдел по расследованию убийств.

— Правда? — Каррас рассматривал значок и удостоверение с нескрываемым мальчишеским любопытством. Его взмокшее, раскрасневшееся лицо выражало наивность.— А что случилось?

— Вы знаете, святой отец,— задумался на секунду Киндерман, вглядываясь в грубые черты лица священника,— вы действительно похожи на боксера. Извините меня, но этот шрам, вот этот, около глаза, делает вас похожим на Брандо из кинофильма «В порту». Вы настоящий Брандо. Вам, наверное, все об этом говорят, святой отец?

— Нет, не говорят.

— А вы когда-нибудь занимались боксом?

— Совсем немного.

— Вы из Вашингтона?

— Из Нью-Йорка.

— Клуб «Золотые перчатки»? Я угадал?

— Вы дослужитесь до капитана.— Каррас улыбнулся. — Чем могу быть полезен?

— Замедлите немного шаг, пожалуйста. Эмфизема.— Детектив указал на свое горло.

— Извините.— Каррас пошел медленнее.

— Ничего. Вы курите?

— Да.

— Вам не следует курить.

— Да, конечно. А теперь объясните мне, в чем все-таки дело.

— Разумеется. Я заболтался. Между прочим, вы сейчас не заняты? — поинтересовался детектив.— Я не отрываю вас от чего-нибудь?

— От чего именно? — удивился Каррас.

— Может быть, от молитвы.

— Да, вы непременно будете капитаном.— Каррас загадочно улыбнулся.

— Извините, я что-нибудь упустил?

Каррас покачал головой, но улыбка не сходила с его губ.

— Я сомневаюсь, что вы вообще когда-либо что-либо упускаете,— возразил он.

Киндерман остановился и попытался придать своему лицу сконфуженное выражение, но, встретив взгляд священника, опустил голову и рассмеялся.

— Ну да. Конечно... конечно... вы же психиатр. Кого я хочу провести? — Он пожал плечами.— Вы знаете, святой отец, у меня такая привычка. Вы уж меня простите. У меня свои методы. Ну хорошо, давайте остановимся, и я вам расскажу, о чем, собственно говоря, идет речь.

— Осквернения,— угадал Каррас, кивнув головой.

— Да, мой метод не удался,— спокойно заметил детектив.

— Извините.

— Ничего, святой отец, я заслужил это. Да, эти происшествия в церкви,— подтвердил он.— Верно. Но помимо этого и еще кое-что более серьезное.

— Убийство?

— Да. Отгадайте еще что-нибудь. Мне это нравится.

— Но вы же из отдела по расследованию убийств.— Иезуит пожал плечами.

— Это ничего не значит, Марлон Брандо. Ничего не значит. Вам не говорили раньше, что вы очень умный священник?

— Моя вина,— пробормотал Каррас. Он продолжал улыбаться, хотя начал понимать, что помимо воли задел своего собеседника.— Я все же не понимаю, какая здесь связь?

— Послушайте, святой отец, можно мне надеяться, что этот разговор останется между нами? Конфиденциально? Так сказать, небольшая исповедь?

— Конечно.— Дэмьен открыто смотрел на детектива.— Так в чем дело?

— Вы знаете режиссера, который снимал здесь фильм, святой отец? Бэрка Дэннингса?

— Да, я видел его.

— Вы его видели.— Детектив кивнул головой.— Вы знаете, как он умер?

— Ну, из газет... — Каррас снова пожал плечами.

— Это только часть правды.

— Да?

— Только часть. Послушайте, а что вы знаете о поклонении дьяволу?

— Что?

— Терпение. Я вас подвожу к главному. Поклонение дьяволу — вам это знакомо?

— Немного.

— А все, что касается самих ведьм, не охоты на них, а самих ведьм?

— Да, я когда-то писал статью по этому вопросу,— Каррас улыбнулся.— С точки зрения психиатрии.

— В самом деле? Отлично! Это большой плюс. Просто подарок судьбы. Вы можете мне очень помочь, даже в большей степени, чем я ожидал. Послушайте, святой отец... В общем, давайте поговорим о поклонении дьяволу...

Киндерман буквально вцепился в руку священника Они прошли по изгибу дорожки и направились к скамейке.

— Знаете, святой отец,— вновь заговорил детектив,— я человек мирской и далеко не специалист в этих вопросах. Откровенно говоря, образованностью тоже не отличаюсь. Во всяком случае, в формальном значении этого слова. Но я много читаю. Я знаю, как относятся в обществе к людям, которые, что называется, «сами себя сделали». Их считают отвратительными, ни на что не годными дилетантами, ну и все такое... Самообразование отнюдь не в почете. Однако я ничуть этого не стыжусь. Поверьте мне, ни капельки. Я...— он вдруг оборвал себя на полуслове, потупился и покачал головой.— Ну вот, опять ударился в лирические откровения. Знаете, дурная привычка — много болтать. Извините. Я понимаю, вы очень занятой человек...

— Да, я молюсь.

Иезуит произнес это мягким тоном, но в то же время голос его был сухим и лишенным всякого выражения.

Киндерман на миг застыл и бросил на священника удивленный взгляд.

— Вы это серьезно? Неужели? — Он вновь повернулся и двинулся вперед — Итак, осквернения... Они у вас никак не ассоциируются с поклонением дьяволу?

— Возможно. Такие ритуалы есть в черной мессе.

— Это уже хорошо. А теперь насчет Дэннингса Вы читали, как он умер?

— Он упал.

— Ну что ж, я скажу вам. Только, пожалуйста, пусть это останется между нами.

— Конечно.

Детектив вдруг помрачнел, ибо священник прошел в этот момент мимо скамейки и, судя по всему, отнюдь не намеревался присесть на нее.

— Вы не возражаете, святой отец? — В голосе Киндермана слышалась едва ли не мольба.

— Против чего? — Каррас непонимающе взглянул на собеседника.

— Против того, чтобы остановиться и, быть может, посидеть где-нибудь,— пояснил детектив.— Например, вот здесь.

— О, конечно.

Они повернули обратно к скамейке.

— У вас не будет колик? Или судорог?

— Нет, я уже отдышался после бега.

— Вы уверены?

— Да, вполне.

— Ну что ж, тогда прекрасно.

— Итак... О чем вы говорили?

— Да-да, сейчас, одну секунду, пожалуйста.

Киндерман со вздохом облегчения опустился на скамейку.

— Ну вот, отлично, так будет значительно лучше,— пробормотал он, в то время как иезуит вытирал полотенцем блестящее от пота лицо.— Старость, знаете ли, не радость...

— Вы спрашивали о Бэрке Дэннингсе?

— Бэрк Дэннингс... Бэрк Дэннингс...— Детектив пристально уставился на свои ботинки. Потом поднял взгляд и посмотрел прямо в лицо Каррасу.— Бэрка Дэннингса, святой отец, нашли у подножия длинной лестницы ровно в семь часов пять минут. Ему, словно цыпленку, свернули голову на сто восемьдесят градусов.

Отчаянные крики раздались с бейсбольного поля, где тренировалась университетская команда. Каррас замер и заглянул лейтенанту в глаза.

— Так это произошло не в результате падения? — наконец произнес священник.

— В принципе все возможно.— Киндерман пожал плечами.— Но...

— Маловероятно,— задумчиво продолжил Каррас.

— И что вам приходит в голову относительно поклонения дьяволу?

— Ну,— вымолвил наконец иезуит,— предположим, что бесы таким образом ломают шеи ведьмам. По крайней мере, так утверждает легенда.

— Легенда?

— В основном да. Хотя, по-моему, некоторые люди умирали подобным образом. Наиболее вероятно, что это были члены общества дьяволопоклонников, которые либо отреклись от черной мессы, либо выдали ее секреты. Но это только догадка.

Киндерман кивнул.

— Точно. Я вспомнил о подобном убийстве в Лондоне. Это было уже в наше время. Вернее, не так давно, четыре или пять лет назад, святой отец. Я читал об этом в газетах.

— Да, я тоже читал, но все это оказалось газетной уткой. Или я ошибаюсь?

— Нет, все верно, святой отец, абсолютно верно. Но в данном случае вы можете проследить некоторую связь между убийством и осквернением в церкви. Может быть, это какой-то сумасшедший священник или некто, настроенный против церкви? А может быть, подсознательный протест...

— Больной священник,— пробормотал Каррас.— Вы об этом?

— Вы психиатр, святой отец, вот вы и скажите мне.

— Безусловно, в осквернениях есть психическое отклонение, какая-то патология...— Каррас задумчиво натягивал на себя свитер.— И если Дэннингса убили, то я считаю, что убийца страдает расстройством психики.

— И, возможно, что-то знает о поклонении дьяволу?

— Возможно.

— Возможно,— хмыкнул детектив.— Тот, кто подходит под эту статью, очевидно, живет где-то поблизости и имеет по ночам доступ в церковь.

— Больной священник...— тихо повторил Каррас и протянул руку к выгоревшим брюкам цвета хаки.

— Послушайте, святой отец, вам это, конечно, тяжело. Я все понимаю. Но ведь для священников на территории университета вы — психиатр, святой отец.

— Нет, у меня теперь другие обязанности.

— В самом деле? В середине года?

— Таков приказ.

Каррас пожал плечами и принялся надевать брюки.

— И все-таки вы должны знать, кто болен, а кто здоров,— настаивал Киндерман.— То есть вы понимаете, какую болезнь я имею в виду. Это вы должны знать.

— Совсем не обязательно, лейтенант. Совсем не обязательно. Если бы я и знал, это было бы чистой случайностью. Я не занимаюсь психоанализом. Мои обязанности — давать советы. Я действительно не знаю, кто бы это мог быть.

— Ах, ну да. Врачебная этика. Если бы вы и знали, то все равно не сказали бы.

— Скорее всего, нет.

— Между прочим, это я вспомнил так, к слову. Такая этика очень часто идет вразрез с законом. Я не хочу утомлять вас мелочами, но не так давно одного калифорнийского психиатра посадили в тюрьму за то, что он не дал полиции определенных сведений о своем пациенте.

— Это угроза?

— Не говорите ерунду. Я упомянул об этом так, к слову.

— Я всегда смогу объяснить судье, что это была исповедь,— усмехнулся иезуит, вставая, чтобы заправить в брюки футболку.— Если уж быть с вами до конца откровенным,— добавил он.

Детектив мрачно взглянул на Карраса.

— Хотите заняться делом, святой отец? — Он тоскливо поглядел куда-то в сторону.— Впрочем... Какой вы святой отец? Ведь вы же иудей. Я сразу это понял, как только увидел вас.

Иезуит фыркнул.

— Смейтесь, смейтесь,— проворчал Киндерман, а потом вдруг и сам озорно улыбнулся: — Кстати, я вспомнил сейчас одну историю. Когда я сдавал экзамен на право быть принятым на службу в полицию, один из вопросов звучал приблизительно так: «Что такое бешенство и как следует поступать, если вам придется с ним столкнуться?» И знаете, что ответил на это кто-то из тупоголовых претендентов? Догадываетесь? Он сказал: «Раввины — это иудейские священники, и я готов оказывать им всяческое содействие». Клянусь вам, это истинная правда[5].

Каррас рассмеялся.

— Может, пройдемся еще? Я провожу вас до машины. Вы оставили ее на стоянке?

Детектив молча посмотрел на него и не двинулся с места.

— Вы полагаете, наша беседа окончена? — наконец спросил он.

— Послушайте, я действительно ничего не скрываю.— Священник поставил ногу на скамейку и обхватил рукой колено.— На самом деле. Но если бы я и знал этого больного священника, я не назвал бы его имени. Скорее всего, я доложил бы об этом архиепископу. Но я даже приблизительно не могу себе представить, кто бы это мог быть.

— Ну ладно,— вздохнул детектив.— Если говорить честно, я не думал, что это мог быть священник. Если бы я объяснил, какие у меня подозрения, вы бы назвали меня ненормальным. Не знаю. Все эти общества и культы, где жизнь человеческая и гроша ломаного не стоит. Начнешь задумываться. Чтобы идти в ногу со временем, надо быть чуточку сумасшедшим.

Каррас кивнул.

— Что написано на вашей рубашке? — спросил вдруг Киндерман.

— Что именно?

— На вашей футболке,— уточнил детектив.— Надпись «Философы».

— A-а, я читал лекции одно время,— объяснил Каррас,— в Вудстокской семинарии штата Мэриленд. Я играл в бейсбольной команде низшей лиги. Она называлась «Философы».

— А высшая?

— «Богословы».

Киндерман с улыбкой покачал головой.

— «Богословы» — три... «Философы» — два...— пробормотал он.

— «Философы» — три... «Богословы» — два...— поправил его священник.

— Конечно-конечно.

— Да, именно так.

— Странно все это, очень странно,— печально произнес детектив.— Послушайте, доктор. Или я сошел с ума, или в Вашингтоне существует община ведьм. Возможно ли это в наше время?

— Ну-ну, продолжайте,— подстегнул его Каррас.

— Значит, возможно.

— Я вас не понимаю.

— Вы мне точно не ответили и опять поступили очень умно. Вы играете роль защитника дьявола, святой отец, да-да, защитника. Может быть, вы не хотите показаться доверчивым. Суеверный священник и рациональный умница Киндерман.— Он постучал пальцем у виска.— Но гений находится рядом, это наш Век разума. Правильно. Ну скажите, я прав?

Иезуит смотрел на детектива с все возрастающим уважением.

— Ну что ж, это довольно проницательное замечание.

— Тогда ладно,— Киндерман понизил голос до хрипа. — Я вас еще раз спрашиваю: может ли сейчас в Вашингтоне существовать община ведьм?

— Но я действительно не знаю,— задумался Каррас, сложив руки на груди.— Говорят, что где-то в Европе есть почитатели черной мессы.

— В наши дни?

— В наши дни.

— Такие, как в средние века, святой отец? Вы знаете, я много читал об этом, между прочим, и о сексе, и о статуях, и еще Бог знает о чем. Я не хочу вызывать у вас отвращение, но неужели они действительно этим занимались?

— Я не знаю.

— Но выскажите хотя бы свое мнение по этому поводу.

Иезуит рассмеялся.

— Ну хорошо. Тогда я считаю, что все это правдоподобно. По крайней мере, я так думаю. Но здесь я исхожу только из патологии. Ну да, об этой самой черной мессе. Все, кто этим занимался, были, видимо, психически больными. В медицине даже есть специальный термин для подобного расстройства: сатанизм. Эти люди не могут получать сексуального наслаждения, если оно не связано с богохульством и осквернением святых. Это встречается не так уж редко даже в наше время, а черная месса только подтверждает правильность моих слов.

— Еще раз прошу простить мне мое невежество, но как же все-таки обстоит дело со статуями Иисуса и Девы Марии?

— Что именно вы имеете в виду?

— Эти рассказы о них правдивы?

— Что ж, возможно, вас, как полицейского, заинтересует факт, о котором я сейчас вспомнил.— Каррас заметно оживился. Чувствовалось, что в нем проснулся ученый и исследователь.— В отчетах парижской полиции можно и сейчас найти описание интересного случая, который произошел с двумя монахами. Сейчас вспомню. По-моему, это было в Крепи. Эти два монаха пришли в гостиницу и начали ругаться, требуя трехместную кровать. Третьего «постояльца» они тащили с собой: это была статуя Богоматери в человеческий рост.

— О Боже, это потрясающе! — выдохнул детектив.— Потрясающе!

— Но это самая настоящая правда. И она подтверждает, что все, прочитанное вами, основано на фактах.

— Да, секс... Может быть, может быть. Я теперь понимаю. Но это немного другое. Не важно. А ритуалы, связанные с убийствами, святой отец? Это тоже правда? Расскажите! Они используют кровь грудных младенцев?

Детективу пришли на память истории, о которых он тоже прочел в книгах о ведьмовстве и дьяволопоклонни-честве. Там описывалось, как лишенный сана священник во время черной мессы вскрывал вены на запястье новорожденных младенцев и собирал их кровь в специальный сосуд. И как потом эту кровь освящали и выпивали во время причастия.

— Это очень напоминает рассказы об иудеях,— сказал он.— О том, как они похищали христианских младенцев и пили их кровь. Извините, святой отец, но я лишь пересказываю истории, поведанные вашими же собратьями.

— Если эти истории правдивы, то просить прощения следует мне.

— Вы прощены и оправданы. Прощены и оправданы,— повторил Киндерман.

В глазах священника промелькнуло выражение скорби и печали — словно тень некоего весьма болезненного воспоминания. Он поспешил отвести взгляд и пристально уставился себе под ноги.

— Я ничего не знаю о ритуальных убийствах,— наконец проговорил он.— Нет, не знаю. Но в Швейцарии одна акушерка на исповеди призналась, что убила около тридцати или сорока младенцев, чтобы использовать их во время черной мессы. Возможно, у нее выведали это под пытками,— поспешил добавить он.— Кто знает? Но говорила она убедительно. Акушерка рассказывала, что прятала в рукав длинную тонкую иглу, и, когда надо было принимать ребенка, она незаметно высовывала иглу и втыкала ее в родничок на голове ребенка, а потом опять прятала иглу в рукав. После этого не оставалось никаких следов,— пояснил Каррас и взглянул на Киндермана,— Все считали, что ребенок родился мертвым. Вы слышали, что европейцы-католики весьма предосудительно относятся к акушеркам? Так вот, эта предосудительность вытекает именно отсюда.

— Это страшно.

— И в нашем веке встречается безумие. Во всяком случае...

— Подождите. Все эти истории... ведь их рассказывали под пытками, верно? Так что на них нельзя полностью полагаться. Сначала они подписывали свои признания, а уж потом кто-то другой мог их дополнить. Я хочу сказать, что в этих случаях не было ни клятв, ни, так сказать, предписания о представлении виновных перед судом для рассмотрения законности их ареста. Я прав?

— Да, вы правы, но тем не менее многие признания были сделаны добровольно.

— Кто же будет добровольно рассказывать о таких вещах?

— Ну, хотя бы те, у кого болела душа.

— Ага! Еще один достоверный источник!

— Конечно же вы правы, лейтенант. Я выступаю в роли адвоката дьявола. Но есть одна вещь, часто нами забываемая: люди, у которых хватает духа сознаться в подобных делах, возможно, способны и совершить их. Ну, например, вспомнила легенду об оборотнях. Конечно, это звучит смешно, ведь никто не может превратиться в дикого зверя. Но если человек поверит в то, что он оборотень, он и будет вести себя как оборотень.

— Ужасно. Только теория или факт?

— Ну, существовал же, например, Вильям Штумпф. Или Петер. Я точно не помню. Он жил в Германии в шестнадцатом веке, был уверен в том, что он оборотень и убил больше двадцати человек.

— Вы хотите сказать, что он сам признался в этом?

— Да, но думаю, что это признание было обосновано.

— Чем?

— Когда его поймали, он пожирал мозги двух своих молодых невесток.

Со стороны тренировочного поля, отчетливо слышные в прозрачном воздухе солнечного апрельского дня, донеслись стук мяча о биту и крики: «Давай, Миллинс, давай! Бей! Беги! Покажи им всем!»

Детектив и иезуит подошли к стоянке. Оба молчали.

Поравнявшись с полицейской машиной, Киндерман потянулся было к ручке дверцы, но потом на мгновение замер и вновь повернулся к Каррасу. Взгляд его был мрачен, даже угрюм.

— Так кого же мне искать, святой отец? — спросил он.

— Сумасшедшего,— тихо ответил Дэмьен Каррас.— Возможно, наркомана.

Детектив задумался и, ни слова не говоря, кивнул головой. Потом повернулся к священнику.

— Хотите, подброшу? — предложил он, открывая дверцу машины.

— Спасибо, мне здесь близко.

— Не важно, садитесь! — Киндерман нетерпеливым жестом пригласил священника в машину.— Потом расскажете своим друзьям, что катались в полицейской машине.

Иезуит улыбнулся и опустился на заднее сиденье.

— Ну вот и хорошо.— Детектив шумно выдохнул воздух, откинулся назад и захлопнул дверцу.

Каррас показал дорогу. Они поехали на Проспект-стрит, к современному зданию, куда недавно перевели иезуитов. Каррас не мог больше оставаться в коттедже, понимая, что священники, привыкшие к его безотказности, не оставят его в покое и будут постоянно просить о помощи.

— Вы любите кино, отец Каррас?

— Очень.

— Вы видели «Короля Лира»?

— У меня нет возможности.

— А я видел. У меня есть пропуск.

— Это хорошо.

— У меня есть пропуск на самые лучшие фильмы. Моя жена очень устает и поэтому никогда со мной не ходит.

— Это плохо.

— Да, это плохо, я не люблю ходить в кино один. Понимаете, мне нравится поговорить о фильме, поспорить, покритиковать его.

Каррас молча кивнул, глядя вниз на большие и сильные руки, зажатые между колен. Так прошло несколько секунд. Потом Киндерман неуверенно повернулся и с хитринкой в глазах предложил:

— Может быть, вы когда-нибудь согласитесь сходить со мной в кино, отец Каррас? Это бесплатно... У меня пропуск,— быстро добавил он.

Священник взглянул на него и улыбнулся.

— Как говорил Элвуд П. Дауд в кинофильме «Харви» — когда?

— О! Я позвоню вам, позвоню! — Лицо детектива просветлело.

Они подъехали, к дому и остановились.

Каррас взялся за ручку и открыл дверцу.

— Пожалуйста, позвоните. Извините, что я не смог вам помочь.

— Ничего, вы мне все-таки помогли.— Киндерман неуклюже помахал рукой. Каррас уже выходил из машины,— Должен признать, что для иудея, который старается скрыть свое истинное лицо, вы весьма приятный человек.

Каррас обернулся, захлопнул дверцу машины и наклонился к окну.

— Вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на Пола Ньюмана? — с едва заметной, но доброжелательной улыбкой спросил он.

— О да, и не раз. Поверьте, мистер Ньюман очень старается вырваться из этого тела на свободу. Там слишком тесно. Кроме него внутри заперт еще и Кларк Гейбл.

Каррас усмехнулся и отошел от машины.

— Подождите! — вдруг остановил его Киндерман.

Каррас обернулся.

— Послушайте, святой отец, я совсем забыл.— Детектив высунулся из окна автомобиля.— Напрочь вылетело из головы. Вы помните ту карточку с осквернительным текстом? Ту самую, что нашли в церкви?

— Карточка с молитвами?

— Ну да. Она еще у вас?

— Да, она у меня. Я проверял латинский язык. Она вам нужна?

— Да, может быть, мне удастся извлечь из нее что-либо полезное.

— Одну секундочку, сейчас принесу.

Пока Киндерман ждал около полицейской машины, иезуит прошел в свою комнату на первом этаже, выходящую окнами на Проспект-стрит, и взял карточку. Вернувшись, он отдал ее Киндерману.

— Может быть, остались отпечатки пальцев,— предположил Киндерман, осматривая карточку, а потом добавил: — Хотя нет, вы же держали ее в руках. Хорошо, что я вовремя сообразил.— Он вглядывался в пластиковую обертку карточки.— Ага, подождите-ка, что-то есть, что-то есть! — Потом с нескрываемым ужасом детектив посмотрел на Карраса.— Вы ее вынимали отсюда?

Каррас усмехнулся и кивнул.

— Ну, это не важно, может быть, мы что-нибудь все-таки найдем. Кстати, вы ее изучали?

— Да.

— Ваше заключение?

Каррас пожал плечами.

— На шутника не похоже. Сначала я подумал, что текст сочинил какой-то студент. Но теперь я в этом сомневаюсь. У того, кто писал эти строки, несомненно, сильное психическое расстройство.

— Как вы и говорили.

— И латынь...— Каррас нахмурился.— Текст не безликий, лейтенант, здесь чувствуется определенный стиль, вполне индивидуальный стиль. Человек, который это писал, должен думать на латинском языке.

— А священники думают на латыни?

— Ну-ну, продолжайте!

— Ответьте на вопрос, мистер Вечно-Подозревающий.

— Да, на определенной стадии освоения языка это бывает. По крайней мере, у иезуитов и некоторых других священников. В Вудстокской семинарии отдельные философские дисциплины читались на латыни.

— Почему?

— Для четкости мышления. Это стройная система.

— Ага, понимаю.

Каррас посерьезнел:

— Послушайте, лейтенант, можно, я скажу вам, кто, по-моему, действительно сделал это?

Детектив придвинулся к нему:

— Кто же?

— Доминиканцы. Поищите среди них.— Каррас улыбнулся, помахал на прощание рукой и пошел.

— Я вам сказал неправду! — вдруг крикнул ему вслед лейтенант.— Вы похожи на Сола Минзо!

Киндерман следил взглядом за священником. Тот еще раз махнул рукой и вошел в здание. Детектив повернулся, уселся в машину, вздохнул и пробормотал:

— Он колеблется, колеблется. Совсем как камертон под водой.

Помедлив еще несколько мгновений, он тронул за плечо водителя.

— Все. Давай обратно в контору. И побыстрее. Гони вопреки всем правилам движения — они для нас сейчас не существуют.

Машина резко рванула с места.

Новая комната Карраса была обставлена скромно: односпальная кровать, удобный стул, письменный стол и книжные полки, встроенные в стену. На письменном столе стояла старая фотография его матери, а в изголовье кровати молчаливым упреком висело металлическое распятие.

Эта узкая комната вполне устраивала Карраса и являла собой его мир. Дэмьен не заботился о вещах, главное, чтобы они всегда были чистыми. Каррас принял душ, быстро побрился. Надев брюки цвета хаки и рубашку с короткими рукавами, он легкой походкой направился в столовую для священников. Здесь он заметил розовощекого Дайера, одиноко сидящего в углу, и двинулся в его сторону.

— Привет, Дэмьен! — поздоровался Дайер.

Каррас кивнул и, встав рядом со стулом, скороговоркой пробубнил молитву. Потом перекрестился, сел и поздоровался с другом.

— Ну, как дела у бездельника? — пошутил Дайер, пока Каррас развертывал на коленях салфетку.

— Это кто бездельник? Я работаю.

— Читая одну лекцию в неделю?

— Здесь важно качество,— возразил Каррас.— Что на обед?

— А по запаху не определишь?

— Кошмар! Кислая капуста да конская колбаса.

— Здесь важно количество,— с напускной серьезностью парировал Дайер.

Каррас покачал головой и протянул руку к алюминиевому кувшину с молоком.

— Я бы не стал рисковать,— пробормотал Дайер, не меняясь в лице и намазывая масло на добрую половину пшеничного батона— Видите там пузыри? Селитра.

— Мне полезно,— отрезал Каррас, пододвинул к кувшину свой стакан и услышал, как кто-то подошел к столу.

— Я наконец-то прочитал книгу,— весело сообщил подошедший.

Каррас поднял глаза и почувствовал болезненную тревогу, а потом свинцовую тяжесть в суставах. Он узнал священника, приходившего к нему недавно за советом. Того самого, который не мог ни с кем подружиться.

— Да? И что же вы о ней думаете? — полюбопытствовал Каррас и поставил кувшин на место.

Молодой священник заговорил, а рке через полчаса вся столовая сотрясалась от смеха Дайера.

Каррас взглянул на часы.

— Не хочешь одеться? — спросил он священника.— Можно пойти полюбоваться закатом.

Через некоторое время они уже стояли, облокотившись о перила лестницы, ведущей на М-стрит.

Рыжие лучи заходящего солнца освещали западную часть неба и мелкими красноватыми зайчиками разбегались по темной речной глади.

Однажды в это же время Каррас встретил Бога. Это было давно. Но, как покинутый любовник, он помнил об этом свидании.

— Красивое зрелище,— восхищался Дайер.

— Да,— согласился Каррас.— Я стараюсь приходить сюда каждый вечер.

Университетские часы начали отбивать время. Было семь часов вечера.

В семь часов двадцать три минуты лейтенант Киндерман изучал спектрографические данные, подтверждавшие, что краска, соскобленная с птицы Риган, идентична краске с оскверненной статуи. Девы Марии.

А в восемь часов сорок семь минут в трущобах северной части города бесстрастный Карл Энгстром вышел из запущенного, полуразвалившегося жилого дома, с бесстрастным, лишенным всякого выражения лицом прошел три квартала к автобусной остановке, минуту постоял там в полном одиночестве, а потом вдруг согнулся и зарыдал, опершись о фонарный столб.

В это время лейтенант Киндерман был в кино. 

Глава шестая

В среду, 11 мая, они вернулись домой. Риган уложили в кровать, установили замки на ставнях и убрали все зеркала из ее спальни и ванной.

«...Все меньше и меньше работает ее сознание, а во время припадков она полностью отключается. Это новый симптом, и, пожалуй, он исключает истерию. В то же время проявились другие симптомы в области, которую мы называем парапсихологическим феноменом...»

Пришел доктор Кляйн. Он продемонстрировал Крис и Шарон, как следует подключать Риган к питанию сустагеном в период комы. Он показал им специальную трубку:

— Сначала...

Крис заставляла себя смотреть и в то же время не видеть лицо дочери, слушать врача и забыть о словах, произнесенных врачом в клинике...

Но они пробивались в ее сознание, как туман сквозь ветви деревьев.

Кляйн направил трубку в желудок Риган.

— Сначала вы должны проверить, не попала ли жидкость в легкое,— инструктировал он, зажимая трубку, чтобы прекратить доступ сустагена.— Если...

«...Синдром разновидности такого расстройства, которое вряд ли встретишь еще где-нибудь, разве что только у примитивных народов. Мы называем это “сомнамбулическая одержимость”. Честно говоря, мы мало знаем об этом расстройстве — известно лишь, что оно начинается с конфликта или чувства вины, отчего у больного складывается впечатление, будто в его теле находится посторонний разум, душа, если хотите.

Раньше, когда люди верили в дьявола, это вторгающееся существо считалось бесом. В современных случаях это чаще душа какого-либо умершего человека, знакомого больному прежде, которому он может подсознательно подражать — мимикой, голосом, манерами, а иногда даже способен воспроизводить черты его лица. Говорят...»

После того как мрачный доктор ушел, Крис связалась со своим агентом в Беверли Хиллз и безжизненным голосом сообщила, что не будет принимать участие в съемках. Потом она позвонила миссис Пэррин. Но той не оказалось дома. Крис повесила трубку, и ее охватило отчаяние.

Хоть бы кто-нибудь был рядом... Кто-нибудь, кто мог бы ей помочь...

«...Есть более простые случаи, связанные с душами умерших. Здесь редко встречаются ярость, сверхактивность или мышечное возбуждение. Однако в большинстве случаев сомнамбулическая одержимость новой, вселившейся личности отличается злобностью и враждебно настроена по отношению к первой. Ее основная цель — разрушить, замучить, а иногда даже уничтожить первую личность...»

В дом доставили несколько смирительных ремней. Крис, усталая и опустошенная, стояла и наблюдала, как Карл привязывал ими руки Риган к кровати. Пока Крис поправляла Риган подушку, швейцарец выпрямился и с жалостью взглянул в искаженное лицо девочки.

— Она выздоровеет? — спросил он.

Крис уловила участие в его голосе, но не смогла ответить... В тот момент, когда Карл обратился к ней, Крис нащупала под подушкой какой-то предмет.

— Кто положил сюда распятие? — возмутилась она.

«...Этот синдром — только проявление конфликта или какой-то вины, поэтому мы и пытаемся выяснить причину. Самый лучший способ в данном случае — гипнотерапия, однако здесь мы не могли успешно ее применить и поэтому выбрали наркосинтез — один из методов лечения наркотиками. Но, честно говоря, опять зашли в тупик».

«Так что же дальше?»

«Время покажет. Боюсь, что теперь нам остается уповать только на него. Мы попытаемся что-нибудь предпринять и будем надеяться на перемены. Пока что придется положить ее в больницу...»

Крис отыскала Шарон на кухне в тот момент, когда та ставила на стол только что принесенную из детской пишущую машинку. Уилли около раковины резала морковь для рагу.

— Шар, это ты сунула распятие ей под подушку? — выпытывала Крис с напряжением в голосе.

— О чем ты? — опешила Шарон.

— Так это не ты?

— Крис, я не пойму, о чем ты говоришь. Послушай, я же тебе говорила еще в самолете: я рассказала Риган, что Бог создал мир, и еще, возможно, о...

— Хорошо, Шарон, я тебе верю, но...

— Я тоже ничего не клала,— проворчала Уилли.

— Но ведь кто-то положил его туда, черт возьми! — взорвалась Крис и тут же накинулась на Карла, открывавшего холодильник.

— Я тебя еще раз спрашиваю: это ты положил распятие ей под подушку? — Голос ее почти срывался.

— Нет, мадам,— спокойно возразил Карл, заворачивая кусочки льда в полотенце.— Нет. В глаза не видел никакого распятия.

— Но этот идиотский крест не мог сам попасть туда! Кто-то из вас врет! Признавайтесь! Чьих это рук дело? — Она вдруг тяжело опустилась на стул и зарыдала, закрыв лицо руками.— Простите меня, ради Бога, простите, я не соображаю, что делаю,— всхлипывала Крис.— О Боже, я ничего не понимаю!

Уилли и Карл молча смотрели на нее. Шарон успокаивающим жестом дотронулась до ее шеи.

— Ну перестань. Все хорошо, все хорошо.

Крис вытерла лицо рукавом.

— Да, я понимаю, что тот, кто это сделал, хотел как лучше.

«...Послушайте, я вам снова и снова повторяю, вы лучше поверьте мне: я не отдам ее ни в какой сумасшедший дом!»

«Это не...»

«Мне не важно, как вы это называете! Но я должна видеть ее все время!»

«Тогда извините».

«Конечно! “Извините”! О Боже! Сотня докторов, и все, что вы мне можете сказать,— это ваше идиотское...»

Крис глубоко затянулась сигаретным дымом, потом нервно затушила окурок и поднялась в спальню Риган. В сумерках Крис разглядела прямую фигуру, сидящую на стуле у кровати Риган. «Что он тут делает? — удивилась она.— Карл?»

Крис подошла ближе, но швейцарец даже не взглянул на нее, продолжая пристально смотреть на девочку.

Рука Карла была протянута вперед и касалась лица Риган. Что у него в руке?

Крис приблизилась к кровати и различила самодельный компресс со льдом, который Карл наспех соорудил на кухне. Швейцарец пытался охладить девочке лоб.

Крис была тронута и с удивлением наблюдала за этой картиной. Видя, что Карл не обращает на нее внимания и не двигается, она повернулась и тихо вышла из комнаты...

«...Внешняя случайность, ведь одержимость редко связывают с истерией, поскольку корни синдрома почти всегда ведут к самовнушению. Должно быть, ваша дочь слышала об одержимости, верила в нее, знала симптомы, поэтому сейчас ее подсознание и воспроизводит синдром. Если это возможно установить, тогда и лечение надо проводить на основе самовнушения. В таких случаях, мне думается, сыграло бы на руку потрясение. Хотя, вероятно, большинство терапевтов с этим не согласятся.

Ну и, как я уже говорил, повлиять может любая внешняя случайность. Поскольку вы возражаете против госпитализации дочери, я...»

«Говорите же ради Бога — что “я”»?

«Вы когда-нибудь слышали о ритуале изгнания дьявола, миссис Макнил?..»

Книги в кабинете были для Крис лишь частью обстановки, она не читала ни одной из них.

Теперь же Крис жадно всматривалась в названия, упорно искала...

«...Специфический ритуал, во время которого раввины или священники пытаются изгнать духа В настоящее время сохранился только у католиков. Для тех, кто считает себя одержимым, этот ритуал вполне действенное средство. Обычно этот метод срабатывает, здесь играет роль сила внушения. Вера больного в одержимость вызывает синдром, и в той же мере вера в изгнание беса может заставить исчезнуть все признаки одержимости. Этот... ну вот, вы уже нахмурились. Ну, может быть, здесь будет к месту рассказать вам об австралийских аборигенах. Они считают, что если какой-нибудь колдун мысленно на расстоянии пошлет им “луч смерти”, то они обязательно должны умереть. И ведь в самом деле умирают! Ложатся и постепенно умирают! Единственное, что иногда спасает их,— это то же самое внушение: аннулирующий луч, посланный другим колдуном!»

«И вы хотите, чтобы я отвела ее к колдуну?»

« Да. То есть я хочу сказать, что ее надо показать священнику. Я понимаю, что это немного странный совет, возможно даже опасный, ведь мы не уверены в том, что Риган раньше хоть что-нибудь знала об одержимости, и в частности об изгнании бесов. Как вы думаете, она могла об этом где-то прочитать?»

«Вряд ли».

«Может быть, она видела это в кино? Или по телевизору?»

«Нет».

«Может быть, читала Евангелие, Новый Завет?»

«А почему вы об этом спрашиваете?»

«Там есть упоминание об одержимых и о том, как Христос изгонял бесов. Описание признаков одержимости».

«Нет. Забудьте об этом. Слышал бы сейчас все это ее отец!..»

Указательный палец Крис скользнул по корешкам книг. Ничего нет. Ни Библии, ни Нового Завета, ни...

«Спокойно!» — приказала себе Крис.

Ее взгляд вернулся к заглавию книги, стоящей в самом низу. Это был один из томов о колдовстве, который ей прислала Мэри-Джо Пэррин. Крис достала книгу и отыскала оглавление. Палец заскользил вниз по странице.

Вот!

Название главы пульсом отдалось в висках: «Состояние одержимости».

Крис захлопнула книгу и прикрыла глаза. Она растерялась...

Может быть... Может быть...

Крис открыла глаза и медленно побрела на кухню. Шарон печатала на машинке. Крис показала ей книгу.

— Шар, ты читала это?

Шарон продолжала печатать, не отрывая глаз от листа.

— Что именно? — переспросила она.

— Книгу о колдовстве.

— Нет.

— Это ты отнесла ее в кабинет?

— Нет. Я вообще ее не трогала.

— А где Уилли?

— Ушла на рынок.

Крис кивнула, что-то обдумывая. Затем поднялась в спальню Риган и показала книгу Карлу.

— Карл, ты не ставил эту книгу в кабинет? На стеллаж?

— Нет, мадам.

— Может быть, Уилли,— пробормотала Крис, не в силах оторвать взгляд от увесистого тома. Ее начали мучить ужасные догадки. Неужели врачи в клинике Бэрринджера были правы? Неужели это правда, и Риган под впечатлением прочитанного сама внушила себе психическое расстройство? Можно ли найти здесь описание подобного состояния? Что-то специфическое, что присутствует и в поведении Риган?

Крис села за стол, открыла главу об одержимости и начала искать:

«Непосредственное следствие веры в бесов, так называемая одержимость,— состояние, при котором люди считают, что их физическим и моральным поведением руководит либо бес (наиболее часто в описываемый период), либо дух умершего человека. Это явление встречалось в истории во все времена и по всей территории земного шара. Его еще предстоит объяснить. После подробнейшего и досконального исследования Трауготта Остеррайха[6] впервые опубликованного в 1921 году, этот вопрос практически не изучался. Достижения психиатрии почти ничего не добавляют по существу этого явления».

Крис нахмурилась. После разговора с врачом у нее сложилось другое впечатление.

«Известно следующее: некоторые люди подвергались таким изменениям, что для окружающих они становились совсем другими личностями. Менялись не только голос, манеры, выражение лица и характерные телодвижения, но и сам человек начинал чувствовать, что он отличается от своего прошлого “я”, и осознавал, что у него теперь иное имя (человеческое или дьявольское) и другая судьба...»

«Симптомы... Где же симптомы?» — нервничала Крис.

«...На островах Малайского архипелага, где одержимость до сих пор — обычное явление, вселившийся дух умершего часто заставляет одержимого повторять жесты усопшего, подражать его голосу и манерам до такой степени, что родственники усопшего часто впадают в истерику. Здесь можно столкнуться и с так называемой квазиодержимостью — это может быть либо простое надувательство, либо паранойя или истерия. Проблема всегда состояла лишь в том, как объяснить явление, и самое древнее толкование этому — вселение духа. Такое толкование подтверждали еще тем, что вселившаяся личность вела себя совсем по-иному. В бесовской форме одержимости “бес”, например, мог разговаривать на иностранном языке, неизвестном первой личности, или...»

Вот! Это уже кое-что! Ее бред! Попытка воспроизвести какой-то язык. Крис торопливо продолжала читать:

«...или проявление парапсихологических способностей, например телекинеза, то есть способности перемещать предметы без использования материальной силы...»

Стук? Подпрыгивание кровати?

«В случаях вселения духа умершего происходят и такие явления, как описанный Остеррайхом эпизод с монахом, становившимся во время приступов одержимости способным и одаренным танцором, хотя до заболевания никогда и нигде не танцевал. Такие явления могут быть весьма впечатляющими. Психиатр Юнг после изучения сеансов одержимости мог дать лишь частичное объяснение тем явлениям, которые, бесспорно, нельзя симулировать...»

Это уже звучало тревожно.

«...И Уильям Джеймс, величайший психолог Америки, указывал на “правдоподобность” духовного объяснения этого явления, после того как тщательно изучил так называемое “Чудо Вацека”, девочку-подростка из Вацека в штате Иллинойс, которую нельзя было отличить от девочки по имени Мэри Рофф, умершей двенадцатью годами ранее в сумасшедшем доме...»

Крис, нахмурившись, читала и не слышала, как в прихожей раздался звонок. Она не слышала, как Шарон перестала печатать и пошла открывать.

«Обычно считают, что демоническая форма одержимости восходит к истокам христианства... На самом деле и одержимость, и изгнание бесов появились задолго до времени Христа. Древние египтяне, а также представители древнейших цивилизаций междуречья Тигра и Евфрата считали, что физические и духовные расстройства вызываются вторжением в организм бесов. Приводим в качестве примера заклинание против детских болезней в Древнем Египте: “Уйди прочь, исчадье тьмы, нос твой как крючок, а лицо наизнанку... Ты пришел лобзать мое дитя... Ты не смеешь...”»

— Крис?

Увлекшись, она продолжала читать дальше.

— Шар, я занята.

— К тебе явился детектив по делу об убийстве.

— О Боже, Шар, скажи ему...— Крис задумалась.— Хотя не надо.— Она нахмурилась, все еще глядя в книгу.— Не надо. Пусть войдет. Пригласи его.

Послышались шаги.

Крис замерла в ожидании.

«Чего я жду?»

Детектив вошел вместе с Шарон. Комкая в руках шляпу, он сопел, почтительно склонившись немного вперед.

— Мне так неловко. Вы заняты, я вижу, вы заняты. Я вас побеспокоил.

— Ну, как ваши дела с миром?

— Очень плохо, очень плохо. А как ваша дочь?

— Никаких перемен.

— О, извините, мне ужасно неловко.— Детектив неуклюже топтался у стола. В глазах его проскальзывало участие.— Вы знаете, я бы вас никогда не стал беспокоить, у вас больна дочь, это так неприятно. Боже мой, когда моя Руфь болела, или нет, нет, это была Шейла, моя младшая...

— Пожалуйста, присаживайтесь,— перебила Крис.

— Да-да, спасибо.— Киндерман шумно выдохнул и с благодарностью уселся на стул напротив Шарон.

Та опять принялась печатать письма.

— Извините, так на чем вы остановились? — возобновила разговор Крис.

— Ах да, моя дочь, у нее... ах, ну это не важно.— Детектив сменил тему.— Вы ведь заняты. А я тут лезу со своей жизнью, хотя о ней можно было снять целый фильм. В самом деле! Это просто невероятно! Если бы вы знали хоть половину из того, что происходило в моей сумасшедшей семье! Я расскажу вам всего один случай. Моя мама каждую пятницу готовила нам рыбный фарш. Так всю неделю, понимаете, всю неделю никто не мог помыться, потому что моя мамуля запускала в ванну карпа, вот он там и плавал себе целую неделю, потому что моя мама, видите ли, считала, что это очищает его организм от ядов! Вы приготовились? Потому что... Ах, ну ладно... Этого достаточно.— Киндерман вздохнул и махнул рукой.— Иногда полезно посмеяться хотя бы для того, чтобы не расплакаться.

Крис безразлично смотрела на детектива и ждала...

— Вы читаете? — Киндерман взглянула на книгу о колдовстве.— Это нужно вам для фильма? — поинтересовался он.

— Просто читаю.

— Нравится?

— Я только начала.

— Колдовство,— пробормотал детектив. Вытянув голову, он попытался прочитать название книги.

— В чем дело? — рассердилась Крис.

— Да-да, извините. Вы заняты, я сейчас уйду. Как я уже говорил, я бы никогда не стал вас беспокоить, но тут...

— Что?

Детектив стал серьезным и положил руки на стол.

— Понимаете, миссис Макнил, мистер Дэннингс...

— Ну?

— Черт побери! — яростно воскликнула Шарон и вынула испорченное письмо из машинки. Она скомкала его и швырнула в корзину для бумаг, стоящую около Киндермана. — О, извините,— осеклась Шарон, заметив, что ее внезапная вспышка гнева перебила их разговор.

Крис и Киндерман смотрели на нее.

 — Вы — мисс Фенстер? — обратился к Шарон Киндерман.

— Спенсер,— поправила Шарон и отодвинула стул, собираясь встать и поднять листок.

— Не беспокойтесь, не беспокойтесь,— затараторил Киндерман, нагибаясь и поднимая скомканный листок.

— Спасибо,— поблагодарила Шарон.

— Ничего. Извините, вы — секретарь?

— Шарон, это...

— Киндерман,— напомнил детектив.— Уильям Киндерман.

— Ну да А это Шарон Спенсер.

— Рад познакомиться,— кивнул Киндерман блондинке. Она положила руки на машинку и с любопытством рассматривала его.— Возможно, вы нам поможете,— добавил детектив.— В ночь гибели мистера Дэннингса вы ушли в аптеку и оставили его одного в доме, верно?

— Не совсем. Оставалась еще Риган.

— Это моя дочь,— пояснила Крис.

Киндерман продолжал задавать вопросы Шарон.

— Он пришел повидать миссис Макнил?

— Да.

— Он считал, что она скоро придет?

— Я ему сказала, что она должна вернуться очень скоро.

— Очень хорошо. А когда вы ушли? Вы этого не помните?

— Надо подумать. Я смотрела новости, поэтому... Ну да, верно. Я, помню, разозлилась, когда аптекарь заявил, что рассыльный мальчик уже ушел домой. Я тогда еще сказала: «Ну-ну, а всего-то шесть тридцать». Значит, Бэрк пришел через десять или двадцать минут после моего разговора

— Значит,— подытожил детектив,— он пришел сюда где-то в шесть сорок пять.

— А что все это значит? — заволновалась Крис, чувствуя в душе растущее напряжение.

— Понимаете, тут возникает вопрос, миссис Макнил,— с хрипотцой в голосе произнес Киндерман, поворачиваясь к ней.— Приехать в дом, скажем, без четверти семь и уйти всего через двадцать минут...

— Ну и что? Это же Бэрк,— возразила Крис.— На него похоже.

— А похоже ли на мистера Дэннингса,— поинтересовался Киндерман, — посещать бары на М-стрит?

— Нет.

— Я так и думал. Я просто проверил. А имел ли он привычку ездить в такси? Обычно он вызывал машину из дома, когда собирался уходить?

— Да.

— Тогда приходится задуматься, зачем же он разгуливал по лестнице. Удивительно и то, что в таксопарках нет записи о заказе в тот вечер из этого дома,— добавил Киндерман.— Кроме той, где зафиксировано, что таксист заехал за мисс Спенсер ровно в шесть сорок семь...

— Я ничего не знаю,— пробормотала Крис. Голос ее был бесцветным... Она ждала...

— Вы же знали об этом! — крикнула детективу Шарон, потрясенная его словами.

— Да, простите меня,— извинился детектив.— Однако дело теперь приняло серьезный оборот.

Крис часто задышала, не сводя с Киндермана глаз.

— В каком смысле? — пролепетала она неестественно писклявым голосом.

Детектив уперся подбородком в кулаки, все еще сжимающие скомканный листок.

— Судя по отчету патологоанатома, миссис Макнил, вероятность случайной гибели исключена... Однако...

— Вы хотите сказать, что его убили? — Крис напряглась.

— Положение... Я понимаю, это очень неприятно.

— Продолжайте.

— Положение его головы и определенные травмы мышц шеи...

— О Боже! — вскрикнула Крис.

— Да. Это неприятно. Извините. Мне ужасно неловко. Но, понимаете, такие травмы — детали можно упустить,— такие травмы мистер Дэннингс мог получить, только пролетев определенное расстояние,— ну, скажем, двадцать или тридцать футов. И только потом тело должно было скатиться по лестнице. Так что вполне вероятно, что... Но, позвольте, я сначала спрошу вас...

Детектив повернулся к нахмурившейся Шарон.

— Когда вы ушли, мистер Дэннингс был здесь? С девочкой?

— Нет, он был внизу... В кабинете.

— Может ли ваша дочь вспомнить,— Киндерман повернулся к Крис,— был ли в тот вечер мистер Дэннингс в ее комнате?

«Была ли она когда-нибудь вообще с ним наедине?»

— А почему вы об этом спрашиваете? Нет, я же говорила раньше: ей дали сильное успокоительное и...

— Да-да, вы мне говорили, это верно, я вспомнил. Но, может быть, она проснулась. Ведь это возможно?

— Нет. И потом...

— Когда мы с вами разговаривали в прошлый раз, она тоже спала после успокоительного?

— Да, она действительно спала,— вспомнила Крис.— Ну так что?

— Мне показалось, что в тот день я видел ее у окна.

— Вы ошиблись.

Киндерман пожал плечами:

— Может быть... может быть... я не уверен.

— Послушайте, почему вы все это спрашиваете? — решилась наконец поинтересоваться Крис.

— Видите ли, есть вероятность, как я уже говорил, что покойный напился до такой степени, что споткнулся и выпал из окна спальни вашей дочери.

Крис отрицательно покачала головой:

— Этого никак не могло случиться. Во-первых, окно всегда закрыто, а во-вторых, Бэрк был практически постоянно пьян, но при этом очень аккуратен и осторожен. Ведь так, Шар?

— Так.

— Бэрк даже работал «под мухой». Как же он мог споткнуться и выпасть из окна?

— Может быть, вы еще кого-нибудь ждали в тот вечер? — спросил Киндерман.

— Нет.

— Может быть, у вас есть друзья, которые заходят без звонка?

— Только Бэрк,— уверила его Крис.— А что?

Детектив опустил голову и, нахмурившись, начал разглядывать смятый листок в руках.

— Странно... это так загадочно. Покойный приходит навестить вас, остается только на двадцать минут, уходит, не встретив вас, и при этом оставляет тяжело больную девочку. Говоря точнее, миссис Макнил, вы исключаете, что он мог упасть из окна. Кроме того, после падения он не мог получить такие травмы шеи. Такое происходит в одном случае из тысячи...

Детектив указал на книгу о колдовстве.

— Вы читали в этой книге про ритуальные убийства?

Крис отрицательно покачала головой. Предчувствие сковало ее.

— Может быть, не в этой книге,— засомневался Киндерман.— Простите меня, я упомянул об этом просто так, чтобы вы лучше подумали. Ведь бедного Дэннингса нашли со свернутой шеей. Именно подобным образом совершаются ритуальные убийства так называемыми бесами, миссис Макнил.

Крис побледнела.

— Какой-то сумасшедший убил мистера Дэннингса,— продолжал детектив, пристально глядя на Крис.— Сначала я не говорил этого, чтобы не расстраивать вас. И кроме того, теоретически это мог быть и несчастный случай. Но лично я так не думаю. Это мое мнение. Моя догадка. Я считаю, что его убил очень сильный человек. Это раз. Трещины на черепе — это два. И еще разные мелочи, о которых я говорил, допускают возможность того факта, что покойного убили, а потом столкнули из окна комнаты вашей дочери. Это могло произойти, если кто-то зашел к вам в промежутке между уходом мисс Спенсер и вашим приходом. Поэтому я и спрашиваю еще раз: кто мог зайти?

— О Боже, подождите секунду! — потрясенно прошептала Крис срывающимся голосом.

— Да-да, извините... Это так неприятно. Возможно, я вовсе не прав, признаю... Но вы подумайте. Кто? Кто мог зайти?

Крис опустила голову и, нахмурившись, задумалась. Потом взглянула на Киндермана.

— Нет. Не могу никого вспомнить.

— Может быть, тогда вы, мисс Спенсер? — обратился детектив к Шарон.— Кто-нибудь к вам сюда приходит?

— О нет, никто,— удивилась Шарон, широко раскрыв глаза.

Крис повернулась к ней:

— А твой жокей знает, где ты работаешь?

— Жокей? — переспросил Киндерман.

— Это ее друг,— пояснила Крис.

Шарон отрицательно покачала головой.

— Он никогда не приходил сюда. Кроме того, в тот вечер он был в Бостоне. У них там какой-то съезд.

— Он торговец?

— Нет, адвокат.

Детектив опять повернулся к Крис.

— А ваши слуги? У них бывают посетители?

— Нет. Никогда.

— Может быть, вы ждали в тот день посылку? Или какой-нибудь пакет?

— Я об этом ничего не знаю. А что?

— Мистер Дэннингс был — о мертвых плохо не говорят, царство ему небесное,— но, как вы выразились, «под мухой». В этом состоянии он был, ну, скажем, вспыльчив, возможно, мог к чему-нибудь придраться и разозлить человека, в данном случае посыльного, который зашел для того, чтобы передать вам что-то. Вы никого не ждали? Может быть, белье из стирки? Или продукты из магазина? Какой-нибудь сверток?

— Я действительно не знаю,— недоумевала Крис.— Все приносит Карл.

— Да, я понимаю.

— Хотите спросить его?

Детектив вздохнул и откинулся на спинку стула, засовывая руки в карманы пальто. Он хмуро уставился на книгу о колдовстве.

— Не важно, не важно. Это было давно. У вас ведь очень больна дочь, и, пожалуйста, не волнуйтесь. Очень рад был с вами познакомиться, мисс Спенсер.

— Я тоже.— Шарон слегка кивнула.

— Загадочно,— покачал головой Киндерман.— Странно. Извините меня, я потревожил вас впустую.

— Ничего, я провожу вас до двери,— предложила Крис, думая о чем-то своем.

— Не беспокойтесь.

— Меня это не затруднит.

— Ну, если вы настаиваете. Кстати, один шанс на миллион, я понимаю, но ваша дочь... Может быть, вы спросите ее, видела ли она мистера Дэннингса в своей комнате в тот вечер?

Крис шла, сложив руки.

— Послушайте, прежде всего у него не было причин подниматься к ней.

— Я понимаю, я все понимаю, это верно. Но ведь если бы в свое время английские ученые не задали вопрос: «А что это за грибок?» — у нас сегодня не было бы пенициллина. Не так ли? Пожалуйста, спросите ее. Вы спросите?

— Когда она достаточно поправится. Да, я спрошу.

— Я не хотел огорчать вас...— Они уже подошли к входной двери, когда Киндерман вдруг замялся и в нерешительности приложил пальцы к губам: — Вы знаете, мне очень неловко просить вас, однако...

Крис напряглась в ожидании очередного удара. Предчувствие опять неприятно защекотало где-то внутри.

— Что такое?

— Для моей дочери... не могли бы вы дать автограф? — Детектив покраснел, и Крис чуть не рассмеялась от облегчения.

— О, конечно. Где карандаш? — засуетилась она.

— Вот он! — Киндерман одной рукой вынул из кармана пальто замусоленный карандашный огрызок, а другой — из пиджака — визитную карточку.— Она будет так благодарна!

— Как ее зовут? — спросила Крис, прижимая визитку к двери и приготовившись надписать ее.

Последовало какое-то непонятное замешательство. Крис слышала за спиной только тяжелое дыхание. Она обернулась на детектива и заметила в его глазах смятение.

— Я солгал,— выдавил он наконец.— Это для меня.

Киндерман уставился на визитку и покраснел.

— Напишите: «Уильяму».

Крис уставилась на него с неожиданной и чуть заметной нежностью, потом, взглянув на обратную сторону карточки, написала: «Уильям Ф. Киндерман, я люблю вас!» — и расписалась.

— Вы очень милая женщина,— заметил детектив, не глядя на Крис, и засунул карточку в карман.

— А вы очень милый мужчина.

Киндерман покраснел еще сильнее.

— Нет, я не милый. Я надоедливый зануда. Не обращайте внимания на то, что я здесь наговорил. Это так неприятно. Забудьте об этом. Думайте только о вашей дочери. Только о дочери.

Крис кивнула, и подавленное настроение опять захватило ее, как только Киндерман вышел на крыльцо.

— Но вы спросите ее? — напомнил детектив, повернувшись к Крис.

— Да,— прошептала Крис,— Я обещаю. Я спрошу.

— До свидания. Будьте осторожны.

Крис еще раз кивнула и добавила:

— И вы тоже.

Она закрыла дверь. И тут же опять открыла ее, услышав стук.

— Как неприятно. Я так вас совсем замучил. Я забыл у вас карандаш.— Его лицо выражало смущение.

Крис обнаружила у себя в руках огрызок, слабо улыбнулась и отдала его Киндерману.

— И еще...— Он колебался.— Это бесполезно... Я понимаю... Простите мою назойливость... но все же я не усну спокойно, если буду знать, что где-то сумасшедший или наркоман гуляет на свободе. Как вы думаете, мог бы я поговорить с мистером Энгстромом? Насчет доставок... По поводу доставок на дом. Мне, пожалуй, следовало бы это сделать.

— Конечно, входите,— чуть слышно проговорила Крис.

— Нет, вы заняты. Этого достаточно. Я могу поговорить с ним здесь. Здесь вполне удобно.

Он прислонился к перилам.

— Если вы так настаиваете...— Крис едва заметно улыбнулась.— Он с Риган. Я его сейчас пришлю.

Крис поспешно закрыла дверь. Через минуту на крыльцо шагнул Карл. Высокий и статный, он смотрел на Киндермана прямым холодным взглядом.

— Чем могу быть полезен?

— Вы имеете право не отвечать мне,— начал Киндерман, так же прямо глядя ему в глаза.— Если вы не воспользуетесь этим правом, то все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. У вас есть право переговорить с адвокатом или пригласить адвоката на допрос. Если вы желаете иметь адвоката, но не имеете средств, вам будет назначен адвокат бесплатно перед допросом. Вам все понятно?

Птицы щебетали в густой листве деревьев, и гудки автомобилей с М-стрит доносились сюда приглушенно, как жужжание пчел на дальнем лугу. Взгляд Карла не изменился. Он коротко бросил:

— Да.

— Вы отказываетесь от права молчать?

— Да.

— Вы хотите отказаться и от права переговорить с адвокатом или пригласить его на допрос?

— Да.

— Вы утверждали ранее, что двадцать восьмого апреля, в день смерти мистера Дэннингса, вы посетили кинотеатр «Крэст»?

— Да.

— В котором часу вы вошли в кинотеатр?

— Я не помню.

— Вы утверждали, что ходили на шестичасовой сеанс. Это поможет вам вспомнить?

— Да. На шестичасовой сеанс. Я вспомнил.

— Вы смотрели эту картину с самого начала?

— Да.

— И ушли после окончания фильма?

— Да.

— Не раньше?

— Нет, я досмотрел до конца.

— После этого вы сели в транзитный автобус перед кинотеатром и сошли на пересечении М-стрит и Висконсин-авеню приблизительно в девять двадцать вечера?

— Да.

— И пошли домой пешком?

— И пошел домой пешком.

— И были дома примерно в девять тридцать?

— Я был дома ровно в девять тридцать.

— Вы в этом уверены?

— Да, я посмотрел на часы. Абсолютно уверен.

— Так вы досмотрели фильм до самого конца?

— Да, я уже сказал.

— Ваши ответы записываются на магнитофон, мистер Энгстром, и я хочу, чтобы вы в полной мере отвечали за свои слова.

— Понимаю. Я уверен в том, что говорю.

— Вы помните ссору между служащим кинотеатра и пьяным зрителем, происшедшую за пять минут до окончания фильма?

— Да.

— Вы мне не можете назвать причину этого недоразумения?

— Этот мужчина напился и мешал другим.

— И чем все закончилось?

— Его выставили. Его выставили из кинотеатра.

— А ведь никакой ссоры не было. А помните ли вы вынужденную паузу по техническим причинам, она продолжалась примерно пятнадцать минут, и фильм был прерван.

— Нет.

— Вы помните, как возмущались зрители?

— Нет. Никакой паузы не было.

— Вы уверены?

— Ничего не было.

— Было, и это записано в журнале киномеханика, поэтому фильм в тот вечер закончился не в восемь сорок, а примерно в восемь пятьдесят пять, а значит, самый первый автобус, который смог вас довезти до пересечения М-стрит и Висконсин-авеню, подошел не в девять двадцать, а в девять сорок пять. Дома вы могли быть не ранее чем без пяти десять, а не в девять тридцать, что подтвердила и миссис Макнил. Теперь не смогли бы вы объяснить это загадочное несоответствие?

— Нет.

Несколько секунд детектив молча разглядывал его, потом вздохнул и, опустив голову, выключил магнитофон, спрятанный под подкладку пальто.

— Мистер Энгстром,— проникновенно начал Киндерман.— Возможно, совершено серьезное преступление. Вы под подозрением. Мистер Дэннингс оскорблял вас — я узнал об этом из других источников. Очевидно и то, что вы говорили неправду относительно места вашего пребывания в момент его смерти. Иногда случается — все мы люди, почему бы и нет? — что женатый человек оказывается в таком месте, о котором ему не хотелось бы упоминать. Вы заметили, я устроил все так, чтобы мы разговаривали с вами наедине? Теперь я не записываю. Магнитофон выключен. Вы можете доверять мне. Если уж получилось, что в тот вечер вы были не с женой, а с другой женщиной, вы можете сказать мне об этом. Я проверю ваше алиби, и в случае, если оно подтвердится, с вас будут полностью сняты подозрения. Что же касается вашей жены... она ничего не узнает. Скажите, где вы были в тот момент, когда умер Дэннингс?

На секунду в глубине глаз швейцарца что-то блеснуло, но тут же пропало.

— В кино! — упорно настаивал на своем Карл.

Детектив пристально смотрел на него. В тишине было слышно только его сиплое дыхание. Прошло несколько секунд...

— Вы меня арестуете? — в конце концов нарушил молчание Карл. Голос его слегка дрожал.

Детектив не ответил и продолжал, не мигая, разглядывать швейцарца. Карл собрался что-то сказать, но детектив неожиданно спустился с крыльца и направился к полицейской машине, засунув руки в карманы.

Карл бесстрастно и спокойно наблюдал за ним с крыльца. Киндерман открыл дверцу машины, достал пачку салфеток, вынул одну и высморкался, безразлично уставившись на реку. Потом сел в машину и даже не оглянулся. Карл взглянул на свою руку и заметил, что она дрожит.

Когда захлопнулась входная дверь, Крис стояла у стойки бара в кабинете и наливала водку в стакан со льдом. Она услышала шаги. Карл поднимался по лестнице. Крис взяла стакан и медленно направилась в кухню, помешивая напиток указательным пальцем. Она шла и ничего вокруг не замечала. Что-то вокруг пугающе изменилось. Ужас просачивался в ее сознание. Что там, за дверью? Что это?

«Не смотри!»

Крис вошла на кухню, села за стол и отхлебнула из стакана.

«Я считаю, что его убил очень сильный человек...»

Взгляд ее упал на книгу о колдовстве.

«Что-то...»

Шаги. Это Шарон. Вернулась из спальни Риган. Вот она вошла. Села за машинку. Вставила чистый лист бумаги в каретку.

«Что-то...»

— Довольно-таки неприятно,— пробормотала Шарон, опустив пальцы на клавиатуру и рассматривая стенограмму, лежащую рядом.

Тишина. Что-то тяжелое зависло в воздухе. Крис с отсутствующим видом продолжала пить.

Молчание нарушила Шарон. В голосе ее отчетливо звучало напряжение:

— Сейчас развелось много хиппи в районе М-стрит и Висконсин. Разные оккультисты. Полиция называет их «адовы псы». Я подумала, может быть, Бэрк...

— О Боже, Шар! Забудь об этом, прошу тебя! — взорвалась Крис.— Я должна думать сейчас только о Ригс! Ты понимаешь?

Шарон повернулась к машинке и застучала с бешеной скоростью. Потом резко поднялась и вышла из кухни.

— Я пойду погуляю,— холодно бросила она.

— Ради Бога, держись подальше от М-стрит! — напутствовала Крис и опять уставилась на книгу.

— Ладно!

— И от Н-стрит тоже!

Крис слышала, как открылась и закрылась входная дверь. Она вздохнула и почувствовала, что жалеет о том, что произошло. Но вспышка, хоть и частично, сняла скопившееся у нее внутри напряжение.

Крис попыталась сосредоточиться на книге. Она нашла, место, где остановилась, с нетерпением принялась пробегать страницу за страницей, отыскивая описание симптомов Риган: «...бесовская одержимость... синдром... случай с восьмилетней девочкой... ненормально... четыре взрослых человека едва могли удержать...»

Перевернув очередную страницу, Крис вдруг застыла.

До нее донесся шум. Это Уилли вернулась с продуктами.

— Уилли?.. Уилли?..— срывающимся голосом позвала Крис.

— Да, мадам,— отозвалась Уилли, ставя на пол сумки.

Не глядя на нее, Крис подняла книгу.

— Это ты положила книгу в кабинет, Уилли?

Уилли взглянула на книгу и кивнула, потом повернулась и принялась разгружать сумки.

— Уилли, где ты ее нашла?

— Наверху, в спальне,— ответила Уилли.

Она засовывала в холодильник бекон.

— Когда ты ее там нашла? — продолжала допытываться Крис, не отрывая взгляда от страниц.

— После того как все уехали в больницу, мадам, когда я пылесосила в спальне Риган.

— Ты уверена?

— Уверена, мадам.

Крис застыла. Взгляд ее замер, дыхание остановилось. В ее памяти болезненно четко вспыхнула картина того вечера, когда умер Дэннингс. Она ясно вспомнила открытое окно в спальне Риган. Что-то совсем знакомое шевельнулось в ее мозгу, когда она взглянула на первую страницу книги. По всей длине страницы была аккуратно оторвана тоненькая полоска бумаги.

Крис дернулась, услышав наверху, в спальне Риган, звуки какой-то странной возни.

Стук, очень частый, с мощнейшим резонансом, будто кто-то кувалдой молотил в комнатах!

Истошный крик Риган, испуганный, умоляющий!

Карл! Это Карл что-то со злостью кричит Риган.

Крис выскочила из кухни.

«Бог мой, что там происходит?»

Обезумев, она бросилась к лестнице в спальню. Крис услышала удар. Кто-то споткнулся, кто-то рухнул на пол, как тяжелый мешок.

Раздался крик Риган:

— Нет! Нет! Прошу тебя, нет!

И потом жуткий голос Карла Нет-нет, это не Карл! Там кто-то еще!

Крис пролетела через холл, задыхаясь, ворвалась в спальню и замерла в ужасе. Невероятные удары сотрясали стены. Карл без сознания лежал около письменного стола. Девочка волчком вертелась на кровати, а кровать подпрыгивала и тряслась. В руках Риган сжимала белое костяное распятие и направляла его во влагалище, с ужасом уставившись на крест. Ее глаза почти вылезли из орбит от страха, все лицо было перепачкано кровью, сочащейся из носа, трубка для питания валялась рядом.

— Я прошу тебя! Нет! Ну, пожалуйста! — кричала девочка, а руки все ближе придвигали крест. Казалось, она изо всех сил пытается оттолкнуть распятие, но не может.

— Ты сделаешь то, что я говорю, мерзавка! Ты сделаешь это!

Ужасный бас, эти жуткие слова шли от Риган, голос ее вдруг стал низким и грубым, свирепым и яростным, и в одно мгновение выражение ее лица изменилось, превратившись в дикую бесовскую маску, ту, что Крис уже видела на сеансе гипноза. И теперь лицо и голос менялись с невероятной скоростью. Оглушенная, Крис не могла отвести взгляд от представшей ее глазам жуткой картины.

— Нет!

— Ты сделаешь это!

— Прошу тебя!

— Ты сделаешь это — или я убью тебя!

— Умоляю!

— Нет, ты позволишь Иисусу Христу трахать тебя! Трахать... Тр...

Глаза Риган раскрылись еще шире, она невидяще уставилась перед собой, отступив перед какой-то страшной неизбежностью, открыла рот и закричала с неистовым отчаянием. Потом черты беса опять появились на лице Риган, комната наполнилась зловонием, и стало очень холодно. Казалось, этот холод источали сами стены. Удары прекратились, и пронзительный крик девочки перешел в грудной, захлебывающийся, злобный вопль ликующего победителя. Риган ткнула распятие во влагалище и яростно начала глубже и глубже вонзать его, при этом она свирепо приговаривала все тем же низким, оглушительным басом:

— Теперь ты моя, ты моя, вонючая скотина! Мерзавка! И пусть Иисус трахает, трахает тебя...

Крис не могла пошевелиться, а Риган яростно бросилась на мать. Лицо ее изменилось до неузнаваемости, она вытянула руку, схватила Крис за волосы и дернула вниз.

— А-а-а! Мамаша маленькой хрюшки! — пророкотал тот же низкий голос.— Ну же, попробуй со мной совладать! А-а-а-а! — Затем рука, вцепившаяся в голову Крис, дернулась вверх, а другая сильно ударила ее в грудь. Крис отлетела от кровати и стукнулась головой о стену, а Риган продолжала злобно хохотать.

Крис в полуобморочном состоянии лежала на полу, перед ней мелькали какие-то лица, раздавались непонятные звуки. Перед глазами вертелось что-то бесформенное, расплывчатое, в ушах шумело и свистело. Крис питалась встать, но это ей никак не удавалось. Она посмотрела на заляпанные кровью простыни, на дочь, лежащую к ней спиной и ритмично вводящую распятие во влагалище... До ее ушей вновь донесся жуткий голос:

— А-а-ах, все правильно, так, так, моя хрюшка... моя сладенькая хрюшка...

Едва Крис пошевелилась и сделала движение в сторону кровати, голос внезапно стих. С залитым кровью лицом, почти ничего не видя перед собой, она проползла мимо Карла. Все тело нестерпимо болело. Вдруг Крис съежилась и подалась назад. Сквозь застилавшую взгляд пелену она разглядела, как голова дочери начала медленно поворачиваться вокруг неподвижного туловища, все круче и круче, пока Крис не показалось, что голова повернулась на сто восемьдесят градусов.

— Ты знаешь, что она сделала, твоя трахнутая девка? — захихикал знакомый голос.

Крис взглянула на это безумное ухмыляющееся лицо, на пересохшие растрескавшиеся губы, на лисьи глаза и потеряла сознание.

Часть третья