— Но Платон говорил…
— Платон вычислил их в Плюсе. В Минусе они общаются только со мной, — перебил её Мирон. — Во всяком случае, я о других не знаю. И, честно говоря, не представляю, как убедить их контактировать с вами.
Идём, — неожиданно Оссеан встала из-за стола и вновь протянула руку. — Тебе надо кое-что увидеть.
Мирона несколько напрягала девушки привычка чуть что, хватать его за руку. Не то, чтобы она ему не нравилась — совсем наоборот. Но в его мире прикосновения считались… неприличными. Нечистыми. Ведь так и заразу какую-то можно подхватить, верно?
Тем не менее, он послушно поднялся. Ладонь Оссеан была тёплой, сухой и очень миниатюрной.
— Тебе поручили возиться со мной, потому что ты — девушка? — спросил Мирон. Аромат, шедший от её волос, щекотал ноздри. — В смысле, что с тобой я размякну, и буду делать, что ты скажешь?
— Вообще-то я не девушка, — засмеялась Оссеан.
— Ну женщина…
— Я — оно.
Мирон дернулся и случайно задел соседний столик. Зазвенела посуда, на него устремились испуганные взгляды.
— Что? — ничего тупее придумать было нельзя. Мысленно он поморщился.
— Оно — существо без гендерной принадлежности, — терпеливо пояснила Оссеан, осторожно оттягивая его от чужого стола. — У меня полный набор хромосом — XX, но при этом мужские…
— Стоп, — он осторожно высвободил руку и попятился. — В такие игры я не играю. Ничего личного, но…
Оссеан закатила глаза.
— Послушай, — терпеливо сказала она. — Если хочешь, если тебе так будет легче, можешь продолжать считать меня девушкой. Я не обижусь. Но сразу предупреждаю: секс между нами невозможен.
— Ладно, — кивнул Мирон. — Как скажешь.
— Эй, с какой планеты ты свалился? — подняла брови Оссеан. — Никто давно уже не удивляется гендерному разнообразию.
— Просто я был несколько оторван от реальности, — как бы оправдываясь, пояснил Мирон. — Не поверишь, но в Минусе я живу лишь последние месяцев семь.
— Отчего же, — пожала плечами девушка, — да, так действительно легче… — Мы в курсе твоей одиссеи.
— Платон постарался?
— И не только.
Оссеан вновь взяла его за руку и потащила к выходу из кафетерия. К слову сказать, на этот раз он ощутил нечто вроде облегчения: неловкость разрешилась сама собой. Теперь чужое прикосновение успокаивало. Давало поддержку. Возможно, без него он попросту врубился бы в стену — перегруженный информацией мозг упорно хотел отключиться.
Мирон подумал, что охотнее всего оказался бы сейчас в своей комнате. Точнее, в номере, где его поселили. Простая кровать, простой, без японских наворотов, унитаз, простой, не пытающийся жрать пыль, коврик на полу… Хотелось завалиться в постель, укрыться с головой одеялом и забыть обо всём.
— Это — наш операционный зал, — объявила Оссеан.
Мирон оглядел громадное помещение, разделенное на небольшие — два на два метра — клетушки матовыми пластиковыми перегородками.
В каждой, в удобном кресле, сидел человек. В шлеме виртуального присутствия и в тактильных перчатках. Руки бегали по невидимым клавишам, головы в шлемах иногда кивали или поворачивались.
Технологии, устаревшие лет на тридцать. Он уже видел такое — в монастыре у профессора Китано.
— Вы не пользуетесь Ваннами потому, что не хотите встречаться с Призраками, — сказал он.
— Скорее, чтобы не нарушать чистоту эксперимента. Неприятно думать, что открытие, которое ты можешь совершить, вложил тебе в голову кто-то другой.
— Но это же так тормозит! — Мирон прошелся вдоль парапета — они с Оссеан стояли на балконе, который тянулся вокруг всего зала.
Мирон представил Плюс — набор пикселей на экране. Текстовые сообщения, примитивные смайлики, двумерные картинки…
— Не знаю, как люди жили, когда не было Плюса, — пробормотал он про себя.
— Корабли полетели в космос задолго до того, как появились компьютеры, — сказала Оссеан. — В нашем понимании этого слова… К тому же, человеческий мозг намного быстрее любого компьютера. И оснащен движком самого лучшего виртуального присутствия — воображением.
— Я всё это прекрасно знаю, — нетерпеливо отмахнулся Мирон. — Просто дай человеку привыкнуть.
— Ты провёл в Плюсе всю сознательную жизнь, — тихо сказала Оссеан. — Ты знаком со всеми его преимуществами. Но ты плохо представляешь опасность этого несуществующего мира.
— В первую очередь, — Мирон вновь посмотрел вниз, в операционный зал. Там, по его прикидкам, работало человек двести. — В первую очередь я отказываюсь считать его несуществующим. В конце концов, там живёт мой брат. Я не могу общаться с ним, и в то же время думать, что его нет.
— Когда ты говорил с ним в последний раз? — спросила Оссеан.
— Давно, — быстро сказал Мирон. — Возможно, слишком давно. Но я еще не готов. После всех тех событий, после того, как он стал…
— Призраком?
— Ты надо мной издеваешься, — сказал Мирон.
— Самую малость, — согласилась Оссеан. — Извини, но меня забавляет твой дуализм.
— Дуализм?
— Приобретенная биполярность. Раздвоение сознания, — она повернулась к Мирону, встав спиной к поручням балкона, и посмотрела ему в глаза.
Тонкая фигурка. Талия, грудь — всё на месте. Лицо — как у эльфа из сказки, — Мирон смотрел на Оссеан и никак не мог разобраться в своих чувствах. — Но физиологически она — мужик, — напомнил он себе.
— Эта особенность развивается у людей, много времени проводящих в Плюсе. В Минусе они — законопослушные граждане, отцы и матери, тихие незаметные люди. А в Плюсе…
— Ты имеешь в виду способность перевоплощаться в персонажа, — перебил Мирон. — Но это — не биполярка. Обыкновенный аватар, для удобства пользования.
— Да ну? — Оссеан стала похожа на проказливого лисёнка. — Ты готов признать, прямо сейчас, что Мирон Орловский — боевик, способный убить человека, и неоднократно это делавший?
— Это не я! — против воли воскликнул Мирон. — Это… Кровавый Точила.
—…
— Ладно, я понял. Но сейчас-то здесь я. Не он.
— Вот об этом я и говорю, — серьёзно кивнула Оссеан. — Человек, сутки назад творивший чудеса для того, чтобы выжить, сейчас боится встретиться с братом.
— Кстати, — вспомнил Мирон. — Почему Чёрный Ферзь? Что это за имя такое?
— В шахматах ферзь — самая сильная фигура.
— Ладно, но причём здесь я?
— Ты появился в стойбище — и в нашем фильме — неожиданно. Вне плана. Леонид хотел тебя выпилить, но мы с Айзеком решили, что квест Виталия может от этого выиграть. Месяц кочевой жизни для наших подписчиков — это слишком много, рейтинги уже начали падать. Мы сами уже хотели вмешаться, но тут появился ты… И за считанные часы превратил однообразный пасторальный трип в приключенческий вестерн. Рейтинги взлетели до небес, а ты стал новым идолом молодежи. Разумеется, мы не могли упустить такой возможности. Наши пиарщики придумали тебе ник, имидж, историю…
— Погоди, — вставил Мирон. — Виталик говорил, что фильм идёт без редакции. Ни монтажа, ни режиссуры…
— И все подписчики искренне в этом уверены, — кивнула Оссиан. — Но представь, что Виталика убили — там, где он был, это обычный способ решать проблемы… Что бы стало с психикой изнеженных пользователей Плюса? Разумеется, мы редактировали всё, что он видит — и снимает. Не забывай, встроенный нейротранслятор — это наша разработка. Мы не могли рисковать.
— Сколько… — Мирон почувствовал, что в горле пересохло, и закашлялся. — Сколько у Виталика подписчиков сейчас?
— Не так уж и много, всего двести миллионов. Основная масса перешла на новый аккаунт: Чёрный Ферзь. Там — больше миллиарда. И они тебя обожают. Чтобы усилить впечатление, мы смонтировали несколько роликов из твоих старых приключений — битва в монастыре, гонки на мотоциклах по Токио…
— Как вы о них узнали? — рявкнул Мирон.
— От Платона, — пожала плечами Оссеан. — Он слил нам терабайты видео: ты скачешь по крышам, ты мчишься на турбо-джете, ты вершишь правосудие чёрным композитным мечом…
— Правосудие? — вскричал Мирон. — Что за бред!..
— Платон решил, что такой контекст будет более чем уместен. Людям давно не хватало героев. Кого-то, кто не задумываясь встанет на защиту слабых и угнетённых. Сделается новым символом справедливости. И этот герой — ты, Мирон.
Он понял, почему к нему приставили эту… это… нечто с эльфийским личиком, хрупкой талией и белыми, похожими на нимб, волосами. Если бы то, что он сейчас узнал, рассказал, например, Айзек — а еще лучше Леонид, с его лощеной улыбочкой, с его нарочитыми манерами… Он бы бросился в драку. Размазал бы сопли по его холёной морде, смешал их с кровью, а потом свалил на этот прозрачный, снобско-нанопластиковый пол, и пинал бы…
Оссеан он ударить не мог. Поэтому ей — ему — и поручили высказать всю правду-матку. Всю, так сказать, неприкрытую правду.
— Значит, всю эту лажу придумал Платон?
Разобравшись, как функционируют вакуоли, он без труда открыл выход на балкон и вновь уставился на бесконечное колышущееся море гречихи. Ветер даже доносил жужжание пчёл… Искусственных пчёл, — напомнил он себе. — Фальшивых. Таких же, как и всё здесь.
— У него не было связи с тобой несколько месяцев, — сказала Оссеан, вставая рядом у перил. — Но, как только он увидел первые кадры трансляции…
— Всё, к чему прикладывает руку мой брат, становится ненастоящим, — сказал Мирон. Во рту, на языке, ощущалась кислая горечь. — Он не способен испытывать подлинные эмоции.
— Он пожертвовал собой ради всего мира.
— И это был точный расчёт. Не эмоции. Он просчитал, что так ему легче будет справиться с Призраками.
Мирон вспомнил, с чего начался этот разговор и усмехнулся.
— Я не буду вам помогать, — сказал он. — Не буду больше скакать по крышам на потеху толпе.
— На самом деле, это и не потребуется, — улыбнулась Оссеан. — По тому материалу, что у нас уже есть, была составлена нейромодель, и теперь нам остаётся лишь придумывать достаточно захватывающие приключения Чёрного Ферзя, и выкладывать их на выделенном канале. Этим занимается отдельная творческая группа.