Потом его заставили перелезть через стену. Это было мучительно, непонятно и жестоко — кто-то тянул его за руки, продирая сквозь колючую проволоку, сквозь металлические пики, затем — еще одно падение.
Метров с шести, — определил Мирон. Сознание то и дело ускользало, но усилием воли он возвращал его на место. Не хватало еще остаться бесчувственным, в руках не пойми-кого…
Затем он почувствовал болезненный укол в предплечье — слава богу, здоровое; а через минуту сознание затопила ледяная ясность. Её острые кристаллы вытеснили муть из глаз, смыли боль — из головы, из рёбер, из раненной руки, и наконец-то Мирон смог оглядеться.
Рядом была стена. Сложенная из громадных каменных блоков, она уходила вверх и терялась в голубой вышине. Своим новым ясным зрением он различал трещины, крупинки раствора меж каменных блоков, побеги плюща, опутавшего железную балку, подпирающего стену… Рядом стояла Амели — всё в том же бальном платье. Подол выпачкан зелёным травяным соком, на уровне коленей — тёмные грязевые пятна.
За спиной Амели стоял незнакомец. Ассиметричное лицо с острыми скулами, мешанина волос, похожих на живых скользких змей, джинсовый пиджак сплошь утыкан колечками, булавками и заклёпками. Рукава закатаны до локтей, голая кожа рук татуирована настолько плотно, что рисунки кажутся чёрными нарукавниками.
— Что вы мне вкатили? — язык наконец-то послушался, и только прикосновения к зубам отдавались тупой далёкой болью.
— Армейский коктейль, — ответил парень с острыми скулами. — Половину дозы. На полной ты смог бы бежать, даже если б тебе оторвало ноги.
— Эй, от него откат длится, наверное, неделю, — проворчал Мирон. — Вы о моей печени подумали?
— Мы думали о твоей шкуре, — холодно заметила Амели.
Стоя прямо на улице, у всех на виду, она сдирала с себя платье. Чувак с татуировками уже протягивал ей джинсы и просторную толстовку.
— Нужно пройти три километра, бро, — сказал он, обернувшись к Мирону. — Только там можно будет сесть в подземку.
Мирон огляделся. Пастораль — именно так называют пейзажи подобного рода. Сиреневые холмы, узкая желтая тропинка между ними и поле красных маков. Клод Моне, — вспомнил он. — Не хватает дамы в белом с кружевным зонтиком…
— Сюда не пускают никакой транспорт, — пояснила Амели, натягивая толстовку. Мелькнули ослепительно-белые груди с твёрдыми коричневыми сосками, плоский живот… — Так что придётся прогуляться… — она испытывающе посмотрела на Мирона. — Справишься?
— Пошли уже, — буркнул он.
Место, куда вкатили армейскую сыворотку, горело огнём. И огонь этот распространялся всё дальше. Тянуло почесать плечо, но Мирон сдерживался: знал, что будет только хуже.
— Не так быстро, — остановил приятель Амели. — Надо всё подготовить…
Опустившись в траву, он совершил несколько загадочных манипуляций, в результате которых дёрн был откинут в сторону. Под ним обнаружился квадратный металлический люк. Ржавый, с неразличимым клеймом.
Незнакомец извлёк из внутреннего кармана пиджака фомку, подцепил крышку люка и с трудом приподняв, откинул в сторону.
— Ты первый, — сказала Амели. — Если что, Ринат подстрахует.
Мирон заглянул в люк. Оттуда пахнуло тёплым затхлым воздухом и сухими фекалиями.
— Канализация? — спросил он с опаской.
— Старая канализация, — уточнил Ринат. — С тех пор, как здесь были многоэтажки.
Он протянул что-то Мирону, тот узнал стандартный медпакет — тоже армейский. Сунул в карман смокинга. Шов на спине разошелся во время падения, и двигаться в нём стало намного удобнее.
— Последние двадцать лет ею не пользуются, — добавила Амели. — Всё давно высохло.
— Ладно, — сев на край, Мирон свесил ноги и нащупал первую ступеньку шаткой лесенки, уводящей в глубину. — Ладно…
Страха не было. Отвращение пополам с брезгливостью. А еще некоторое опасение, что Ринат захлопнет люк, как только голова его скроется из виду…
— У нас — тридцать секунд, — сказала Амели. — До того, как нас обнаружат боевые дроны моей матери.
Мирон перенес вес на ступеньку, спустился еще на одну и почувствовал, как на голову сыплется ржавая пыль — Амели спускалась следом.
Стараясь не слишком налегать на больную руку, он аккуратно переставлял ноги одну за другой, и через минуту почувствовал твёрдую поверхность. Фекалиями здесь пахло гораздо сильнее, но запах был действительно старый. Мёртвый.
Когда Амели встала рядом, светлый квадрат над головой исчез — люк захлопнулся.
— А он как же? — спросил Мирон, подразумевая приятеля Амели.
— Кто-то должен спрятать следы, — сказала она и вынула из кармана толстовки крошечный фонарик. Желтый круг света высветил мусор на полу, ржавые гнутые гвозди и пожелтевшие комочки бумаги.
Амели двинулась по узкой тропинке между стеной и довольно глубокой канавой, дно которой оставалось скрытым от глаз — там клубилась лишь тьма.
— Ты спланировала всё заранее, — сказал Мирон, снимая пиджак. Рукав намок от крови, с него даже капало.
Удивительно, почему у меня не кружится голова? — подумал он. Но затем решил, что армейский коктейль компенсировал и это.
— Не паникуй, — сказала девушка, развернувшись и ослепив его фонарём. — Здесь нас искать не будут.
Зажав фонарик в зубах, она отобрала у Мирона медпакет, рывком сорвала упаковку, развернула и наложила на рану антисептическую повязку.
Не смертельно, — вяло подумал Мирон, когда увидел длинную, змеящуюся от плеча к локтю царапину. Она была довольно глубокой — отсюда кровь. Но мышцы не были задеты.
Закрепив бинт, Амели сверкнула короткой улыбкой и пошла вперёд, в темноту. Мирон пошел следом. Смокинг пришлось натянуть заново, оторвав промокший рукав. Внизу было по-настоящему холодно.
Идти было тяжело: небольшой круг света мелькал впереди и того, что под ногами, он не видел. Чуть ускорив шаг, Мирон тут же наткнулся на спину Амели — больно стукнулся подбородком о её затылок.
Она пошла чуть медленнее, светя себе под ноги.
— Ты спланировала это бегство заранее, — повторил Мирон.
Глаза привыкли к тусклому свету и идти сделалось немного легче.
— Пути отхода всегда нужно планировать, — ответила та, не оборачиваясь. — Этот — всего лишь один из нескольких. В том сценарии, который случился, он был оптимальным.
— Тогда почему ты не спрашиваешь, удалось ли мне отыскать дневники?
— Потому что это не важно.
Мирон остановился. Амели продолжала идти, и он поспешил догнать девушку.
— Что ты сказала?
— Не важно, — повторила она. Плечи под толстовкой чуть поднялись и опустились. — Ты и не должен был ничего найти. Это был отвлекающий манёвр.
— Отвлекающий от чего?
Он не удивился. Наверное, был бы даже разочарован, если бы всё оказалось так, как она обещала в самом начале.
— Помнишь, я говорила, что файерволл снимают один раз в году, на день рождения матери.
— Для тебя было важно попасть в замок именно в этот день, — подал голос Мирон.
— Связь не односторонняя.
Мирон шагал несколько секунд молча, вспоминая и сопоставляя всё, что говорила Амели.
— Ты что-то отправила, — наконец сказал он. — Тем, кто присутствовал на празднике виртуально.
— Не я, — рассмеялась Амели. — Мой отец. Он единственный мог пользоваться гаджетами. Он провёз софт в своей коляске, и запустил его, пока мы с тобой отвлекали гостей и слуг, — послышался короткий смешок. — То-то они удивятся…
— Что? — Мирон споткнулся. — Что ты им отправила?
— Вирус.
— Вирус?
— Они лежат в Ваннах, так? — Амели прошла еще несколько шагов. — Вирус разрушит их нейронные связи. Они никогда больше не смогут выйти в Плюс.
— Ты сумасшедшая! — он схватил девушку за плечи и развернул к себе. По глазам мазнул яркий свет фонарика. — Ты могла их убить!..
— Очень на это надеюсь, — хмыкнула Амели. — Какая ирония, правда? Они не выходят из своих убежищ потому, что боятся заразиться. И вот — сюрприз-сюрприз… Вирус настиг их в собственных постелях.
Мирон представил… Сколько? Десятки людей, которые сейчас впали в энцефалическую кому.
— Зачем? — спросил он.
— Ну это же элементарно: они потеряли власть. Корпорации остались без лидеров, на бирже паника… Мы с тобой только что изменили мир, дружок. То, что случилось с Технозон, сейчас происходит с остальными.
— То есть, хакеры…
— Всё было спланировано до мельчайших подробностей. Когда мы выберемся на поверхность — это будет совсем другая реальность.
Амели пошла вперёд. Плечи её под серой толстовкой казались узкими и очень хрупкими.
Она не сумасшедшая, — думал на ходу Мирон. — Нет, вовсе не сумасшедшая. Она — анархист. Всё в лучших традициях: разрушить старый мир, чтобы на его костях построить новый.
— А что будет с Нирваной? — спросил он ей в спину. — Все те люди, что с ними будет?
— Ничего. Как ни странно…
— Почему странно?
Амели вновь остановилась и повернулась к Мирону. Фонарик она направила в пол — желтый круг высветил комочки пыли, какие-то мелкие косточки…
— Что бы ты ни думал, я — не убийца, — сказала она. — Я осознаю, что от Нирваны сейчас зависят миллионы. Миллиарды. Нельзя вот так просто выбросить их в Минус, не дав ничего взамен. Поэтому Нирвану поддерживают распределённые сервера: Платон успел построить достаточно.
— Платон? — Мирон взмахнул руками. — Так всё это затеял Платон?
— Отчасти, — кивнула Амели. Но самое главное… нам помогают Призраки.
— Помогают разрушить мир?
— Помогают оттащить его от края пропасти.
Сунув руки в карманы толстовки, Амели покачалась с носков на пятки. Профиль её выглядывал из капюшона белым серпиком, являя безупречную линию носа и подбородка.
— Идём, — тихо сказала она. — До темноты мы должны выбраться за пределы анклава.
…Откат от армейского коктейля настиг его где-то ближе к концу пути. Сначала он просто почувствовал усталость. Потом заболели рёбра. Затянутая в бинты рука начала пульсировать, будто в локте билось громадное сердце. А потом сознание помутилось, и он перестал понимать, где находится.