Солнце давно взошло. Пахло нагретой землёй, сухой травой и чем-то пряным. Может, цветами. Стрекотали кузнечики.
С детства не нюхал цветов, — подумал Мирон. Сознание уплывало, в ушах стоял ровный гул. — Это кровь, — решил он. — Ток крови шумит в голове…
— Очнись! — Амели грубо дёрнула его за руку. Мирон вздрогнул. Оказывается, он успел плотно задремать. — Кто-то едет.
— Где?
— Слышишь гул? — спросила девушка. — Это машины. Едут сюда.
— Может, рядом трасса? — предположил Мирон. — Насколько я помню, мы — в чистом поле.
Приподнявшись, он выглянул из канавы. Мешали лопухи, пара колючек тут же запуталась в волосах. Над горизонтом, в жарком мареве солнечного утра, пылили танки.
Они были где-то в паре километров, но довольно быстро приближались. Шли фронтом, на расстоянии пятидесяти метров друг от друга.
— Похоже на прочёсывание местности, — сказал Мирон. — Скорее всего, ищут именно нас.
— Надо двигать, — сказал он, спускаясь на дно канавы и затягивая горловину рюкзака. — Возможно, это и не по наши души, но если нас обнаружат…
— С беглецами Рейнметалл не церемонится, — Амели нагнулась, потуже затянула кроссовки, сняла резинку с волос, и зажав её в зубах, заново перетянула хвост.
— Ты как? — спросил Мирон. — Идти сможешь?
— А у нас есть выбор? — сквозь резинку спросила девушка.
Она справится, — подумал он. — Я могу сдрейфить, удариться в панику, испугаться… Но она справится. Этим она напоминает Мелету.
— Выбор есть всегда, вслух сказал он. — Ты можешь выйти, назвать себя, и тебя на вертолёте доставят в самый лучший отель Мюнхена.
— Всё ещё хочешь от меня избавиться?
Отойдя на несколько метров, Амели расстегнула штаны и присела. Мирон отвернулся.
— Хочу дать тебе шанс выжить.
— Хватит болтать, — он не заметил, как она оказалась рядом. — Подсади меня.
Пригибаясь, они побежали прочь от машин. Танки были очень близко, и Мирон не испытывал иллюзий насчёт их с Амели невидимости. Просто почему-то им было насрать на бегунов.
Вполне возможно, танки — автоматы, управляются со спутника или дрона. Тогда у нас есть шанс, — думал он на бегу. Мысли скакали в такт прыжкам. — Если Призрак не соврал, если он сможет «стереть» нас со всех следящих устройств…
Надежда затрепыхалась где-то под рёбрами, придала сил и уверенности. Мирон поймал руку Амели, и уже хотел остановиться, перевести дух и рассказать ей о Призраке, когда над головой завыло, засвистело по нарастающей, воздух взвизгнул, как слишком быстро расстёгнутая молния, а потом впереди и слева грохнуло.
Мгновенно, каким-то шестым чувством Мирон понял, что это такое, и дёрнув Амели, рухнул ничком, накрыв девушку своим телом.
Тут же макушку обдало горячим воздухом, по спине забарабанили комья земли. Он пытался вжаться в траву, вдавить в неё Амели, сделаться незаметным, плоским, двумерным…
А над головой продолжало грохотать. Снаряды рвались впереди, метрах в ста. Они ложились, как по линейке, и когда взорвался тот, что был прямо по курсу, их с Амели подбросило в воздух, ударило о землю — так, что лязгнули зубы, снова подбросило — Мирон ударился подбородком о лоб Амели, во рту появился вкус крови…
А потом взрывы отдалились. Ушли вправо, загромыхали отдалённым эхом, и… прекратились.
Амели лежала под ним, жарко дыша в ухо. Мирон чувствовал, как её сердце колотится о его рёбра, или это его сердце хочет выскочить из груди? Приподнявшись на руках, он откинулся на спину.
В глазах продолжало рябить. Да нет, — догадался он, когда невесомые хлопья начали оседать на лицо. Это пепел.
Сразу запахло гарью.
— Второй волны мы можем и не пережить, — сказал Мирон, с трудом поднимаясь и протягивая руку Амели. Голос звучал так, словно он сидел в герметично закрытой банке.
— Что это за хрень? — слов он не слышал, девушка лишь шевелила губами.
— Думаю, учения, — сказал Мирон в надежде, что у неё со слухом лучше, чем у него. — Точнее, испытания. Это полигон.
Всё сошлось в тот момент, как он услышал вой снаряда. Пустое, ничем не занятое поле, подозрительная канава… Точнее, воронка, — поправил он сам себя. — Каким-то образом ночью я забрёл на полигон.
Никто его не остановил. Не было ограждений, предупреждающих знаков… А может, в темноте он их просто не заметил? Да какая теперь разница.
— Ты говорил о второй волне, — напомнила Амели.
В волосах её застряли травинки, толстовка была вся в пыли. Мирон вспомнил гордую красавицу в бальном платье и бриллиантовой диадеме.
— По идее, они должны развернуться и двинуть в обратную сторону, — сказал он. — Это дроны. У них одинаковая программа. Стрелять они могут только вперед — иначе грохнут друг друга. Если мы окажемся на линии огня…
— Ясно, — Амели встала, пошатнулась, но удержалась на ногах. — Чёрт, всюду эти комья, — пожаловалась она себе под нос. — Значит, нужно бежать как можно быстрее. И как можно дальше.
— Но лучше всего — поперёк движения. Если успеем выбраться за пределы полигона — мы в безопасности.
— В безопасности? — рассмеялась Амели. — Если мы отсюда выберемся, сможем пересечь границу и оказаться в Венгрии, затем добраться до Будапешта… А там, ускользнув от полицейских дронов, отыскать Капюшончика, среди четырех с половиной миллионов человек… Вот тогда мы будем в безопасности. Может быть. Если фрицам нас сдал, испугавшись, не сам Капюшончик.
— Значит, ты не знаешь, кто это мог быть? — спросил Мирон.
— Догадываюсь, — ответила Амели, с остервенением отряхивая толстовку. — Тот, кому я безоговорочно доверяла. А таких людей на планете — раз, два и обчёлся.
— Может тогда не надо в Будапешт?
В голове Мирона мгновенно созрел план: надо валить назад в Россию. Через Польшу, через Румынию — как угодно, но только в Россию. И сдаться властям.
— Надо попытаться, — упрямо мотнула хвостиком Амели. — Капюшончик — наш шанс прочитать дневник твоего отца.
Призрак тоже говорил о дневниках. О записях — так он их называл… Это решило дело.
Мирон нащупал в кармане джинсов флэшку. Удивительно, что их не обыскали на КПП — наверное, привыкли, что у беженцев абсолютно ничего нет.
Идти по взорванному, развороченному полю было непросто. Танки грохотали неподалёку — земля содрогалась, но пока что выстрелы летели не в их сторону. Всё поле было будто изрыто гигантскими кротами.
Удивительно, как я не переломал ноги в темноте, — в сотый раз подумал Мирон, споткнувшись и пропахав носом очередную кочку. Амели тоже несколько раз упала. Лицо её вымазалось в земле, волосы спутались, джинсы на коленях покрылись сплошным слоем грязи.
Я выгляжу не лучше, — представил себя со стороны Мирон. — Две калеки… Далеко мы так не уйдём.
И тут рядом возник Призрак. Просто соткался из воздуха — совсем, как Чеширский кот, — подумал Мирон. Он бросил предупреждающий взгляд на Амели, но девушка, похоже, ничего не заметила.
Призрак молча указал плотной, словно спрессованный дым конечностью, на закат.
— А теперь, значит, ты говорить не можешь, — зло пробормотал Мирон. — А что так? Нет рядом свободной тушки?
— Что ты там бормочешь? — спросила Амели.
— Ерунда, — отмахнулся Мирон. — Призраки прошлого.
Рёв танков вновь начал приближаться. Фигура призрака замерцала, настойчиво указывая на запад.
— Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, — буркнул Мирон и повернулся к Амели. — Тут такое дело… Нам советуют идти на запад.
Девушка мгновение смотрела на него без всякого выражения. Затем коротко кивнула и пошла в указанном направлении.
— А еще меня называют сумасшедшей, — сказала она, когда Мирон пристроился рядом. — Может, объяснишь, что за хрень?
— Позже, — откликнулся Мирон. — Береги дыхание.
Неожиданно он почувствовал удовлетворение. Можно сказать, злорадство: наконец-то он знает, что делать, а Амели — надменная, всегда готовая больно уколоть Амели — нет.
Когда танки вновь начали грохотать, они уже вышли на дорогу. Бетонка, — подумал Мирон, ковыряя носком кроссовка ровное, без стыков покрытие. Композитный пенобетон, так называемый «Умный» — с эффектом самозатягивания трещин. Большие деньги.
Значит, вояки, — решил он. — Где бабки — там всегда поблизости вояки. Никак не наиграются.
Они пошли прямо по дороге — после вспаханного взрывами поля это был просто праздник какой-то. Идти по ровной поверхности, слегка пружинящей, было так приятно, что у Мирона подскочило настроение.
Призрак не соврал. Он действительно помог.
Когда по бетонке загромыхал конвой из десятка фур, накрытых камуфляжным брезентом, они с Амели спрятались в кювет — от греха подальше. К их удивлению, последняя машина конвоя замедлила ход, а затем и вовсе остановилась. У Мирона бешено заколотилось сердце.
И как по команде, рядом возник Призрак. Теперь он указывал на фуру — точнее, на то место, где брезент был пришпилен к борту не слишком плотно…
— Ходу, — Мирон дёрнул Амели за руку. Раздумывать было некогда.
— Ты псих, — вырвав руку, она смотрела на него почти с восхищением.
— Доверься мне, — Мирон вновь крепко обхватил запястье девушки и потащил на дорогу.
Призрак упорно маячил рядом с фурой, пока он не подсадил Амели, а затем не забрался и сам — по колесу.
Грузовик плавно двинулся с места, постепенно набирая скорость.
В грузовике было жарко, душно, воняло нагретым железом и смазкой. Всюду громоздились длинные ящики с стилизованной буквой «Г».
Оружие, — решил Мирон. — Рейнметалл банчит пушки по всему миру. Вся страна работает на заводах. А ещё лагеря беженцев — сколько там может быть человек? Миллион? Полтора?
Он представил тысячи рук. Покрытых мазутом, с чёрными каёмками ногтей. Они непрерывно двигались: соединяли воедино тусклые металлические детали, передергивали затворы, проверяли прицелы… Рейнметалл славился индивидуальным подходом к КАЖДОЙ единице оружия. Никаких конвейеров. Только ручная сборка. Наверняка это не имеет отношения к здоровенным артиллерийским установкам, — думал он. — Но пистолеты… Дорогие, отполированные вручную стволы для персонального применения…