— Когда ты ушел от Капюшончика… В общем, через двадцать минут после твоего ухода в окно влетел фугасный реактивный дрон-камикадзе. Пацан засёк его за три секунды до взрыва — мы едва успели выскочить на лестничную площадку.
— Господи, Амели… — Мирон лёг рядом, лицом к девушке и посмотрел ей в глаза. — Это не твой отец, это Минск. Они охотились за мной. Это я виноват в том, что на вас с Капюшончиком напали. Они взяли меня прямо на улице, и если бы не Платон… Почему ты хохочешь?
— Глупенький. Минск-Неотех — и есть мой отец. Так же, как Хиномару и еще с десяток компаний. Все они заняты одним и тем же: лихорадочно ищут способ перемещения сознания в Плюс. Это они охотятся за тобой — все эти полгода охотятся.
Ну конечно, — в мозгу будто выбило заглушки и догадки хлынули, как водопад. Отец Амели!.. Бывший гонщик, парализованный из-за травмы. Человек, привыкший действовать очень быстро, иногда — безрассудно, обожающий риск, адреналин… И вот он прикован к креслу, а пошевелить может, разве что, глазами… Но мысли, чувства — всё осталось. Разум жаждал вновь оказаться свободным.
Мирон рассмеялся.
— Представляю, какие чувства он испытал, увидев меня на приёме у твоей матери.
— Это был большой риск, — улыбнулась Амели. — Но я не могла отказать себе в удовольствии его подразнить. Подразнить — и смыться из-под носа.
— А ты жестока, — сказал Мирон.
— Иногда я делаю что-то такое, чего не могу объяснить, — вздохнула Амели.
— Да, я уже заметил, — он провёл кончиками пальцев по голой руке девушки. — И даже не знаю: плакать по этому поводу, или сразу застрелиться.
— Поговорим о деле, — вдруг сказала Амели, садясь в постели и нашаривая майку. Нашлась только майка Мирона, и она натянула её, утонув в широких рукавах.
— Значит, дело всё-таки есть, — вздохнул Мирон. — А как же разговоры о моей неотразимой персоне?
— Одно другому не мешает, — бросила Амели, закуривая новую сигарету. — Птичка на хвосте принесла, что Платон не сможет помочь тебе со льдом Минск-Неотех.
— То есть, Соломон не только дал тебе ключ от номера, — бросил Мирон, доставая из пачки еще одну сигарету. И только потом вспомнил, что не следовало произносить имя негра вслух…
— Повторяю: он всё ещё один из Анонимусов. То, что его яйца в тисках — еще не значит, что он не будет помогать своим, — совершенно не скрываясь, сказала Амели.
— Если в «Ратибор» узнают… — Мирон огляделся так, словно ожидал, что Ярослав выскочит прямо из-под кровати.
— Поверь. Они знают.
Мирон потёр лицо.
Что-то я туго соображаю, — подумал он. — Я под наблюдением. И в то же время я спокойно трахаюсь с девчонкой, попутно рассуждая с ней о потенциальных работодателях и их подковёрных играх…
— Так что за дело? — усилием воли переключился Мирон. — Если, конечно, тебя не напрягает, что нас слышат.
— Это даже упрощает задачу, — улыбнулась Амели, выпуская дым из ноздрей.
Ты сумасшедшая, — в сотый раз подумал Мирон. — Ты знаешь, что номер под наблюдением, и всё равно заявляешься сюда, соблазняешь меня, без всякого стеснения кувыркаешься в кровати, а потом ведёшь деловые переговоры… Но ведь я тоже кувыркался без всякого стеснения. И теперь не прочь поговорить о деле. Наверное, я заразился от тебя, Амели. Стал таким же сумасшедшим. Кто бы знал полгода назад?
— Я хочу помочь уничтожить Минск-Неотех, — сказала она вдруг. Мирон секунду помолчал.
— Это чтобы отомстить отцу?
— Ты так меня и не понял, — выбравшись из кровати — майка Мирона доходила ей до середины бедра — Амели принялась собирать свою одежду. — Я хочу, чтобы никаких корпораций не было. Вообще.
— Круто. Особенно, из уст самой богатой девочки на планете.
— Это не имеет никакого значения, — отмахнулась Амели.
— Помнишь, мы говорили о китах? О том, что взрывами бомб их не вернуть. Террор — очень худая дорожка.
— Ой, только не надо читать мне нотации, — Амели с разбегу запрыгнула к Мирону на колени и обняла за шею.
— Ты принимаешь мою помощь, или нет?
— Что именно ты имеешь в виду? — зная Амели, стоит проявить осторожность.
— Я могу показать все слабые места. И знаю все коды. Я могу провести вас незамеченными. Взорвите там всё, к ебеням.
— Не думаю, что они примут твою помощь, — осторожно сказал Мирон. — Я знаю вояк: они никому не доверяют.
— Но они просили тебя договориться с Платоном.
— Да, — Мирон говорил медленно, лихорадочно обдумывая каждое слово. — Но у Платона есть мотив: забрать материалы, которые позволят другим завладеть его технологией.
— Думаешь, твои русские друзья откажут себе в этом удовольствии?
Мирон промолчал. Конечно же, он об этом думал. И пришел к выводу, что лучше всего будет их опередить. Уничтожить все записи и результаты экспериментов, как только что сказала Амели — к ебеням.
В этот момент в дверь постучали. Мирон посмотрел на светящийся циферблат в зеркале платяного шкафа: ровно двадцать один ноль-ноль, как выразился Ярослав.
— Мне пора, — сказал он, поднимаясь.
Открыл дверцу шкафа и даже не удивился, когда там оказались вешалки, набитые одеждой его размера. Выбрав чёрную майку, кожаную куртку и ботинки на толстой подошве, он оделся и вернулся к кровати, чтобы поцеловать Амели.
— Ты же не из тех девушек, что послушно ожидают героя с войны, сидя за рукоделием, верно?
— Еще чего, — её рука ловко проникла под ремень джинсов, но Мирон отстранился.
— Тогда можно тебя попросить быть осторожной? Мне бы хотелось встретиться с тобой еще раз. И не в такой напряженной обстановке.
— Всего один?
— Для начала.
— Хорошо, — кивнула Амели, закуривая. — Обещаю не хулиганить, пока ты не вернёшься. Но и ты пообещай.
— Что?
— Постарайся, чтобы твоя задница осталась целой.
И только выйдя в гостиную и наткнувшись на насупленный взгляд Ярослава, он вспомнил, что с Платоном так и не поговорил.
Глава 19
3.19
— Надевай, — приказал Ярослав, указывая Мирону на обтекаемый кофр из чёрного композита. Ни ручек, ни лямок или застёжек на нём не было. И он подрагивал. Будто дышал.
Мирон поёжился. Кофр напоминал пиявку из ужастика: сидит она до поры до времени, походя на что-то обычное, безопасное, а потом как прыгнет…
— Это тактический комбинезон, — снисходительно пояснил Ярослав через плечо. Стоя спиной, он что-то проверял: защелкивал, встряхивал, погромыхивал и передергивал. — Приложи руки, он тебя запомнит. А потом расслабься.
— И получай удовольствие, — это один из бойцов.
Раздался громовой ржачь.
Мирон подавил раздражение. Полковник, и вся его команда — десять бойцов — смотрели на него, как на бесполезный груз. Ходячее недоразумение, которое им навязали сверху. И чувства их он прекрасно понимал: «Из-за этого шпака мы все можем погибнуть» — вот что они думали. «Ничего не умеет, ничего не знает — возись с ним, как с ребенком».
Сжав зубы, Мирон обнял кофр, в любой миг ожидая услышать ещё один раскат гогота. Но обошлось. Кофр раскрылся сам собой, растёкся жидкой нефтяной плёнкой, наползая на руки, плечи, голову, туловище — и так до самых ботинок. Ткань — если это была ткань — сжалась вокруг него, отвердела, принимая форму тела, плотно облегая конечности, спину, задницу.
На уровне лица оказалась прозрачная мембрана, уши плотно заложило, и Мирон почувствовал, как под рёбрами, в грудной клетке, бухает сердце.
— Удивлён, новичок? — голос Ярослава идёт не снаружи, а изнутри, из шлема. Он в таком же комбинезоне. Выглядит, как облитый нефтью богомол. — Новая разработка, только что прошла испытания, — полковник делает шаг, и нефть переливается, бугрится мускулами. — Карбоновые трубки, ниобио-титановый сплав, нановолоконный композит, батареи подзаряжаются во время движения, используя энергию тела. Сетка Фарадея экранирует электромагнитные импульсы. В этом комбезе, новичок, тебе не страшно вообще ничего — кроме, разве что, тактического ядерного заряда. Стоимость — как сгонять челнок на Марс и обратно. Так что не сломай и не потеряй.
Последние слова полковника, понимает Мирон, были шуткой.
Он пытается сделать шаг — и оказывается у противоположной стены, чуть не врубившись лицевой мембраной в бетон.
— Аккуратней, новичок, — смеётся полковник. — Мускульный усилитель — двадцать джоулей на кубический сантиметр. Зачастую хватает двинуть мизинцем, — он поднимает дулом вверх здоровенную пушку в половину себя ростом, и набрав на прикладе сложный код, прикладывает её к спине. Просто заводит за спину, и пушка сама прилипает к броне, как на липучке. — Потренируйся тут, — советует полковник. — Выступаем в ноль часов.
Остальная команда тоже напоминает чёрных богомолов — поджарые, сухие, с длинными ногами и руками. Все с пушками: ЯРРИСТ-2000, с подствольным реактивным гранатомётом и здоровенным магазином на тысячу выстрелов.
Мирону пушки не дают.
Он об этом и не думает: всё внимание сосредоточено на управлении комбинезоном. Пошевелил ногой — чуть не сел на шпагат, поднял руку — едва не вывихнул плечо.
Будто желая продемонстрировать его полную несостоятельность, бойцы из группы устраивают цирковое представление: крутят сальто, прыгают на три метра вверх, ползают по потолку — оказывается, в ладонях и на коленях имеются специальные присоски, как у осьминогов, только появляются они, если определенным образом напрячь пальцы.
Мирон мысленно усмехнулся: в его положении опасно даже пукать — унесёт ведь метров на десять, и об стенку расплющит…
— Отставить травить энергию, господа, — командует полковник. Его не узнать среди остальных таких же чёрных и текучих. Но голос звучит в шлеме, и его ни с чем не спутаешь. — По коням.
Бойцов рассаживают по двум вертушкам — грузовым, двухвинтовым, «ЛЕБЕДЬ-ДХ-1–021». Как только Мирон уселся в отведённое ему ложе, комбез намертво прилип к спинке — и никаких страховочных ремней. Голову будто фиксаторами электрического стула зажали — Мирон видел такой в старой хронике… Но руки и ноги остались свободны.