— Лео! — начала я с порога, — надо срочно вызвать полицию! Наших людей отравили…
— Не паникуй. Сейчас допишу и разберемся. Через несколько минут в Валенсию ждет мотосвязь Генштаба.
Ждать и догонять, говорят, хуже нет. Я выскочила на улицу и велела Паскуалю ехать к начальнику полиции Мадрида. В то время этот пост занимал полковник Давид. Знакома я с ним не была. В здание полиции меня пропустили, но начальник принять отказался. Это было странно. Обычно сотрудников штаба интернациональных бригад принимали сразу. Ко мне так отнеслись, наверно, потому, что я пришла без своего начальника. Когда я вернулась в Гейлорд, сразу почувствовала, что обстановка резко изменилась. Поступили сигналы о еще нескольких случаях отравления. Острое недомогание почувствовали все, кто ночевал в отеле и хоть что-нибудь съел перед выездом на фронт. В числе пострадавших оказался Главный советник, комком Штерн и его переводчица. Они заболели в дороге и вынуждены были остаться на полпути. Лео бросил свой отчет и подхватил меня на пороге. Вместе с его начальником, П. Боярских, мы снова поехали к начальнику полиции. На этот раз он принял нас немедленно и казался очень взволнованным.
— Надо было сообщить немедленно! — патетически восклицал он, хватаясь за телефонную трубку.
— Я была у вас час назад, и вы меня не приняли.
Давид бросил грозный взгляд на своего адъютанта и начал извиняться. Впрочем, мне показалось, что все это было разыграно. К вечеру выяснилось, что всего было отравлено восемнадцать человек — советников и их помощников. Хорошо, что доля, пришедшаяся на каждого, была столь незначительная, что смертельного исхода ни для кого не последовало.
Операция прорыва на Брунете, начавшаяся шестого июля, была одной из самых серьезных на Центральном фронте. В первых рядах, наступающих на Кихорну и кладбище, где укрепились марокканцы, была рота австрийцев и немецкие антифашисты с бригадой имени Тельмана. Из дневника, который вел в Испании командир 11-й интербригады Ганс Каале, видно, что в этих боях участвовали и бойцы других национальностей. 19 июля Людвиг Ренн замещал заболевшего Каале, и ему пришлось лично посетить артиллерийские позиции. По пути к Вильянуэва-де-ла-Коньяда он остановился, чтобы переждать налет вражеской авиации. Накануне здесь проезжала машина со снарядами, и фашистский «юнкерс» соблазнился ее атаковать. Снизившись, самолет забросал машину бомбами, и одна из них попала в цель. Но летчику не пришлось порадоваться — воздушная волна и осколки разнесли «юнкерс» на куски. Проезжая опасный участок, Ренн заметил остановившийся в стороне грузовик. По опознавательному знаку 3/11 Ренн узнал грузовик, принадлежавший его бригаде, а именно батальону имени Тельмана. За рулем сидел негр.
— Что у тебя в грузовике? — спросил он шофера.
— Боеприпасы.
— Что ж ты стоишь здесь?
— Так было приказано.
— Кем?
— Кем-то из батальона.
— На каком языке тебе дали этот приказ?
— На немецком.
— А ты его знаешь?
— Справляюсь.
— Как ты вообще попал в этот батальон?
— Послали нас сюда. Нам все-таки хотелось бы больше к американцам или к англичанам.
Ренн приказал ему немедленно съехать с дороги и проводил до более безопасного места.
— Боялся? — спросил он шофера.
— Боялся. Однако человек должен стоять там, где ему приказано.
24 июля франкисты перешли в решительное контрнаступление. Оно началось артиллерийским налетом, за которым последовал столь же массированный удар авиации. К командному пункту бригады без особой осторожности шел высокий человек в гражданском костюме. Шляпу он предусмотрительно держал в руках. Ренн выскочил из окопа, чтобы втащить туда наивного храбреца, так некстати появившегося на позициях.
— А ну, быстро прыгай в эту дыру! — потянул он его за рукав.
Когда кончился налет авиации и из окопчика показалась голова незваного гостя, Ренн узнал в нем участника Международного конгресса писателей-антифашистов норвежского писателя Нордала Грига. Последние дни конгресса проходили в Мадриде, и не один Нордал стремился побывать на фронте, хотя это и не разрешалось.
— Что тебе здесь надо, на передовых? — в сердцах воскликнул Ренн. — Сейчас здесь начнется нешуточный бой!
— Хотелось навестить норвежских товарищей, — оправдывался Нордал Григ.
— Они впереди, в окопах, я не могу позволить тебе туда идти, это слишком опасно, да и здесь не место для делегата конгресса.
Нордал спокойно улыбался.
— А нельзя ли пройти еще немного вперед?
— Я не позволю тебе в такой обстановке идти даже назад. Вот стемнеет, велю отвезти тебя в Эскуриал, там есть где переночевать.
Однако Нордал Григ все же удрал на передовые позиции и нашел там своих земляков. Мало того, он решительно заявил, что останется с ними.
25-го франкисты окончательно овладели снова городом Брунете, а к концу месяца бои затихли.
Одна из бригад, наступавшая в первом эшелоне, была андалузской, и Паскуаль, конечно, уже повстречался с земляками. Шоферы всегда видятся друг с другом раньше всех. Ему не терпелось поделиться с нами последними новостями.
— Я встретил ребят из Антекеры, — начал он, открывая мне дверцу кабины.
Я остановилась и посмотрела с некоторой надеждой, может быть, сведения о потерях преувеличены… В это время из дверей отеля вышел полковник Лоти и, увидев Артура, подошел к машине. Паскуаль быстро сменил тему. Кто такой Лоти, он не знал.
— Антекера в древности называлась Сингала, — продолжал он спокойно, вынимая из кармана дорожную карту.
— Где достал?
— Долго ли умеючи… — ответил Паскуаль, усмехнувшись.
Артур обменялся с Лоти несколькими фразами, а я отошла в сторону, занятая своими невеселыми мыслями. Иначе я не упустила бы возможности послушать, что думает Лоти о положении на фронте. Он советник Генштаба и в курсе всех дел. Реплика Паскуаля сбила меня с толку. Оказывается, он знал древнюю историю. Я, в сущности, ничего не знаю о нашем верном друге и бессменном шофере. Кем он был до войны? Учителем, а может быть, историком?
— А как называлась Фуэнхирола, откуда мы так вовремя унесли ноги перед падением Малаги? — спросила я, ожидая, что Паскуаль на этом вопросе «срежется».
— Суэль, или Сели.
Артур, распрощавшись с Лоти, пригласил меня в машину. Усевшись на заднее сидение, он несколько недоуменно оглядел нас: Паскуаля, лукаво улыбающегося, и меня, растерянную и пристыженную. Оказывается, разговаривая с Лоти, он одним ухом прислушивался к нашему разговору. Упоминание неизвестных ему населенных пунктов не прошло незамеченным, хотя содержания разговора он не уловил.
— О чем ты говорила с Паскуалем? — спросил Артур, когда машина тронулись.
— Так, ничего срочного…
— Мне показалось, что речь шла об андалузцах из Сотой бригады.
— Паскуаль, что ты хотел мне сказать о ребятах из Антекеры?
— Они рассказывали, что анархисты не вступили в бой.
— Этого надо было ожидать. Они, видимо, надеялись на то, что Пятый корпус выйдет из боев обескровленным. Война еще в полном разгаре, а они уже думают, как бы сохранить свои силы для новой стычки с партиями Народного фронта.
Паскуаль молча наращивал скорость. Он торопился выехать из города, пока не стемнело, и можно было не зажигать фар. Заехали в штаб за ночным паролем и в комендатуру за моим пистолетом. Артур мирно спал, приткнувшись головой к стеклу дверцы. Когда машина набрала скорость, Артур на каждой выбоине стукался головой, но не просыпался. Паскуаль пристально смотрел на освещенную фарами дорогу. Кем же он все-таки был до войны? У нас до сих пор только и разговору-то было: хватит ли бензина, далеко ли до того или другого населенного пункта? Конечно, во всем виновато мое слабое знание языка. На более-менее сложные темы мы разговоров избегали. Однако это вовсе не значило, что мы не понимали друг друга. Я знала, что Паскуалю можно доверять все, и жизнь тоже. Что касается анкетных данных, то мы ничего не знали и не спрашивали друг о друге. Об Артуре мне тоже ничего не было известно, кроме имени, да и то я не была уверена в том, что оно подлинное. Это просто случайность, что он сохранил в Испании настоящее имя, оно ничем не выдавало его гражданства. Моего настоящего имени он тоже не знал и чаще всего называл Муркой. Наверное, ему это было приятнее, чем явно фальшивое — Хосефа.
Несколько дней прошли спокойно, если не считать хозяйственные заботы, которых накопилось достаточно. Прежде всего, предстояло раздобыть еще одну легковую машину. Нам посчастливилось подобрать на дороге оставленную кем-то неплохую спортивную машину, но ее отобрали. Оказалось, что она принадлежит бригаде Мате Залка, и ее просто не успели вывезти после аварии. У Лукача, как звали Мате Залку в Испании, тоже была неплохая разведка — он быстро установил, кто забрал его машину, и забрал ее обратно, правда, после того, как мы ее отремонтировали.
Артур отправил меня за машиной в Мадрид. Обычно мы доставали машины очень просто: выискивали какую-нибудь без хозяина и угоняли или договаривались с шофером, который был бы не прочь сменить хозяина. Потом уводили машину вместе с шофером, согласовав эту «операцию» в штабе фонта. С такого согласования я и начала. Доказать, что разведотряду машина нужна, было нетрудно, и я получила записку к начальнику гаража, согласно которой мне разрешалось взять любую бесхозную машину. Естественно, в мадридском гараже не стояли машины фронтовиков. Скорее всего, там можно было обнаружить машину «запасливого» хозяина, придерживающего ее «на всякий случай».
Мне сразу повезло. Я обнаружила маленькую серую машину без хозяина.
— Чья машина? — спросила я у шоферов.
— Писателя Эренбурга, он в Париже.
— Я ее забираю, Паскуаль, осмотри…
Паскуаль немедленно влез в машину. Ключи были на месте.
— А если приедет хозяин? — забеспокоился завгаражом.
— Пусть обратится к Хосефе Перес Эррера.
Я набросала на блокнотном листке расписку, а Паскуаль вывел машину из гаража. Это был «фордик» — резвый и довольно экономный. Теперь мы с Артуром могли ездить порознь и успевать гораздо больше. На хозяйственные хлопоты Артур времени не тратил, и на меня ложилась роль фельдфебеля или старшины. В более сложных случаях Артур, конечно, занимался такими вопросами сам.