— Прокламации!
— Их там полно, вдоль пути!
— Наверно, их разбрасывали через окно.
— Да нет, их взрывом разметало!
— Что там? Читайте громче, не слышно.
«…Я скажу вам прямо и откровенно: я за насилие. Если вы используете против нас пушки, мы будем использовать динамит. Позвольте вас заверить — я умру на виселице, счастливый от того, что тысячи услышавших меня не забудут моих слов. И когда вы повесите нас — попомните мои слова — они будут кидать бомбы! И с этой надеждой я говорю вам — я презираю вас! Я презираю ваш порядок, ваш закон, вашу власть, подпертую насилием. Вешайте меня за это!
— Да это же чикагские анархисты!
Захар, услышав это, сплюнул от досады. Он проспорил сигару. Когда они сочиняли прокламации, Тихомиров предложил этот текст из старой газеты. А Захар утверждал, что сейчас, спустя шесть лет, да еще тут, в Техасе, никто и не вспомнит о несчастных анархистах, которые забросали бомбами полицию в Чикаго. Поспорили на сигару. И Тихомиров, получается, выиграл.
— От руки написано! Мерзавцы не боятся, что их найдут по почерку!
— Это всё немцы. Немцы народ мстительный.
— Надо было тогда повесить не шестерых, а в десять раз больше!
Приехавший шериф распорядился:
— Соберите эти бумажки, все до единой. Может быть, они имеют отношение к взрыву.
— Да уж, может быть! — насмешливо отозвались ему сразу несколько голосов.
— А может быть, и нет! — возвысил голос шериф. — Они могли тут валяться и раньше. Разберемся!
Захар подошел к группе полицейских, что возились над женскими трупами. Заглядывая через их спины, он пытался рассмотреть лица погибших. Копоть и корка запекшейся крови могут исказить лицо до неузнаваемости, поэтому Захар больше надеялся на осмотр тела. Он помнил, что у Муравьевой на шее поблескивала цепочка. Возможно, она носила на груди медальон, а то и крестик с образком. «Все они кричат, что атеисты, а крестик-то носят, — думал он, следя за тем, как полицейский сдирает обгоревшие куски платья, словно луковую шелуху. — Вон Гаврила-то Петрович не может спокойно пройти мимо церкви, хоть самой простецкой. И неважно ему, протестанты там, не протестанты. Крест есть — и ладно. Зайдет, помолится, и вроде легче ему становится. Мне бы так…»
— Что там у нее на груди?
— Сейчас доберусь. Ага, кошелек. Я так и знал.
— Ну и несет от них, — отворачиваясь, пробормотал полисмен. — Что за вонь такая?
— Больно ты нежный. После взрыва всегда так воняет. Тебя бы на шахту… Так, что там у соседки?
— За пазухой пять баксов, других бумаг не обнаружено.
— Бумаг и не будет. Не тот народ, чтоб с бумагами ездить.
— Как же их опознать? — спросил Захар.
— Родня опознает. Кто знает, что родственник ехал в этом несчастном поезде, тот к нам явится на опознание.
— А правду говорят, тут ехал рейнджер с каким-то арестантом? — спросил Захар.
— С арестанткой, — поправил его полисмен. — Но сейчас не разобрать, кто тут вольный, кто арестованный.
— Все они сейчас вольные, — добавил тот, который больше всех страдал от вони. — Навеки освобожденные.
Захар вернулся к Тихомирову, открыл свой саквояж и достал сигару.
— Держи, Гаврила Петрович. Ты выиграл. Про анархистов еще помнят.
— Будешь знать, как со мной спорить.
— Да уж буду знать. А вот Муравьевой там не видно, — как бы невзначай добавил Захар.
— Что-что?
— Я вот думаю, — продолжал Гурский, — что-то здесь не то. Вроде, она там, я по комплекции вроде бы узнал. Потом гляжу — а руки-то у нее свободные. Понимаешь? Я вот чего думаю-то. После всяких этих дел тот мужик непременно наручники на нее надел бы. Потому как одному за ней не уследить. Вдвоем еще куда ни шло, а одному… Ни поспать нельзя, ни по нужде отойти. Тогда что? Прицепить ее наручниками хоть к чему, верно?
— Верно-то верно, — задумчиво протянул Тихомиров. — Но не забывай, что мужик-то русский.
— Полагаешь, могли сговориться?
— Могли. Ой, могли! Чует мое сердце, Захарушка, впустую все наши старания пропали! — Тихомиров вскочил на ноги, опрокинув ящик, и топнул каблуком. — Сговорились! Сговорились они!
— А как же телеграмма? Сказано же было, что сели в поезд…
— Сели? Ты видел, как они садились? И я не видел. И никто не видел! Потому что не было их в поезде, не было!
— Куда ж они делись?
— Сели в поезд, да в другой! Мало ли поездов? Ищи теперь ветра в поле!
— Неужто она смогла его распропагандировать?
— Ох, Муравьева! Ох и баба! — с ненавистью простонал Тихомиров. — Ох и сука! Сговорились они, Захарушка, сговорились! Ну да ничего. Мы тоже не лыком шиты. И не такие загадки разгадывали.
С руками за спиной он принялся расхаживать перед Захаром, туда-сюда, как заведенный, ссутулившись и глядя под ноги. Наконец, остановился, отвел длинные волосы с лица и с усталой улыбкой сказал:
— Мне все ясно. Надо допросить агента, который сажал их на поезд. Пусть скажет точно, на какой поезд он их посадил. Станция задрипанная, не Николаевский вокзал, два-три состава там проходят за день, не больше.
— Я тебе и без агента скажу. Через Мэйсон-Сити идут либо на Сан-Антонио, либо на Денвер. Ну, или из Денвера, но опять же — на Сан-Антонио.
— Я так и думал! — воскликнул Тихомиров. — Помнишь, в библиотеке сборник карт? Чье издание, не обратил внимание? Не Денверский ли университет?
— Вроде, так, — ответил Захар, хотя и в глаза не видал никакого сборника карт.
— Университет, картография — всё сходится! Она будет прятаться у дружков своего папаши. Больше негде. Там ее и найдем.
— Голова! — уважительно протянул Гурский.
— Но это еще не всё, — продолжал Тихомиров вдохновенно. — Если она заморочила голову тому рейнджеру, то тем хуже для них обоих. Он-то на виду, ему негде прятаться. А парой на нелегальное переходить — на то у них денег не хватит. Нет, Захарушка, вдвоем им далеко не уйти.
12. Изменения в контракте
В первом же городке Орлов избавился от старых кляч Санчеса — они ушли за полсотни долларов, вместе с седлами и «камушком за подковой». Вырученные деньги сразу были потрачены на то, чтобы поселиться в самом приличном отеле (из двух, имевшихся в городе), купить новую одежду и пообедать. В отеле записались как супружеская пара. К счастью, там был номер «люкс», и Орлову удалось выспаться на диване в кабинете.
Хотя у него и была с собой чековая книжка, он все же решил, что в его положении безопаснее расплачиваться наличными, и вспорол свой пояс, где были зашиты золотые доллары. Пока они с Верой добирались до Севастополя, этот поясок заметно полегчал.
До соседнего города они доехали на дилижансе и, переночевав в привокзальной гостинице, сели на поезд, купив билеты до Остина. Однако на первой же остановке сошли, чтобы позавтракать в станционном буфете, да и не вернулись. Снова дилижанс, и снова гостиница в маленьком городке. Еще день они провели в Брайане, в отеле, который находился как раз напротив местного офиса его заклятых конкурентов, компании «Стандард Ойл». Стоя вечером на балконе, Орлов покуривал трубку и, чтобы развлечься, рассчитывал, сколько понадобится динамита, чтобы стереть с лица земли подобные офисы по всему штату, а лучше бы по всему свету.
Он старался лишний раз не думать о том, что теперь будет с Верой. Надеяться на уничтожающую силу огня не стоило. Трупы рано или поздно опознают, и те, кто охотится за Верой, снова бросятся в погоню и снова начнут раскидывать сети. А охотятся за ней серьезные люди, очень серьезные, к тому же нанятые кем-то из тузов. Картина вырисовывалась безрадостная. Туз, который сотрудничает с террористами и бандитами, должен быть весьма уверенным в своей неуязвимости со стороны Закона. Такая уверенность — признак очень больших денег. А очень большие деньги позволяют совершать невозможное. Например, можно снабдить фотографиями Веры не только частных сыщиков, но и всех полисменов штата, а также всех железнодорожных кассиров, кондукторов и ревизоров.
Он вспомнил, как засуетился агент на станции Мэйсон-Сити, спеша отбить телеграмму своему начальству. Есть связь между той телеграммой и взрывом вагона? Думать, что такой связи нет — значит, обманывать самого себя. Но если такая связь есть — значит, Вера обречена.
Он на миг представил, какая машина начала раскручиваться, когда Вера сбежала из Эль-Пасо. Как они могли ее поймать? Заявить в полицию, что некая дамочка сбежала с сумкой, полной ворованных денег? Нет, они поступили хитрее. Откуда в банках Техаса стало известно, что в обороте могут появиться банкноты из Монтаны? Этот сигнал мог исходить только от бывших владельцев исчезнувшей сумки. Они точно рассчитали, что Вера может попасться именно при обмене купюр.
А если бы не попалась?
А на этот случай они могли заявить в то самое агентство, которое разыскивает беглых иностранных преступников. Или для начала — в русское посольство. А уж оттуда ушел заказ в агентство.
Все это только на первый взгляд кажется слишком сложным. Для Важных Лиц нет ничего сложного.
Значит, Вера обречена.
Они найдут ее рано или поздно.
Чем он может ей помочь? Спрятать у себя в подвале? Она не станет прятаться. Не для того приехала.
Так чем же ей помочь? Просто быть рядом и ждать, когда могучая и безжалостная машина раздавит их обоих?
Нет, лучше ни о чем таком не думать. Лучше любоваться офисом «Стандард Ойл» и представлять, как красиво он вспыхнет, если его поджечь с четырех сторон…
— Какой приятный вечер, — сказала Вера, выходя на балкон из своего номера. — За что я люблю юг, так это за вечера. Когда воздух становится прозрачным и душистым, как вино. Особенно сейчас, поздней осенью.
— Осень лучше проводить в Новой Англии, — ответил Орлов. — Ты бывала в Вермонте?
— Нет. Но я знаю, о чем ты. Я была в Бостоне, и видела эти леса, сады и парки. Это безумие красок… Правда, тогда у меня было не то настроение, чтобы любоваться природой.