[140] из коренных египтян при Птолемеях. Египтяне победнее по-прежнему говорили на своем языке в его поздней форме, который через 600 лет превратился в коптский язык христианского Египта. Старая военная каста египтян, которых греки звали на своем языке махимами («воинами»), продолжала существовать, как мы увидим, отдельно от обычных крестьян и использовалась для выполнения некоторых задач — хотя в тот момент, по-видимому, в основном не в качестве воинов — в египетском войске. У старого Египта оставался лишь один путь сохранить прежнее величие — в религиозной сфере. Многие величественные храмы, построенные фараонами древности, все так же возвышались среди пальм, в них группы бритоголовых жрецов в белых льняных балахонах, как они изображены на памятниках фараоновских времен, все так же совершали традиционные обряды на древнем языке, в честь древних богов. Они все так же содержали божественных животных — быков, баранов и крокодилов — и поклонялись им. Именно священство, ограничивавшееся главным образом отдельными жреческими родами, теперь составляло единственную туземную аристократию Египта. Именно к ним, пользовавшимся авторитетом своего положения, богатством и священным знанием, обычные люди обращались как к национальным вождям и руководителям. Египтяне, владевшие греческим языком, вероятно, использовались в основном на нижних постах государственной администрации, но не на высших, и так было вплоть до последних Птолемеев. Возможно, высшие должности (как, например, пост диойкета) специально оставлялись для греков, но в I веке до н. э. египтянин мог стать своего рода генерал-губернатором (эпистратегом) Фиваиды. При первых Птолемеях египтяне столь высокие посты не занимали. Если Рем прав, предполагая, что Тахос, сын Гонгила, который появляется в милетской надписи в роли стефанефора в 262–261 годах до н. э., был египтянином и представлял власть Птолемеев в Милете[141], то перед нами еще один пример того, что автохтонный житель Египта в принципе мог занять относительно высокий пост при Птолемее II.
Неподалеку от Гермополя находится искусно украшенная гробница египетского жреца Петосириса, который, видимо, занимал должность главного жреца в гермопольском храме Хмуну (Гермеса) в последние дни персидского правления и прожил много лет уже при Птолемее I. Отделка гробницы интересна тем, что по ней видно, каким сильным в то время уже было греческое влияние в кругах, к которым принадлежал Петосирис. Художник попытался изобразить греческую сцену — родных, собравшихся вокруг гробницы, — в стиле греческого барельефа. Многие фигуры участников процессий, изображенные на стенах гробницы, одеты в греческое платье[142]. На стенах этой же усыпальницы можно увидеть картины из жизни тогдашних египтян. Обычные египетские крестьяне эллинистической эпохи уже не ходили голыми, в одних набедренных повязках, как они изображены на фараоновских памятниках, но одевались в свободные, подпоясанные и доходящие до колен туники, как сегодняшние феллахи[143].
Из чужеземцев, явившихся поселиться в Египте, самым значительным элементом были греки и македонцы. Отчасти они расселялись по Египту, вступая во владение своими участками земли, образуя социальные группы в городах и деревнях и проживая бок о бок с местным населением, отчасти сконцентрировались в трех крупных греческих городах — старом Навкратисе, основанном до 600 года до н. э. (в период независимости Египта после изгнания ассирийцев и до прихода персов) и двух новых городах: в Александрии на берегу моря и Птолемаиде в Верхнем Египте. Александр и его преемники-Селевкиды были великими основателями греческих городов во всех покоренных землях; греческая культура была так тесно связана с жизнью греческого полиса, что любой царь, желавший представляться в глазах мира истинным поборником эллинизма, обязан был что-то сделать в этом направлении, но для царя Египта, хотя он, как и все, стремился прославиться в Элладе, греческие города с их республиканскими традициями и тягой к независимости оказались бы неудобными элементами в этой стране, где как ни в одной другой царила бюрократическая централизация. Поэтому Птолемеи ограничили количество греческих городов-государств в Египте тремя упомянутыми — Александрией, Птолемаидой и Навкратисом. За пределами Египта, как мы видели, они имели подвластные греческие города — старые города в Киренаике, на Кипре, на побережье и островах Эгейского моря, — но в Египте не больше трех. Да, там были сельские города с такими названиями, как Птолемаида, Арсиноя и Береника, где существовали и вели общественную жизнь греческие общины; похожие группы греков жили во многих старых египетских городах, но они не были политически организованы по примеру города-государства. Однако, если там и не было площади для политических собраний, они все же могли ходить в гимнасии, которые были одним из основных признаков эллинизма и в некотором роде выполняли функции университета для молодых людей. Далеко в верховьях Нила в Ком-Омбо в 136–135 годах до н. э. действовал гимнасий местных греков, который принимал резолюции и вел переписку с царем. А в 123 году до н. э., во время разразившегося в Верхнем Египте противодействия между городами Крокодилополем и Гермонтисом, из Крокодилополя посылаются переговорщики, молодые люди, прикрепленные к гимнасию, которые, по греческой традиции, отведали хлеба и соли с переговорщиками из другого города[144].
Различия между греками и македонцами, которые вместе образовывали привилегированный класс, как сейчас представляется, не имели практического значения. Люди македонского происхождения на протяжении всей эпохи Птолемея официально называли себя македонцами, но, судя по всему, они были греками[145]. Еще до Александра, если у македонца было какое-то образование, то это было греческое образование; в основном они носили греческие имена, представители их царской династии утверждали, что происходят от греков. И македонцы, после Александра разбросанные по всему Ближнему Востоку, имеющие тесные связи с греческими колонистами, вероятно, вскоре забыли македонский язык и стали говорить на обычном греческом койне. Большое количество найденных в Египте папирусов написаны людьми, которые называли себя македонцами, но никто никогда не находил папируса, написанного на македонском языке.
В противоположность коренным египтянам, греки чувствовали себя представителями более высокой цивилизации. И тем не менее, как уже говорилось, они находились под впечатлением от древности и таинственности неизменных египетских традиций. Им интересно было узнать что-нибудь об этом. Но их любопытство было легко удовлетворить. Ни один греческий знаток, насколько нам известно, не потрудился научиться читать иероглифы или самостоятельно изучить тексты, выгравированные на камне и написанные на папирусе. Греки, жившие в Египте, иногда все же учили египетский, как следует из папируса II века до н. э. — составленного на греческом письма матери к сыну (оба они предположительно происходили из эллинской семьи), в котором она поздравляет его с тем, что он учит «египетские буквы» (Αἰγύπτια γράμματα); но его цель, как мы узнаем дальше, не историческое исследование, он надеется получить пост учителя в школе для египетских детей и таким образом обеспечить себе старость[146]. Все, что греки знали о египетской древности, — это то, что решили рассказать им египтяне. Греческий историк Гекатей Абдерский посетил Египет при первом Птолемее и добрался вверх по Нилу до самых Фив, чтобы собрать материал для истории Египта (Αἰγυπτιακά). Его особенно интересовала египетская религия, поставлять ему информацию могли египетские жрецы или двуязычные местные проводники, которые обслуживали приезжих греков. То, что рассказывает нам Диодор о Египте в своей первой книге, в основном взято из сочинения Гекатея. Несомненно, от своих информаторов Гекатей узнал множество правдивых сведений, а также и множество выдумок, сочиненных с целью изобразить перед греком Древний Египет в идеализированном виде. Гекатей дал греческим читателям то, чего они хотели, — правдоподобное литературное сочинение, которое распаляло их воображение и внушало им чувство, что они понимают Египет; и их не заботили требования современных исследователей, предъявляемые к анализу исторических источников. Иногда сами египтяне брались за перо, чтобы написать о своей стране и народе для греков. Египтянин из жреческого рода Манефон написал историю Египта на греческом языке, вероятно, по просьбе первого Птолемея. Манефон действительно имел представление о древних текстах, и написанное им главным образом основывалось на них, хотя он и привнес некоторую долю народных египетских легенд. Однако к его чести надо сказать то, что, как мы видим, по крайней мере в одном случае он особо подчеркивает, что рассказанное им является легендой, а не фактом, взятым из источников[147]. История Манефона была самой полной и самой достоверной историей Древнего Египта, когда-либо имевшейся у греков и римлян. Сейчас его труд утрачен, но значительные его фрагменты, сохранившиеся в сочинениях Иосифа Флавия и других авторов, дали европейцам почти все существенные сведения о Древнем Египте, которые они использовали вплоть до XIX века, когда ученые открыли ключ к расшифровке древнеегипетских надписей. «Если мы правильно оцениваем дух Александрии тех дней, мы без колебаний скажем, что данное Манефоном сухое перечисление первых династий богов и царей не имеет шансов сравниться по популярности с занимательным сочинением Гекатея. Возможно, верховный жрец, которого называют одним из религиозных советников Птолемея, честно попытался противодействовать той принимавшейся на веру чепухе, которую рассказывали в музее о ранней истории его страны. При жизни Манефона его труд не имел успеха, хотя века спустя иудеи и христиане в своих спорах возвратили его из забвения» (