.
Поскольку главной целью Птолемеев было сделать царские владения как можно более прибыльными, понятно, что первостепенную важность приобрели финансовые вопросы. Человек, который при царе стоял во главе всего правительства и, можно сказать, занимал примерно то же положение, что и визирь в мусульманской монархии, носил титул, свидетельствующий о том, что он является управляющим хозяйственными делами царства, — диойкет. Этим же греческим словом назывался управляющий частным имением.
Личность одного из выдающихся диойкетов при втором Птолемее удалось частично восстановить по папирусам из архива Зенона. Его звали Аполлоний, и он, разумеется, был греком или, быть может, эллинизированным карийцем, как и его доверенное лицо Зенон. Он получил назначение на свой высокий пост около 268–267 годов до н. э. и занимал его до конца правления Птолемея II. Есть основания полагать, что после прихода к власти Птолемея III он был немедленно отправлен в отставку и лишен состояния[258]. Из папирусов видно, что Аполлоний обладал почти царским богатством и у него был небольшой двор или «дом» (οἰκία), подобный царскому двору в миниатюре. Он обзавелся собственным главным управляющим (экономом), который находился с ним примерно в таких же отношениях, в каких он состоял с царем; собственным казначеем и управляющим домашним хозяйством (ὁ ἐπὶ τῆς οἰκίας); секретарем и столархом (командующим флотом); эдеатром (распорядителем стола) и огромным количеством рабов. Он ездил по стране со своим экономом Зеноном и наблюдал за тем, как работает новая административная система. Но странно то, что Аполлоний играл двойную роль. Являясь главным агентом царя в его египетском «имении», он в то же время был крупным торговцем, хлеборобом, скотоводом, предпринимателем и дельцом. Он вел коммерческие дела по всей Палестине, Трансиордании и берегам Малой Азии. У него был собственный торговый флот, речной и морской. Его агенты действовали в Акке (Птолемаида), Тире, Сидоне, Яффе, Газе, Ливане, Рабтаммане (Рабат-Аммон, современный Амман), Кавне, Милете, Галикарнасе. Среди прочего, он торговал тканями, сирийским маслом и рабами. И кажется, что невозможно четко разграничить его частную предпринимательскую деятельность и дела, которые он вел как управляющий царским хозяйством. В некоторых отношениях его личные интересы сталкивались с интересами царя. При ввозе сирийского масла и рабов, которые в Египте были контрабандой, он, по-видимому, обманывал царскую казну, и его агенты считали своими злейшими врагами чиновников таможни, которые находились в подчинении у него же как у царского диойкета. Ростовцев предполагает, что царь Птолемей хотя и неохотно, но мирился с этой аномальной путаницей, потому что в конечном итоге он получал больше выгоды и меньше забот от своего хозяйства, если хозяйством управлял коммерчески одаренный и предприимчивый грек, даже если управляющий при этом извлекал кое-какой незаконный доход лично для себя.
Но Аполлоний занимался не только иностранной торговлей — в его собственности находились большие участки египетской земли, пожалованные ему царем «в дар» (ἐν δωρεᾷ) — и к этому понятию мы еще вернемся. Одним из них был участок в 10 тысяч арур в Фаюме, к которому была прикреплена новая деревня Филадельфия со всей ее территорией; другой располагался в окрестностях Мемфиса. Ростовцев считает, что сам Мемфис был назначен «в дар» Аполлонию, хотя в это трудно поверить. Развитие этих «даров» и управление ими само по себе было огромным предприятием, требовавшим множества разнообразных агентов. В 256 году до н. э. кариец Зенон, по всей видимости, поменял свою должность эконома — главного управляющего внешними и внутренними делами Аполлония — на должность управляющего имением в Филадельфии и оставался безвыездно в Фаюме до конца своих дней. В этих поместьях Аполлония его управляющие выращивали хлеб, возделывали виноградники и разводили скот — видимо, в мемфисском имении у него были большие стада — или надзирали за изготовлением всевозможной ремесленной продукции. В Мемфисе было крупное производство шерсти, где на Аполлония работали девочки-рабыни, «привезенные, вероятно, из Сирии и Малой Азии» (Large Estate. Р. 116). Мы также читаем, что в Филадельфии велось гончарное производство. А на виноградниках и в оливковых садах, разумеется, производились вино и масло.
Диойкет обладал практически неограниченными полномочиями, когда требовалось отдать приказ из его александрийской конторы, необходимый для функционирования громадной бюрократической машины всего Египта. К нему в контору ежедневно стекались бесчисленные листы и свитки папируса с прошениями, запросами, отчетами со всех сторон царства, и оттуда же непрерывно вытекали бесчисленные свитки с приказами, указаниями, выговорами. Официальным языком, разумеется, был греческий — все высшие посты в администрации занимали греки; но должен был существовать и определенный штат клерков, знающих и греческий, и египетский, чтобы вести дела коренного населения, и, вероятно, он набирался из эллинизированных туземцев. Скорее всего, вся громада дел в конторе диойкета распределялась по разным департаментам, у которых были свои начальники, подчинявшиеся руководителю всей системы[259]. Нам известно, что существовали чиновники гиподиойкеты (заместители управляющего)[260], и Буше-Леклерк предполагает, что дела классифицировались по территории — каждый гиподиойкет занимался конкретной группой номов, и его контора находилась в одной из провинциальных столиц[261]. С верховным диойкетом был связан чиновник, называвшийся эклогистом (бухгалтером), непосредственно ему подчиненный, и его обязанности состояли в том, чтобы проверять статистику и отчеты, он также имел в подчинении территориальных бухгалтеров по всей стране.
Большинство поступающих в Александрию петиций, даже из далеких номов от самых ничтожных просителей об их мелких бедах[262], было адресовано лично царю, и большинство исходящих распоряжений имело форму законов, диаграмм или простагм, составлено от его же имени. У Птолемея, который занимался общественными делами, возможно, большая часть дня уходила на разбор этой обширной корреспонденции, и мы видим, что должность «письмописателя» (эпистолографа), личного секретаря царя, была одной из наиболее высоких при дворе. Также с II века до н. э. мы слышим о другом царском секретаре, который назывался гипомнематографом, «писателем памятных записок», но чем его функции отличались от функций эпистолографа, понять из имеющихся данных невозможно. Несомненно, если какой-нибудь из Птолемеев желал облегчить себе жизнь, как, например, Птолемей IV, то обученный персонал мог снять с него эту тяжелую обязанность. На каждом прошении, которое перед царем выкладывали начальники соответствующих бюро, если его предполагалось утвердить, царь должен был только написать одно слово Γινέσθω («Да будет сделано»); а на каждом царском рескрипте, составленном для него министрами, прибавить в конце приветствие Ερῥωσθε[263] («Будь здрав»), после чего документы передавались дежурным письмоводителям. Однако, как говорят, Селевк I сказал: «Если бы люди знали, как утомительно писать и читать столько писем, они бы даже не подняли царский венец с земли»[264]. Писем, приходивших в александрийский дворец и исходивших из него, конечно, не могло быть меньше, чем посланий, с которыми приходилось разбираться Селевку в Антиохии. По-видимому, в правление последних представителей династии Птолемеев доля обращений к царю по сравнению с обращениями к местным властям уменьшилась. Из семнадцати петиций из Тебтуниса, отправленных в конце царствования Птолемея VII (Эвергета II), лишь одна адресована царю.
Колоссальную сложность бюрократической машины при Птолемеях и режим ее работы ясно иллюстрирует папирус, рассказывающий нам о том, как молодой македонец при Птолемее Филометоре получил вожделенное назначение в войско эпигонов в Мемфисе[265]. Его звали Аполлоний, и, будучи сыном катока, он имел право служить в эпигонах. Первым делом его старший брат Птолемайос, отшельник в мемфисском Серапеуме, составляет прошение к царю Птолемею, чтобы передать его во время царского визита в Серапеум 3 октября 158 года до н. э. Аполлоний бросает прошение в окно для петиций. Царь пишет на нем: «Сделать так, но сообщить, во сколько обойдется» (иными словами, сколько новый эпигон будет стоить государству). Прошение возвращается к Аполлонию с царской печатью, и здесь четко проявляется одна особенность птолемеевской системы, которая сегодня может показаться нам странной. Осуществление коммуникации между чиновниками, если дело касается интересов просителя, обратившегося к правительству, производится заинтересованной стороной, а не государственным органом. Аполлоний сам несет петицию с написанным на ней царским указанием к Деметрию, «генерал-квартирмейстеру» армии Птолемеев (grammateus tōn dynameōn), чтобы получить информацию о стоимости, которую запросил царь. (Царь в этот момент находится в Мемфисе, и высшие главы правительственных департаментов тоже временно присутствуют там.) Деметрий ставит на прошении резолюцию, приказывая своему служащему Аристону предоставить сведения. Аполлоний несет прошение от Деметрия к Аристону. Аристон направляет запрос в местное управление (эклогистерион) начальника финансовой службы (эклогиста), и Аполлоний несет петицию к Диоскуриду, грамматею (писцу), заседающему в конторе. Диоскурид предоставляет требуемые сведения, и Аполлоний снова относит петицию в контору Деметрия и отдает ее служащему по имени Херемон. Теперь дело за тем, чтобы передать информацию царю, после чего Аполлоний несет прошение с приложенной информацией к некоему Аполлодору, видимо кому-то из придворных, который и передает ее царю (25 января 157 года до н. э.). Царь издает две простагмы (приказа) о том, чтобы Аполлония зачислили в желаемые войска, которые отдают в руки Аполлонию, чтобы он отнес их соответственно Деметрию и диойкету по имени Диоскурид, но не путайте его с Диоскуридомписцом. Аполлоний доставляет одну простагму Деметрию 7 февраля, и Деметрий пишет своему подчиненному Сострату, грамматею (квартирмейстеру) войск, расквартированных в Мемфисе, с указанием выполнить приказ царя, и прикладывает к этому приказу описание всех обстоятельств дела, составленное писцами. Вы, может быть, думаете, что этим дело, такое простое само по себе, и закончилось. Отнюдь. 12 февраля Деметрий пишет письмо Диоскуриду-диойкету, прилагая к нему копию своей переписки с Состратом и описание, составленное писцами. Цель этого письма к диойкету, по-видимому, состоит в том, чтобы Аполлоний получил из конторы диойкета письменные документы (символы), которые должен представить солдат для получения жалованья, и они выдаются диойкетом. Это письмо Деметрия Диоскуриду Аполлоний доставляет 17 февраля, в тот же день, когда относит и три других написанных Деметрием послания относительно его зачисления в войска: одно Посидонию, стратегу мемфисского нома, другое Аммонию, главному казначею (архиперету), а третье Каллистрату, возможно писцу в управлении Сострата. В контору диойкета Аполлоний доставляет не только письмо Деметрия, но и простагму, которую издал царь для диойкета. Как и у царя, у диойкета есть свои секретари, эпистолограф и гипомнематограф. Гипомнематограф Диоскурида звался Птолемеем, а эпистолограф (вероятно) Эпименидом. Аполлоний доставляет