Больше от папируса ничего не осталось. Безусловно, этот документ представляет огромный интерес — кусочек живой древней истории, в котором о событиях повествует не какой-то историк через вторые, третьи или десятые руки, но человек, пищущий о том, что видел и делал сам, подлинный фрагмент папируса, если даже и не написанный собственноручно рассказчиком, то, во всяком случае, копия, сделанная во времена не слишком отдаленные от периода создания оригинала. Однако, хотя читательский интерес к нему велик, его ценность как исторического источника снижает наша неспособность достоверно определить, кто был его автором, или кто такая «Сестра», или в каких местах происходили описываемые события. Документ ясно называет Селевкию и Антиохию, но хотя в Северной Сирии действительно была великая Антиохия с главной резиденцией селевкидского царя, а также важный город Селевкия-в-Пиерии, которая охраняла подходы к Антиохии в устье Оронта, но Селевкия и Антиохия также стояли на противоположном киликийском берегу, и некоторые ученые считают, что в документе речь идет именно об этих меньших городах. Опять же, чтобы прочитать название «Солы в Киликии», мы вынуждены предположить, что автор ошибся и пропустил в слове одну из двух сигм, стоящих вместе, и слово «Киликия» — не более чем догадка, которая заполняет пропуск на месте утраченного слова. Вместо «Солы в Киликии» Олло читает «все места»[396]. Дальше, где в нашем переводе значатся «граждане Сол», Олло читает «граждане Селевкии», хотя Вилькен утверждает, что на фотографическом факсимиле папируса ясно видно, что нужно читать «Сол». И потом, кто автор рукописи? Начальник одного из военных поселений в Фаюме, как сначала решил Магаффи. Командир корабля или эскадры, утверждал Вилькен, когда публиковал свою «Хрестоматию». Сам царь Птолемей III, счел Магаффи, когда был издан столбец IV папируса, и это мнение разделили Олло, Вильгельм, Буше-Леклерк, Виламовиц-Меллендорф, а теперь и Вилькен[397]. И наконец, вопрос о том, кто такая «Сестра»? До обнародования столбца IV ею считалась Лаодика; но из этого столбца стало очевидно, что это кто-то с египетской стороны, кто находился в Антиохии после того, как ее заняли египетские силы. Теперь в основном считают, что это Береника, царица Сирии, сестра Птолемея III, которая к тому моменту еще была жива.
Я думаю, сейчас едва ли можно подвергать сомнению, что упомянутые Селевкия и Антиохия являются именно великими Антиохией и Селевкией. В Антиохии автор нашел множество вельмож и военачальников, собранных вместе, что гораздо естественнее для столицы Сирии, чем для относительно незаметного городка на киликийском побережье. То, что повествователь — сам царь, тоже можно считать установленным. Его рассказ в конце фрагмента о том, как он принимал вельмож, едва ли можно согласовать с какой-либо иной гипотезой. В таком случае папирус конечно же не его послание, а копия, принадлежащая какому-нибудь ветерану, жившему в Фаюме. Оригинал скорее имел бы вид царского «меморандума» (ὑπόμνημα) отчасти сродни «запискам» Юлия Цезаря, краткого отчета главнокомандующего о кампании. Но гипотеза о том, что «Сестра» — это сирийская царица Береника, как мне кажется, имеет неустранимые противоречия. Юстин действительно сообщает, что Береника была еще жива, когда Птолемей выступил из Египта, но он утверждает, что Птолемей не успел ее спасти. Невозможно поверить в то, что Береника могла еще быть жива и находиться в Антиохии на том этапе кампании, когда в течение некоторого времени Антиохию прочно занимали египетские войска, и после этого ее убили агенты, подосланные Лаодикой в Антиохию. Это лишает смысла все остальные рассказы о войне, о которой известно, что она велась из мести за убийство Береники. Сам я убежден, хотя никто другой, насколько мне известно, еще не высказывал такого предположения, что «Сестра» — это другая Береника, царица Египта. Она, бесспорно, была не родной сестрой Птолемея, а двоюродной; однако царицы Египта официально назывались «сестрами» царя, и царь, говоря о царице, вполне мог называть ее просто «сестра». Правда, из поэмы Каллимаха ясно следует, что, когда Птолемей отправился в поход, Береника осталась в Египте. Но это не исключает предположения, что в тот момент кампании, когда Северная Сирия была оккупирована силами Птолемея, царица Береника совершила сравнительно простое путешествие из Египта в Антиохию, чтобы увидеть мужа и поле боя — этого вполне можно ожидать от женщины такого мужества, как Береника! То, что два военачальника египетского войска получили особое сообщение от египетской царицы, в котором она просила их сделать все возможное, вполне согласуется с ролью, которую играли царицы в истории Птолемеев[398]. Наконец, если «Сестра» — царица Египта Береника, то возражения Вилькена против того, что автором документа был царь, на основании языка, которым он написан, снимаются. Как сказал Вилькен, было бы естественнее, если бы царь, говоря о своей настоящей сестре, написал ἡ ἀδελφή μου, а не просто ἡ ἀδελφή. И Вилькен с полным правом считал невероятным, что встреча брата и сестры в Антиохии при условии, что Птолемей успел прибыть вовремя, чтобы спасти сестру от неминуемой смерти, была бы описана в таких бесцветных фразах. С другой стороны, в тогдашнем предположении Вилькена о том, что какой-то командир корабля, рассказывая о почтительном визите к царице Сирии, написал бы εἰσέλθομεν εὐθέως πρὸς τὴν ἀδελφὴν καὶ μετὰ ταῦτα κτλ[399], есть серьезная неувязка. Если, однако, «Сестрой» была египетская царица Береника, а автором — царь Птолемей, то все становится на свои места.
Что касается дальнейших операций египетского флота в Эгейском море, то мы можем выделить лишь несколько стычек местного масштаба. Каждый приморский город переходил на ту или другую сторону под нажимом то ли сухопутных войск Селевка II из внутренних районов страны или морских эскадр, сосредоточенных в одном из портов, еще находившихся под его контролем, то ли египетского флота с моря, то ли сами граждане поддерживали одного из противников из выгоды или сочувствия. По-видимому, Эфес был официально передан египетскому войску Софроном, который был поставлен там командовать царем Селевком. Некоторые районы фракийского побережья, включая города Энос и Маронею, принадлежали к селевкидскому царству; но египетский флот дошел и до них и овладел ими. Птолемей занял полуостров, который в настоящее время зовется Галлипольским.
Во время морского сражения у Эфеса произошел разрыв отношений между династией Птолемея и Родосом, но едва ли это продолжалось долго, поскольку, когда в конце правления Птолемея Родос пострадал от сильного землетрясения, Птолемей, как Антигон и Селевк, вызвался помочь родосцам восстановить ущерб. «Птолемей также обещал им триста талантов серебра и миллион артаб хлеба, строительного леса на десять пятипалубных и на столько же трехпалубных судов, именно сорок тысяч обыкновенных локтей четырехгранных сосновых брусьев, тысячу талантов медной монеты, три тысячи талантов пакли, три тысячи парусов, на восстановление колосса три тысячи талантов меди, сто мастеров и триста пятьдесят рабочих и на содержание их отпускал ежегодно четырнадцать талантов; сверх того на состязания и жертвы двенадцать тысяч артаб хлеба, а равно двадцать тысяч артаб на содержание десяти трирем. Большую часть этих даров он выдал им немедленно, а денег — третью часть всей суммы»[400].
После возвращения Птолемея в Египет война продолжилась. Селевк вернул Северную Сирию со столицей своего царства Антиохией, хотя Селевкия-в-Пиерии оставалась в руках египетского гарнизона, отрезая Антиохию от сообщения с морем. Потеря Северной Сирии означала потерю и всех восточных провинций. В 242–241 годах до н. э. селевкидское контрнаступление, по-видимому, зашло так далеко на юг, что Селевк смог освободить Дамаск и Орфосию (на финикийском берегу), осажденные египетскими силами. Но попытка Селевка проникнуть дальше на юг, в Палестину, привела к тому, что он потерпел сокрушительное поражение. Вскоре после этого две державы заключили мир (примерно в 240 году до н. э.). В оставшиеся почти двадцать лет жизни Птолемей Эвергет покоился на лаврах. Александрийский двор по-прежнему вмешивался в политику и конфликты в Средиземноморье. Обладая критским Итаном, Птолемей имел возможность владеть всем островом[401]. В Греции, после того как Антигон Досон стал царем Македонии (229 до н. э.), возникло трехстороннее соперничество между Македонией, Ахейским союзом и Спартой. Египет сначала поддерживал ахейцев, потом Птолемей надавал обещаний «социалистическому» царю Спарты Клеомену и убедил того прислать мать и детей в Александрию в качестве заложников. Но в конечном счете Птолемей дал Антигону разбить спартанцев в битве при Селласии (222 до н. э.). Клеомен бежал в Александрию — странная фигура среди придворных, похожая на льва. Согласно одному из сомнительных текстов, Антигон в начале своего правления «подчинил Карию»[402], то есть выгнал оттуда египетские гарнизоны и заменил их своими.
Но даже если и случались всплески военных действий между войсками Египта и какой-нибудь другой державы, сам Птолемей III больше не ходил на войну. Возможно, после энергичной молодости он располнел и разленился. На монетах его шея выглядит толстой. По сведениям некоторых более поздних источников[403], его прозвали Трифоном («роскошествующим», «изнеженным»), и прозвище кажется странным для царя, который был или, во всяком случае, представляется трезвым и энергичным на фоне сластолюбцев — его предшественников и преемников. Буше-Леклерк высказывал весьма правдоподобную догадку, что это прозвище было дано Птолемею IV или второму Птолемею Эвергету (Птолемею VII) и затем ошибочно приписано Птолемею III каким-то бестолковым аббревиатором или писцом; но оно получило любопытное подтверждение в демотической надписи, в которой говорится о «Птлумисе, который также Трупн». По всей видимости, надпись относится к тому времени, когда Птолемей III был еще соправителем отца. Если это так, то можно предположить, что «Трифон» — не уничижительный эпитет, данный царю на закате его правления, а личное имя мальчика еще до того, как он стал называться дина