Авт.) неким предприимчивым пашой» (M.). На грандиозном пилоне в Карнаке, который сохранился до наших дней, изображен Птолемей III, и в данном случае художник необычно отклонился от священных канонов и изобразил его одетым не как древнего фараона, а в явно греческом хитоне, который Птолемей и носил на самом деле. Но самый внушительный монумент, построенный в правление третьего Птолемея, — это огромный храм в Аполлонополе Магна (Эдфу), который сохранился лучше всех египетских храмов. Он посвящен местному богу Хору, которого греки отождествляли с Аполлоном, и фундамент его был заложен 7-го числа месяца эпифи в 10-й год царя (23 августа 237 года до н. э.) в его же присутствии. Но столь масштабное сооружение не могло быть закончено за время правления одного царя. Только в правление двенадцатого Птолемея, примерно на сто восемьдесят лет позднее, закончилось строительство последних пристроек храма в Эдфу.
Глава 7Птолемей IV Филопатор(221–203 годы до н. э.)
Через некоторое время три великие македонские державы перешли в руки молодых людей. Антиох III унаследовал селевкидское царство в 223 году до н. э., будучи восемнадцати лет от роду; Птолемей IV взошел на египетский трон в 221 году до н. э. в возрасте около двадцати трех лет[429]; Филипп V унаследовал Македонию в 220 году до н. э. в возрасте семнадцати лет. Учитывая разницу в характере и стремлениях этих трех молодых людей, расстановка сил в Средиземноморье не могла не измениться. Их царствование открывает новую эпоху и в ином смысле. Мир, в котором началось их правление, был греко-македонским, собранным воедино завоеваниями Александра Великого; но мир, в котором их правление подошло к концу, уже изменился, и над ним нависла тень Рима.
Антиох III унаследовал отцовское царство в состоянии хаоса и распада; Птолемей IV получил от своего отца тесно спаянное и мощное государство — вместе с надежно присоединенными Келесирией, Киреной и Кипром; его морской флот по-прежнему позволял ему господствовать на разных островах Эгейского моря, над Галлипольским полуостровом и частями Фракии в районе Эноса и Маронеи; оно все еще пользовалось престижем среди государств Греции. Однако из-за разницы в характерах обоих юношей за период в двадцать лет две династии поменялись местами. В Антиохе III, даже если он и не вполне заслужил прозвище Великий, как его стали звать в народе[430], во всяком случае, была авантюрная жилка его народа, и благодаря довольно бесшабашной энергии, с которой он вел свои кампании в первые двадцать лет правления, он восстановил авторитет династии на большинстве старых территорий от Эгейского моря до Гиндукуша; тогда как Птолемей IV до своей смерти успел довести Египет до состояния бессилия и унижения, из которого государство уже никогда не поднялось на ту гордую высоту, которую оно занимало при первых трех македонских царях. Начиная с царствования Птолемея IV история Египта отмечена ростом силы туземного элемента во внутренних делах и снижением роли Египта как фактора международной политики.
В истории бывали царевичи, чью натуру развращала деспотическая власть, но Птолемей IV сел на трон, уже будучи развращенным. В нем повторился дед, любитель искусств и наслаждений, но он воспроизвел пороки деда в более экстравагантной форме и не имел серьезных интеллектуальных запросов, которые придавали налет величия второму Птолемею. Внук не только искал беззаботности и удовольствия, он был безразличен к тому, какого склада люди с его попустительства управляли делами государства, при условии что они давали ему средства для жизни среди литературных и эстетических услад и освобождали его от тягот власти. Фактически управлял царством при Птолемее Филопаторе александриец Сосибий, сын Диоскурида[431]. В 235–234 годах до н. э. он занимал один из высочайших постов в Египте — жреца Александра, Богов Адельфов и Богов Благодетелей в Александрии[432], поэтому в тот год его именем датировались документы во всем царстве. Полибий допускает, что у него были некоторые способности, — он зовет его «хитрым и опытным старым негодяем» (σκεῦος ἀγχίνουν καὶ πολυχρόνιον). Если Со-сибий хотел власти, он добился ее, когда молодой Птолемей стал царем. Зловещее честолюбие Сосибия не встретило бы никаких препятствий со стороны подобного субъекта. Но оставались и другие члены царской семьи! Среди них были дядя царя Лисимах, старая царица Береника, женщина, как нам известно из источников, содержащих сведения о ее детстве, с которой шутки плохи; и младший брат царя Маг, отличавшийся большим мужеством, кумир солдат. Их всех нужно было убрать с дороги. Простой александриец, даже занимающий высокое служебное положение, конечно же не смел тронуть и волоска на голове кого-либо из царского рода — разве что он вынудит царя отдать этот приказ. Но при таком министре, как Сосибий, и при таком царе, как Птолемей Филопатор, и это было вполне осуществимо. Любовь к праздности, пьянство, развращенность, поверхностный интерес к литературе настолько поглотили в этом молодом дегенерате все естественные склонности, что он, по совету Сосибия, дабы избавить свою жизнь от малоприятных забот, приказал убить дядю, брата и мать. Дело подстроили так, что, когда юный Маг принимал ванну, его обварили кипятком[433], а старая царица Береника Киренская, чьи волосы сияют среди звезд, умерла от яда.
Другим человеком, которого Сосибий посчитал целесообразным устранить, был спартанский царь Клеомен, бежавший, как говорилось выше, в Александрию. Хотя Птолемей Эвергет оказал ему всяческие почести — как воин воину — и воздвиг ему статую в Олимпии, основание которой было найдено[434], Клеомен стал проявлять нетерпение, поняв, что обещания отправить его назад в Грецию вместе с египетским войском охотно давали, но не исполняли. Когда на престол взошел новый царь и Клеомен увидел, что ему невозможно внушить ни малейшего интереса к международным делам, он пришел в отчаяние. Сосибий боялся его влияния на воинов-наемников, тысячи которых были расквартированы в Александрии. Многие из них были пелопоннесцами и критянами, и царь Спарты пользовался в их среде чрезвычайно высоким авторитетом. После опрометчивых слов Клеомена Сосибий приказал взять под стражу его и трех других спартиатов. Пока двор временно находился в Канопе, Клеомену и его товарищам удалось сбежать из заключения, и они мчались по улицам Александрии с кинжалами в руках и призывали жителей, чтобы они, как истинные греки, восстали во имя свободы и установили независимое государство вместо птолемеевской деспотии. Александрийцы отстраненно взирали на группу возбужденных, кричащих мужчин, видя в них чудных сумасбродов. Когда воины поняли, что только смерть поможет им избежать повторного ареста, они, как настоящие спартанцы, закололись кинжалами. Сосибий добился, чтобы жену и детей Клеомена, которые оставались в Египте, тоже предали смерти (в январе или феврале 219 года до н. э.).
Рядом с Сосибием действовала троица весьма неприглядных персонажей, которые в сговоре с коварным александрийцем правили венценосным сластолюбцем: красивый и порочный юноша Агафокл, его прекрасная сестра Агафоклея и их ужасная мать Оэнанта. Когда такого рода личности заняли положение первых людей государства, престиж Египта в Леванте быстро и заметно упал. Нам известно, что уже в 220 году до н. э. жители Кикладских островов, когда их начали грабить иллирийские пираты, обратились за помощью не к своему старому защитнику царю Египта, а к родосцам[435].
Примерно в то же время на Крите, где Птолемеи когда-то имели большое влияние, враждующие города стали искать союзников в других местах. Однако Египет по-прежнему владел Итаном[436], и Птолемей Филопатор предоставил Гортине средства для строительства новых фортификаций[437]. Египетские гарнизоны в течение всего царствования Птолемея IV продолжали удерживать отдельные районы на побережье и островах Эгейского моря, а чиновники взимали дань для Александрии с приморских территорий Ликии, Карии, Фракии, крупного порта Эфес, островов Фера, Самос и Лесбос[438]. Даже в Селевкии в устье Оронта египетский гарнизон находился еще весной 219 года до н. э. Должно быть, люди в то время надеялись, что александрийский двор проявит не столько стремление к власти, сколько готовность к действию.
Еще до того, как молодой Птолемей принял отцовское наследство, греческому миру было хорошо известно, что он за человек. Ведь похоже что именно в год смерти Птолемея Эвергета (221 до н. э.) молодой Антиох пришел к воротам крепости в Ливане, охранявшей северный вход в Келесирию; и Полибий сообщает, что Гермий, главный министр Антиоха, убедил его попытаться в первую очередь завоевать Келесирию — страну, на которую представители династии Селевка тщетно претендовали уже восемьдесят лет, — как раз из-за того, что бездействие (ῥαθυμία) нового царя Египта было широко известно[439]. Однако египетской армией еще командовали опытные военачальники. Этолиец Феодот, главнокомандующий войсками в Келесирии, как следует наладил оборону ливанских крепостей, и первые атаки селевкидской армии провалились. Прежде чем Антиох смог добиться успеха в наступлении, ему пришлось прервать поход и поспешить со своим войском на восток, чтобы разобраться в Вавилонии с восставшим сатрапом Мидии Тимархом. Египет получил передышку.
Она длилась почти два года, в течение которых Антиох занимался восстановлением авторитета своей династии в Мидии. Между тем после нападения на Келесирию Египет и Сирия должны были находиться в состоянии если не открытой войны, то вражды. Именно в этот промежуток времени ситуация в селевкидском царстве осложнилась, и александрийский двор не мог не быть заинтересован в этом. Ахей, правивший Малой Азией от имени Селевкидов, одновременно являвшийся и д