Получив известие о приближении египетской армии, Антиох сосредоточил свои силы в Газе и вышел навстречу Птолемею. Две армии сошлись у города Рафия на краю пустыни, где ассирийский царь разгромил египетскую армию за пять веков до того. Войско Антиоха несколько уступало в численности; кроме греческих и македонских войск, в нем была большая доля азиатов, собранных со всего обширного царства Селевкидов, из Сирии, Персии и Центральной Азии, многие из них были обучены и вооружены на македонский манер. Также в распоряжении Антиоха было 102 индийских слона.
Из рассказа Полибия представляется, что Антиох мог бы одержать победу в битве, если бы не его характерная запальчивость — он, как уже говорилось, был смел и бесшабашен. День начался плохо для Птолемея. Африканские слоны, доставленные с такими неимоверными трудами и расходами из далекой Сомалийской страны, оказались не то что бесполезными против индийских слонов Селевкидов, но даже вредными.
Конная атака с правого фланга, которой руководил Антиох, сломила и обратила в бегство конницу, находившуюся на левом фланге египетских сил, где во время боя был сам Птолемей, так что царь Египта вскоре был сметен паническим бегством в арьергард. Но Антиох в ликовании погони потерял связь с остальным полем боя, и на другом фланге египетская конница врезалась в селевкидские ряды. В сумятице, возникшей между этими двумя монолитными массами, египетские воины доказали, что не зря полтора года потратили на систематическую подготовку и муштру в Александрии. Должно быть, даже крестьяне, в первый раз орудуя своими македонскими пиками в настоящем бою, отлично показали себя. Селевкидская фаланга, македонцы, греки, азиаты подались назад. К концу дня вся селевкидская армия уже бежала в Газу и дальше. Это была битва при Рафии 22 июня[446] 217 года до н. э. Известие о ней заставило мир задуматься и засмеяться. Старая александрийская лиса преподнесла сюрприз, который увенчался полным успехом. Птолемеи снова вернули Келесирию, ведь Антиоху, разумеется, пришлось убраться с территории, расположенной к югу от Ливана. Александрийский двор, вернув Палестину и обеспечив безопасность своего райского житья, получил все, чего хотел. Дальнейшие завоевания и военные триумфы его не волновали. Египет с легкостью отпустил Антиоха, даже не требуя контрибуции.
В найденной на острове Сифнос надписи говорится о том, как послы, присланные из Египта объявить о великой победе островным городам, входившим в сферу влияния морского флота Птолемея, прибыли на остров. В то же время Сифнос посетил главный адмирал Эгейского флота Периген и выразил удовлетворение тем, какую верность династии Птолемеев проявили жители этого маленького острова[447].
В Третьей книге Маккавейской имеется описание того, как царь Птолемей после битвы при Рафии ездил по городам возвращенной провинции и, среди прочих, прибыл в Иерусалим. Из любопытства, как сказано в источнике, он хотел войти в святая святых и очень обиделся на евреев, которые не дали ему это сделать. Магаффи считал, что этот рассказ в общих чертах правдив. Религиозный роман вроде Третьей книги Маккавейской представляет собой весьма скудное историческое свидетельство, однако, по словам Полибия, после битвы царь все же провел три месяца в Сирии и Финикии и лично надзирал за восстановлением своей власти в разных городах и селениях страны, и если это было так, то ничего удивительного, что он посетил Иерусалим и жреческое государство евреев, которых греки считали странным и любопытным народом. И если он отправился в Иерусалим, то вполне естественно, что он захотел войти в храм и почувствовал себя оскорбленным, когда ему, тому, кто, сам будучи божеством, был связан с богами, которым поклонялись во всех египетских храмах, это запретили. Поэтому даже если рассказ из Третьей книги Маккавейской не подтверждается ни одним другим источником, быть может, он отражает правду. Но продолжение истории — о том, как Птолемей после возвращения в Египет пытался принудить египетских евреев поклоняться Дионису, о страшных гонениях, от которых они чудом спаслись, — почти наверняка это выдумка, а Птолемею IV были приписаны преследования, которым евреи впервые подверглись при Антиохе Епифане в Палестине пятьдесят лет спустя.
Я, в отличие от Магаффи, считаю, что рассказ о том, как Птолемей пытался войти в храм, — чистая выдумка. Мне кажется, что это доказывает отсутствие данного рассказа в главе XI Книги пророка Даниила, написанной, вполне возможно, непосредственным очевидцем событий 217 года до н. э. или, во всяком случае, кем-то, кто должен был знать десятки иерусалимских старожилов, которые были их свидетелями. Невозможно поверить, чтобы еврейский автор, повествуя о делах северных и южных царей в Палестине, совершенно обошел вниманием подобное событие, описанное в Третьей книге Маккавейской и имевшее прямое отношение к его теме, если бы оно действительно произошло.
12 октября Птолемей Филопатор с победой вернулся в Египет. Вскоре по возвращении он женился на своей сестре Арсиное. Он последовал примеру деда и тоже перенял этот обычай фараонов[448]. Магаффи выдвигает смелое предположение: бракосочетание откладывалось так долго потому, что дворцовая клика надеялась: Агафоклея произведет наследника трона Птолемеев, — а брак Птолемея с Арсиноей состоялся лишь тогда, когда эта надежда рухнула. Однако в сочинениях античных авторов отсутствуют сведения, позволяющие подтвердить эту гипотезу[449], и представляется гораздо более вероятным, что брак откладывался только потому, что Арсиноя еще не вошла в брачный возраст, когда ее брат вступил на трон. Теперь начал отправляться культ Птолемея и Арсинои, которым поклонялись под именем Богов Фило-паторов, Theoi Philopatores, вместе с Александром, их дедами и родителями. Мы не знаем, почему Птолемей IV принял прозвище Филопатор, «отцелюбивый». Возможно, Птолемей Эвергет был особенно популярен в Египте, и правящий царь и царица стремились увеличить свою популярность, связав себя в народном сознании с покойным великим царем. Примерно в то же время культ Птолемея I и Береники I, Богов Спасителей, стал частью государственного царского культа. Его отсутствие стало заметно теперь, когда установился обычай связывать каждую царственную чету с ее предшественниками и Александром. До сих пор, как мы видели, у Богов Спасителей был отдельный культ, и его жрецы не упоминались при датировке документов. Первые папирусы, где появляется новая система, относятся к восьмому году правления Птолемея IV (215/14 до н. э.)[450]. Жрец-эпоним теперь называется «жрец Александра и Богов Спасителей, Богов Адельфов, Богов Благодетелей и Отцелюбивых Богов». С двенадцатого года правления Птолемея IV в папирусах появляется новшество — в них упоминается отдельная сменявшаяся ежегодно жрица матери царя Береники Киренской, аналогичная канефоре Арсинои Филадельфии. Новая жрица именуется афлофорой и с этих пор упоминается вместе со жрецом Александра и канефорой в официальной датировке. Так как Птолемей Филопатор приказал отравить свою мать, установление особого культа в ее честь нельзя рассматривать как знак сыновней привязанности. Хотелось бы думать, что это было вызвано угрызениями совести, но скорее всего перед нами не более чем политический шаг. Береника тоже пользовалась популярностью, и в Александрии уже начинали поговаривать о том, как она умерла.
Недавно в Пифоме была открыта еще одна стела, где иероглифами, демотическими знаками и на греческом языке записано решение, принятое синодом египетских жрецов в Мемфисе в ноябре 217 года до н. э. ввиду недавней победы в Сирии. Из описания стелы, которое дал Анри Готье[451], можно понять, что в ней содержится мало ценной информации о сирийской кампании. В ней повторяются обычные фразы — фараон, подобно Хору, разбил врага, захватил необозримое число пленников, золота, серебра и драгоценностей, вернул в храмы (в Сирии? — Ред.) изображения, которые выбросил из них Антиох, с огромными расходами восстановил те, которые были изувечены, обрушил ливень даров на храмы царства, привез в Египет увезенных персами идолов и вернул их на место. Все это общие фразы, но в надписи все-таки содержится несколько дотоле неизвестных нам дат. Также она интересна тем, что в ней отразилась некоторая египтизация государства Птолемеев. Здесь впервые, насколько нам известно, в греческом переводе встречаются полные формулировки, использовавшиеся для описания фараона, которые отсутствуют в Канопском декрете. Кроме того, в надписи содержатся сведения о новых особенностях отправления царского культа в египетских храмах: изготовлении изображений Филопатора и Арсинои, вырезанных по древнему образцу, где фараон пронзает поверженного в бою врага, и учреждении праздника в честь годовщины битвы при Рафии и пяти последующих дней как праздника радости, а 20-го числа каждого месяца — торжества в честь Птолемея I и Береники I.
У нас есть и другие примеры употребления фараоновских формулировок применительно к Филопатору. В частности, они встречаются в папирусе, в котором, видимо, содержится царский рескрипт (обращенный, разумеется, к египтянам). Таким образом, данный источник является свидетельством того, что эти формулировки действительно использовались при дворе[452]. Кроме того, они приведены в трехъязычной надписи, хранящейся в Каирском музее[453]. Эпитеты Птолемея Филопатора — господин венцов, весьма прославленный, благочестивый, спаситель людей и т. д. — очень похожи на те, которыми назван Птолемей Епифан в Розеттском декрете.