о царя даже после того, как перестал быть регентом, желал привлечь Птолемея на сторону Селевкидов. Разве не в интересах великих македонских династий вместе встать против новой силы с Запада, которая стремится вторгнуться в мир, где они господствовали совместно в течение более ста лет? Казалось, было что-то недостойное в преемнике великих царей Египта, который раболепствовал перед иностранной республикой — и даже не греческой. С другой стороны, при александрийском дворе были влиятельные люди, так глубоко убежденные в том, что Рим вскоре станет сильнейшей державой мира, что выступали за дружбу с ним любой ценой. Кроме того, если бы Рим разгромил Антиоха, разве у Птолемея не появился бы шанс вернуть Келесирию? Поступок молодого Птолемея, который так быстро после заключения союза с Антиохом использовал свое влияние против тестя, когда тот вел главную борьбу своей жизни, можно расценивать как предательство. Но своя рубашка ближе к телу. Можно представить себе, какие споры вызывал этот важнейший и актуальнейший вопрос в Александрии.
Аристомен начал надоедать Птолемею, уже достигшему совершеннолетия. Когда царь был ребенком, положение регента позволяло Аристомену управлять его поступками и держать на верном пути, и, может быть, старик недостаточно быстро изменил свое поведение, когда мальчик превратился в довольно жесткого и властного молодого мужчину. Нам известна история о том, как однажды царь заснул в своем кресле во время аудиенции с иностранными послами, и Аристомен позволил себе тронуть его за руку. Враги старого советника не упустили шанса. Они нашептали на ухо царю, что Аристомен принародно совершил ужасный акт неуважения к царской персоне. Возможно, Птолемей выслушал их с благосклонностью, потому что сам чувствовал: пора избавиться от неустанного надсмотрщика. Царь приказал Аристомену выпить напиток из болиголова.
Место Аристомена занял его соперник Поликрат из Аргоса, который гордился принадлежностью к старинному роду, происходившему из одного из самых древних греческих городов. Так как именно Поликрат обучал туземных новобранцев, участвовавших в сражении при Рафии за двадцать шесть лет до того, он сам уже должен был состариться. Еще малолетним царь завоевал большое уважение в бытность свою правителем Кипра тем, что преданно и эффективно правил островом[537]. Но в преклонном возрасте, как пишет Полибий, он стал богат, хвастлив, потакал своим прихотям и плотским удовольствиям. Пока Поликрат был министром, Птолемей мог не опасаться, что ему будут докучать моралистическими проповедями; Поликрат был весь сплошная лесть и елей. Его внешняя политика, противоположная политике Аристомена, отличалась чрезвычайным подобострастием перед Римом и враждебностью к державе Селевкидов. Весной 191 года до н. э., когда Антиох вторгся в Грецию, в Рим было отправлено посольство с хлебом и деньгами, но римляне отказались его принять. Они не желали быть чем-либо обязанными Птолемею, когда после войны будет заключаться мир. В следующем году (190 до н. э.), когда римляне выгнали Антиоха из Греции, Птолемей снова отправил к ним посольство, убеждая их нанести удар по Антиоху в Азии и предоставляя ресурсы Египта в их распоряжение. И снова Рим отклонил предложение. Когда в битве при Магнесии (190 до н. э.) римляне наконец сокрушили Антиоха, они отняли у Селевкидов все их малоазийские территории севернее Пергама, но ничего не дали Египту — даже Келесирию. Раболепство Поликрата принесло Птолемею позор и минимум выгоды.
Возможно, после этого у Поликрата появилась мысль о том, чтобы заставить Египет занять более активную позицию и после должной подготовки попытаться собственными силами вернуть Келесирию, отвоевав ее у ослабленного царства Селевкидов. В 186 году до н. э. старый Антиох Великий умер или погиб где-то за Тигром, а его сын Селевк IV Филопатор, казалось, был не способен или не расположен предпринимать какие-либо шаги. В следующем году (185 до н. э.), как нам известно, александрийский двор старался, хотя без особого успеха, наладить более тесные отношения с Ахейским союзом, несомненно выполняя план по возобновлению активных действий в Восточном Средиземноморье. Примерно в то же время Аристоник, евнух при египетском дворе, отправился в Грецию, чтобы набрать там новых солдат. История знает некоторых людей, которым выпала эта несчастная доля, чей дух восторжествовал над физической немощью. Аристоник — один из них. Он, по словам Полибия, был человеком энергичным и способным в военных делах. Но мы впервые видим евнуха в роли влиятельного лица при птолемеевском дворе, и это зловещий знак. До сих пор выдающиеся личности, которых мы встречали при дворе или на службе у Птолемеев, хорошие или плохие, были свободными гражданами того или иного греческого города-государства. Евнух обязательно был рабом. Влияние дворцовых евнухов — общая черта восточных монархий, и та заметная роль, которую они отныне будут играть в истории Птолемеев, является признаком того, что греко-македонский двор в некоторых отношениях начинает перенимать восточные черты. Аристоник, как говорят, был синтрофом молодого царя[538] — то есть осиротевшего царя воспитывали с евнухами, как часто бывает с молодыми царевичами в гаремах восточных дворцов. Вероятно, евнухи были не просто рабами, но варварами — греческого мальчика никогда не стали бы так увечить, — и, может быть, даже не урожденными египтянами[539]. В современном Египте дворцовыми евнухами были негры, но так не могло быть при птолемеевском дворе, иначе античные авторы обязательно упомянули бы о таком примечательном факте. Вероятно, их или их родителей привозили работорговцы из того или иного азиатского региона или варварского племени на Дунае. Как бы то ни было, евнухи, которые стали пользоваться влиянием при египетском дворе, наверняка получили греческое образование. В основном их зовут по-гречески (Аристоник, Пофин, Ганимед).
Возмездие, которое обрушилось на мятежников в 197 году до н. э., не положило конец национальному восстанию. В Фиваиде египетское правительство только в 187–186 годах до н. э. избавилось от закрепившихся там местных (или египетских) вождей. Но так как в 187–186 годах до н. э. возобновились работы над храмом в Эдфу, это значит, что правительство к тому времени надежно взяло регион под свой контроль. В некоторых иероглифических и демотических надписях на храмовых стенах на острове Филэ, видимо, содержатся свидетельства о подавлении эфиопских мятежников в двадцать первый год Епифана (185–184 до н. э.)[540]. Вероятно, в том же году царь и царица Клеопатра вместе с их маленьким сыном, будущим Птолемеем Фило-метором, сделали в Филэ посвящение Асклепию — то есть египтянину Имхотепу. Вероятно, царская чета отправилась в Верхний Египет после установления порядка в стране.
В следующем году (184–183 до н. э., Полибий сообщает, что царю было двадцать пять) Поликрату, видимо, наконец-то удалось подавить восстание в Нижнем Египте. Местные вожди: Атинис, Паусирас, Хесуфос и Тробастус, — возможно, заявлявшие, что происходят от какого-то древнего фараона, стремились к установлению новой египетской династии после изгнания чужеземцев, поняли, что их дело проиграно, и явились в Саис, чтобы сдаться царю на условиях, которые Птолемей подтвердил своей клятвой. Вероломный и мстительный Птолемей Епифан, как только они оказались в его власти, нарушил слово. Египетских вождей привязали позади его колесницы, голыми протащили по улицам, истерзали и предали смерти. В военных операциях, которые увенчались триумфом, молодой царь не принимал личного участия. Не то чтобы он был слабохарактерным сластолюбцем, как его отец. Это был молодой мужчина, который больше всего любил развлечения на открытом воздухе, охоту и спортивные состязания — однажды он сшиб быка с ног и убил его ударом дротика. Он был истинным македонцем, но его физическая сила и храбрость имели некоторый налет грубой жестокости и бессердечия. Не праздность и не трусость мешали ему получить военный опыт; это была стратегия Поликрата, который предпочитал держать военные дела полностью в своих руках, а царю оставлять его спортивные развлечения. Возможно, если бы Птолемей Епифан прожил дольше, он бы успел возглавить армию, чтобы отобрать Келесирию у Селевкидов. Сразу же после расправы с предводителями национального восстания в Саисе Птолемей отправился в Навкратис, чтобы устроить смотр новым наемникам, доставленным из Греции Аристоником.
В папирусе, датированном 26 хоиаха 22 года до н. э. (то есть 31 января 184 года до н. э.), содержатся фрагменты царского приказа главам полиции (epistatai tōn phylakitōn) относительно ареста и суда над подозрительными людьми[541]. Цель приказа, видимо, состояла в том, чтобы положить конец злоупотреблению служебным положением, которое нередко использовалось с целью решения личных конфликтов и шантажа (διαφορᾶς ἢ σεισμοῦ χάριν). Безусловно, подавление мятежников в стране неизбежно создавало условия, в которых подобные злоупотребления расцветали буйным цветом.
В последние годы правления царя союзное государство Ликия отдает почести одному из сановников птолемеевского двора, некоему Птолемею, сыну Птолемея, который занимает должность главного егеря (ἀρχικύνηγος)[542]. Возможно, это свидетельствует о том, что в тот момент египетский двор поддерживал ликийцев в их вражде с родосцами, в подчинение которым их после битвы при Магнесии отдали римляне при новой расстановке сил в Малой Азии. Это может быть связано с планами Александрии снова укрепить влияние Птолемеев в Леванте и даже начать новую войну с державой Селевкидов. Или это всего лишь продолжение старых дружественных отношений между ликийцами и Птолемеями. Сохранилось посвящение, сделанное несколькими годами раньше (после брака Птолемея в 193 году до н. э., до рождения его первенца) в ликийском городе Ксанфе от лица Птолемея и Клеопатры неким человеком, вероятно (доподлинно установить это невозможно, так как каменная плита разбита) ликийцем по материнской линии