Большое значение светлейший князь Потемкин придавал присоединению к России Крыма. «Крым, – писал он Екатерине II, – положением своим разрывает наши границы… Вы обязаны возвысить славу России… Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить вас не может, а только покой доставит». Вскоре после этого, в 1782 году, императрица издала манифест о присоединении Крыма. Потемкин проявил отличные организаторские и административные способности в освоении Новороссии и основании городов Херсона, Николаева, Севастополя, Одессы, Екатеринослава (ныне – Днепропетровск); в строительстве оборонительных сооружений на юге России; в поддержке Черноморского военного и торгового флота. Фактически в его руках сосредоточилась вся полнота административной, военной и экономической власти на Юге России. В 1784 году указом императрицы Г. Потемкин был произведен в чин генерал-фельдмаршала.
В 1787 году в сопровождении многочисленной свиты придворных и иностранных дипломатов Екатерина II предприняла путешествие в Крым (древнегреческое название – Таврида, или Таврика). Всю работу по его организации и подготовке взял на себя конечно же Потемкин. Его кипучая деятельность не могла не обратить на себя внимание современников, но не всегда беспристрастно оценивалась ими. Так случилось и на этот раз. Уже при жизни князя возникли легенды о потемкинских деревнях – декорациях в виде цветущих городов и селений, которые якобы были расположены по пути следования императрицы. Правда, слухи о потемкинских деревнях распространялись, главным образом, иностранцами. В 1787 году французы и австрийцы потешались над светлейшим князем, который сопровождал Екатерину Великую в ее путешествии по Причерноморью: «Потемкин демонстрирует императрице картонные фасады домов и перегоняет с места на место стада скота и народа, чтобы показать, как плотно и богато заселены новые области России. На деле же сей дикий край остается слабо населенной пустынею, которая не может дать ни солдат, ни провианта. А черноморский флот, якобы выстроенный князем, не может сравниться с турецким черноморским флотом».
Исследование документов той эпохи не оставляет сомнений в том, что слухи о потемкинских деревнях возникли за несколько месяцев до того, как Екатерина II ступила на новоприобретенные российские земли. В этом нет ничего удивительного, если принять во внимание атмосферу соперничества, наговоров и взаимной ненависти, в которой жил петербургский высший свет. Еще в Петербурге императрице твердили о том, что ее ожидает лицезрение разрисованных декораций, а не долговременных добротно выстроенных зданий. Государыне и ее свите было приготовлено невиданное по разнообразию и пышности зрелище. На это, несомненно, ушли миллионы и миллионы казенных денег, которым можно и должно было найти лучшее, более полезное для страны применение. Но ведь пышная встреча высоких особ была в обычае того времени. Между тем за блестящей потемкинской феерией Екатерина II сумела увидеть главное. Об этом она писала своему внуку, великому князю Александру Павловичу: «Дорога сия мне тем паче приятна, что везде нахожу усердие и радение, и кажется, весь сей край в короткое время ни которой российской губернии устройством и порядком ни в чем не уступит». Самым ярким эпизодом знаменитого путешествия Екатерины II в Крым был великолепный обед, данный Потемкиным в Инкерманском дворце. В разгар праздника по приказу князя был отдернут занавес, за которым находился большой балкон. Взору присутствующих открылась необыкновенная картина, красочно описанная французским посланником графом Сегюром: «Между двумя рядами татарских всадников мы видели залив верст на 12 вдаль и 4 в ширину; посреди этого залива, ввиду царской столовой, выстроился в боевом порядке грозный флот, построенный, вооруженный и совершенно снаряженный за два года». Государыня была в полном восторге от всего увиденного.
На рейде Севастополя стояли 3 линейных корабля, 12 фрегатов и два десятка малых судов. По сигналу Потемкина флот салютовал залпами из корабельных орудий. Зрелище было неожиданным и торжественным. Сама Екатерина II писала по поводу увиденного в Севастополе: «Здесь, где назад тому три года ничего не было, я нашла довольно красивый город и флотилию, довольно живую и бойкую на вид; гавань, якорная стоянка и пристань хороши от природы, и надо отдать справедливость князю Потемкину, что он во всем этом обнаружил величайшую деятельность и прозорливость». Труды князя Потемкина были высоко оценены императрицей: к своей фамилии он получил титул Таврический. А в честь путешествия Екатерины II были отчеканены специальные монеты, названные «таврическими».
В 1787 году, едва государыня, совершавшая путешествие по югу в период обострения международной обстановки, добралась до Петербурга, пришло известие, что Турция предъявила категорический ультиматум России. Среди главных требований был возврат туркам Крыма. Началась новая война с Турцией. Хочется заметить, что Потемкин подолгу бывал на передовой линии, осматривал позиции, проявляя при этом завидное мужество и хладнокровие. С большим портретом Екатерины II на груди, подаренным ею и осыпанным бриллиантами, которые сверкали и блестели на солнце, фельдмаршал мог стать удобной мишенью для противника. Понимая это, он все равно никогда не расставался с ним. Близилось окончание войны.
Императрица вызвала Потемкина в столицу. 28 февраля 1791 года Потемкин в последний раз приехал в Санкт-Петербург, где устроил грандиозный праздник в своем Таврическом дворце. На нем он в последний раз увиделся с Екатериной. Вскоре после этого Потемкин вернулся в Яссы и деятельно занялся проведением мирных переговоров. Но 5 октября этого же года, в степи, по дороге в Николаев, светлейший князь скоропостижно скончался от лихорадки. Когда государыня получила известие о его смерти, она заплакала в голос. Это была и ее личная тяжелая потеря, и огромная потеря для России. «Страшный удар разразился над моей головой… Мой ученик, мой друг, можно сказать, мой идол, князь Потемкин-Таврический умер… По моему мнению, князь Потемкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что был в состоянии сделать», – писала она барону Ф. Гриму. А в дневнике ее секретаря появилась запись: «Теперь не на кого опереться». Сама императрица через девять дней после его смерти сказала: «Он был настоящий дворянин, умный человек, меня не продавал. Его не можно было купить».
Но не все современники разделяли такое мнение о светлейшем. Отметая выпады злословников, крупнейший знаток Екатерининской эпохи академик Я. К. Грот писал в 1864 году: «Справедливая оценка Потемкина в настоящее время еще невозможна. Едва ли правы те, которые считают его за честолюбца, все приносившего в жертву своим личным интересам. Безусловное к нему доверие императрицы в продолжение стольких лет заставляет предположить в нем необыкновенный государственный ум и истинные заслуги».
После кончины Григория Александровича Екатерина как будто разом состарилась, много молилась и часто повторяла: «Заменить его невозможно». Да, в делах государственных у нее уже не стало более верного помощника, чем Потемкин. Но вот в постели… Еще при жизни светлейшего на императрицу стал оказывать большое влияние ее молодой фаворит Платон Зубов. Уже в 1789 году он становится близким к ней лицом. По ее велению в Царском Селе был даже специально вытроен флигель при Екатерининском дворце, получивший название Зубовского. Молодой офицер сознательно шел на связь с женщиной, бывшей на 40 лет старше его. Прикидываясь тихим, скромным и недалеким, «шустрый Платоша» сумел усыпить бдительность придворных, создать у Екатерины впечатление, что он является защитником трона и ее жизни, оттеснить соперников, собрать целый букет различных должностей и тоже получить титул светлейшего князя. Он оставался возле императрицы все пять последних лет ее жизни, являясь, по сути, после нее вторым лицом в государстве.
К концу жизни Екатерина стала безобразно толстой. Ее одолевали многие болезни. Ножки, когда-то пленявшие современников, сильно отекли и превратились в безобразные тумбы. Она еле передвигалась. Готовясь к посещению императрицы, вельможи на лестницах делали специальные пологие скаты. Такой же скат был сделан и в личных покоях императрицы в Царском Селе. По нему ее в кресле-каталке вывозили в сад. Преодолеть ступеньки ей было не под силу. И все же даже в это время Екатерина смогла сохранить своеобразную красоту, обаяние и умела, как свидетельствуют современники, держаться «пристойно и грациозно». Тем не менее в таком состоянии она вряд ли была способна на физическую близость с мужчинами. Так что в последние годы Зубов, видимо, стал просто привязанностью старой женщины, нашедшей утешение в возможности поставить на ноги своего любимца.
За сравнительно долгую, по меркам того времени, жизнь (императрица скончалась в 66 лет) она сменила не только большое количество любовников, но и родила несколько детей. Из них только двое – сын Павел и дочь Анна[13] (умершая малолетней) были официально признанными детьми Петра III. Все остальные получили другие фамилии. В судьбе как законных, так и внебрачных отпрысков Екатерины было немало загадок, большинство из которых связано с тайной их происхождения. Это же в полной мере можно отнести и к наследнику престола – великому князю Павлу.
Тайна отцовства Павла I
Вопрос о том, кто является отцом официально признанного старшего сына Екатерины II Павла, до сих пор остается одной из загадок дома Романовых.
27 сентября 1754 года, на девятом году замужества, у ее императорского высочества великой княгини Екатерины Алексеевны появился первенец. Будущий великий князь Павел Петрович, а затем и император Всероссийский Павел I родился в Петербурге, в Летнем дворце Елизаветы Петровны. Впоследствии этот дворец был разрушен, а на его месте построен Михайловский замок, в котором, по горькой иронии судьбы, Павел был убит 12 (24) марта 1801 года.
При рождении первого ребенка Екатерины присутствовала сама императрица Елизавета Петровна, великий князь Петр Федорович и братья Шуваловы. Обрадованная появлением на свет этого малыша, Елизавета даже издала по этому случаю манифест. Рождение Павла Петровича вызвало всеобщую радость во всей России, потому что он продолжал династию, которой грозило пресечение. Неудивительно, что это событие нашло отражение во множестве од, написанных стихотворцами того времени.