– Точно, об этом я забыл.
Нора с сомнением взглянула на меня.
– Я готова биться об заклад, что ты не прочитал описание тура, и поэтому понятия не имеешь, что там в программе.
Мои губы растянулись в улыбке, и я прижал руку к груди.
– Ай, так честно и так правдиво.
При этом я заметил, что взгляд Норы немного задержался на моих губах. По каким-то необъяснимым причинам мне было больно от осознания, что нам осталось провести вместе так мало времени. Всего пару дней. Не больше.
Она была права. Я уеду. А она останется. Во мне зрело желание оттянуть расставание, хотя мы еще ни разу не целовались.
– Тут ты права, – пробормотал я и рассеянно потянул за ниточку на нашитом на ее джинсовую куртку рисунке. Яркий цветок очень легко отделился от ткани, и что-то плавно упало на землю. Мы с Норой наклонились за ним, но она оказалась быстрее. Девушка зажала крошечный пластиковый пакет между пальцами и посмотрела на меня со странным выражением на лице.
– Откуда это?
Я нахмурился.
– Если ничего не путаю, это было под цветком, который слетел с твоей спины. Наверное, ты где-то порвала нитки. Возможно, во время поисков Вилмы. – В качестве доказательства я поднял вверх огромный цветок, который висел на одной нитке.
Нора выглядела так, словно увидела призрака. На ее лице читался шок, и она ничего не говорила. Словно кто-то перекрыл ей доступ к кислороду.
Вся краска сошла с ее щек, внезапно ставших впалыми и бледными.
Потом меня словно обожгло кипятком. Джинсовая куртка принадлежала ее матери.
Джинсовая куртка, из которой что-то выпало.
– О, – растерянно пробормотал я.
Нора держала в руках небольшой пакетик, в котором лежал кусочек свернутой бумаги. Держала так крепко, как, наверное, мой дед когда-то держал свой первый инновационный рецепт. Возможно, для нее это было чем-то настолько же ценным, что девушка боялась повредить это. Нора говорила, что у нее нет воспоминаний о матери, потому что та умерла очень рано.
В груди все сжалось, пока я наблюдал за Норой. На ее лице отразились смешанные чувства: шок, грусть, легкое недоверие и что-то, от чего мне стало трудно дышать. Надежда?
– Я не готова это сделать, – ее голос казался сдавленным, словно вот-вот сорвется. – Можешь открыть его за меня? И сказать мне, что там? – Внезапно легкую дрожь сменила настойчивость. И все же я ее услышал. Увидел, как дрожит ее подбородок.
Нора производила впечатление человека, которого трудно сбить с толку. И казалось, ничто не может поколебать ее решимость.
Но сейчас, в это мгновение, она выглядела полностью обессилевшей. В глазах стояли слезы. И это нормально. Не стоит притворяться сильной передо мной, я не против.
– Эй, я рядом, – сказал я, нежно обнимая девушку за плечи.
Словно открылась какая-то дверь, Нора наклонилась ко мне и уткнулась носом в шею. А затем начала безудержно плакать. Этот звук рвал что-то внутри меня, и мне хотелось забрать ее боль, быть рядом. Меня наполнило такое сильное желание защитить Нору, и это уж не говоря о том, что мое внутреннее равновесие было разрушено.
Что это?
– Конечно, я так и сделаю, раз ты просишь, – сказал я, как только она немного успокоилась. Нора смущенно вытерла слезы с влажных щек, словно ей было стыдно за то, что плакала.
– Да, пожалуйста.
Я неуверенно достал маленький лист бумаги из пластикового пакета и, развернув записку, почувствовал, как у меня перехватило дыхание. Мелким, аккуратным почерком там было написано немало строк, которые начинались с фразы: «Мое сокровище».
18Нора
На несколько секунд в моей голове образовалась пустота, как будто кто-то убрал там все мощным пылесосом. Все мои мысли перемешались, а тело сжалось, словно от боли, и я почувствовала, что задыхаюсь.
Мне не хватало воздуха. Я не могла вздохнуть, потому что грудную клетку словно сжало тисками. Меня била дрожь, а кожа покрылась мурашками.
Я уже видела фотографии и видеозаписи с моими умершими родителями в детстве и чувствовала себя вполне нормально. Тысячи раз перелистывала семейный фотоальбом, пытаясь найти сходство между нами. Мне было интересно, в кого я унаследовала свой длинный нос, застенчивую улыбку или полные губы. Я постоянно пересматривала видеозаписи с их участием, и в течение целого года мне удавалось убедить себя, что родители просто отправились в кругосветное путешествие, а меня оставили на попечение бабушки и дедушки, чтобы я ни в чем не нуждалась. В десять лет я зарывалась в их старую одежду на чердаке и притворялась, что мама с папой меня обнимают. В четырнадцать я ненавидела все в том мгновении, которое забрало нас друг у друга. Мокрую дорогу. Дерево. Тьму и дождь.
Да, они были мертвы. И да, у меня о них не было никаких воспоминаний. Однако я скучала по всем потерянным моментам и упущенным воспоминаниям.
Хотя это случалось нечасто, но, когда я испытывала печаль, она была невероятно глубокой и всепоглощающей.
Как сейчас.
Я беспомощно смотрела на Сандера и пыталась бороться с давлением в груди, которое охватило меня, как раньше, а сердце колотилось и колотилось.
– Что такое? – спросила я его, так и не подавив дрожь в голосе.
Сандер скрывал от меня свои чувства. Я поняла это не только по обеспокоенному выражению лица, словно он пробовался на роль в пьесе. В его взгляде было что-то особенное. В голубых глазах светилось сочувствие, которое, как ни странно, успокаивало меня, словно море, хотя все внутри кипело.
– Кажется, это письмо, – растянул он слова, не изменившись в лице.
– От кого?
Сандер внимательно изучил текст, пытаясь найти подсказку. Его взгляд пробегал по строчкам, пока наконец не остановился на двух пунктах, к которым возвращался снова и снова.
– Как звали твоих родителей?
Из-за его вопроса у меня буквально остановилось сердце. Неужели правда?
– София и Филип.
Сдержанный выдох.
– Тогда предположу, что это письмо твоя мама написала папе.
Все звуки вокруг меня внезапно затихли. Шорох ветра исчез, как и тихий шум водопада неподалеку. Все словно растворилось вдали, как будто кто-то нажал на кнопку и убрал все, что меня окружало. Мой взгляд сузился, сфокусировался лишь на Сандере, который сидел передо мной, спокойный и владеющий собой. Он бережно сжал записку пальцами.
– Что? – наконец, спросила я голосом, лишенным всяких эмоций.
– Судя по всему, твоя мама написала письмо, когда они были в Осло…
– Постой-постой, уже после моего рождения? – Теперь у меня подкосились колени, и казалось, я вот-вот свалюсь. Тепло и холод сменяли друг друга, словно я попала из сауны в ледяную воду.
– Кажется, да, – Сандер протянул мне письмо, но от одного только взгляда на него у меня так разболелась голова, что на пару секунд пришлось закрыть глаза. Мысли кружились на все ускоряющейся карусели.
– Я не… не могу.
– Что?
– Не могу его прочитать. – Не здесь, не сейчас.
– Все нормально, – с пониманием ответил Сандер, и на мои глаза навернулись слезы. – Не нужно тут же его читать. Возьми письмо с собой, а позже откроешь.
«А позже откроешь». Звук его голоса был бальзамом для моей бушующей души. Всем, что мне сейчас было нужно. Он был тем, кто находился рядом. Тем, кто поддерживал меня, хотя мы были знакомы всего две недели.
– Нет, – снова открыв глаза, я встретилась с внимательным взглядом Сандера. Он был так близко ко мне, что я могла различить отдельные пятнышки в его радужке. Тонкие волоски на его небритом подбородке. Легкий изгиб носа, который делал его черты лица еще более гармоничными.
Сандер вскинул густые черные брови:
– Нет?
– Прочитай его мне, – тихо попросила я, прежде чем успела осознать, что это означает. – Пожалуйста.
На лице Сандера отразилась симпатия. Я увидела в нем обеспокоенность и что-то другое, что не смогла разобрать.
– Ты уверена? Я… – Его кадык поднялся и опустился, когда парень тяжело сглотнул.
– Если это прочтешь ты, я надеюсь, что смогу сдержаться. – Пальцы сжались в кулак. Как объяснить ему? Если строчки слишком тяжелые, то они похитят мой свет. Однако мне хотелось, чтобы письмо было чем-то прекрасным. Тем, что не станет меня точить, как соленая вода – камень. – Это… это важно. Пожалуйста, Сандер.
Он вздрогнул и кивнул, а потом откашлялся.
Сандер читал без остановки, ни разу не прервавшись, и мое сердце наполнялось и смехом, и слезами. Горячие капли скатывались по щекам. Мои переживания были неоправданными. Страх – безосновательным. Слова были предназначены не мне, и все же казалось, что каждый слог написан для меня. Никогда раньше не слышала что-то более успокаивающее – подарок судьбы, который заставил душу петь.
Мое дорогое сокровище,
Понятия не имею, с чего начать. Ты же знаешь, что я плохо владею словами. Мама часто говорит мне, что я должна писать с душой и не тратить много времени на размышления. Тогда нужные слова придут сами собой. И именно это я сейчас и делаю.
Мы совсем не так хотели прожить последние два года, но Нора – это лучшее, что с нами случилось.
Несмотря на то что я пишу, пока ты работаешь в баре, вся моя одежда пропитана молоком (неужели дети могут так много пить?), а прошлой ночью мы оба спали всего два часа – как же нам повезло!
Наш цветочек – это все, что у нас есть. Я просто невероятно благодарна, что она появилась в нашей жизни. Когда она бормочет что-то и смеется, мое сердце наполняется радостью. (Хотя от сцеживания молока в общественных местах я хотела бы отказаться, ха-ха.) Но все же мы отлично справились, не так ли? Хотя бывают дни, когда мне кажется, что забот слишком много и я больше не могу с ними справляться. В такие моменты я чувствую, как будто окунаюсь в темноту, и меня одолевает сильная усталость. Но это длится лишь мгновение, ведь, глядя на Нору, я понимаю, что все это того стоит. Я очень счастлива.