– По-своему?
– Ты точно знаешь, что в нашем окружении достаточно людей хватается за наркотики и алкоголь, однако ты никогда так не делал. Никогда не пытался легкомысленно заглушить эмоции или выплеснуть их. Ты прятался за высокой горой из сарказма, скрывался за напускной беззаботностью, которая всех сводила с ума. Потому они все это время думали, что ты ничего не воспринимаешь всерьез.
Ее слова задели мое сердце и разбередили раны.
– Возможно… Давай спокойно все обсудим, когда я вернусь. И тогда придумаем план, ладно? И для тебя, согласна?
– Да, – она казалась довольной. Счастливой. Решившейся. – Согласна.
Положив трубку, я целую секунду смотрел прямо перед собой.
Нужно срочно прояснить мысли. Дыши. Лучше всего мне удавалось делать это в воде, когда мои движения растворялись в волнах и становились едиными с ними. Поэтому я решил переодеться, даже если потом придется снова принимать душ.
Но внутри я просто схожу с ума.
Мне нужно поплавать. Сейчас же.
Вооружившись полотенцем, в плавках, с очками для плавания, болтающимися на запястье, я снова спустился по лестнице. Оказавшись снаружи, я повернулся влево и застыл.
Клик. Клик. Клик.
Прежде чем я успел обернуться, волосы на моем затылке встали дыбом. По моему телу пробежала дрожь, и без всякого предупреждения накатила тошнота, словно внезапно меня накрыла морская болезнь.
24Нора
Пока участники похода забирали сумки, чтобы затем пойти устроиться в своих комнатах, я подошла к Грегори, который стоял перед автобусом, словно хотел казаться тише воды ниже травы.
– Выглядишь таким довольным.
– Так и есть. С Лисбет все хорошо. С нами все хорошо. А что с тобой? Ты кажешься немного беспокойнее, чем обычно. Унылой. – Он испытующе посмотрел на меня, и я автоматически напряглась.
Потом тихо вздохнула.
– Почему ты все замечаешь?
– Потому что знаю тебя практически с твоего появления в этом мире.
Если точнее, мне тогда было два года, это было вскоре после несчастного случая с родителями.
– Я не знаю, правильно ли то, что я делаю…
– Нора, можем мы быстро переговорить? – прервала нас бабушка. Судя по выражению лица, она уже общалась с Фредериком из «Приключений на рафтинге». Я быстро прогнала угрызения совести и нахмурилась.
– Мы отойдем на секунду, – сказала я Грегори, который лишь сочувственно кивнул мне. Я не получила от него никакой поддержки, но это и не входило в его обязанности.
Не подумав о последствиях, я принесла Hjerteslag Øyeblikke дурную славу. Это была лишь моя ошибка. И это не говоря уже о том, что мы ночевали в хижине Густава и устроили небольшой беспорядок. Разумеется, мы застелили кровать и помыли посуду. Тем не менее, я твердо решила завтра же, когда все разъедутся, отправиться туда сама. Я хотела принести пирожки в качестве извинения и благодарности, а также вернуть чистое постельное белье и пижаму.
– Цветочек, – тихо произнесла бабушка, как только мы вошли в кабинет. Только это. Одно слово. Однако оно словно разрывало мое сердце на части. Внезапно у меня вырвался всхлип. Испугавшись, я прижала руку ко рту, но было слишком поздно. Небеса, я точно не хотела вот так разразиться слезами.
Однако это милое прозвище, которое дали мне родители, все испортило.
Бабуля обеспокоенно и одновременно с сочувствием посмотрела на меня, и это совсем не помогло успокоить хаос чувств во мне. Наоборот.
– Знаю, – сказала я. – Мне жаль. Я действовала не думая и неосторожно. Извини.
– Хорошо.
– И еще кое-что. Я нашла письмо, – произнесла я наконец срывающимся голосом.
– Письмо?
– Да, мамино…
Я заметила, как кровь отлила от лица бабули. Удивление и надежда отразились в ее кристально-голубых глазах, так похожих на мои. И мамины. Наследие женщин Свендсен.
– И… где ты его нашла? – нерешительно спросила она, прерывисто дыша.
Я достала сложенный листок бумаги из кармана джинсовой куртки, которую продолжала носить. Этот листок придавал мне силы и защищал. Щит. Мой щит.
– Я нашла письмо под одной из оторвавшихся заплаток. Сандер помог мне его увидеть. Конечно же, письмо было под чертовым цветком. Вот, прочитай…
Дрожащими пальцами бабуля забрала письмо и так аккуратно открыла, словно держала новорожденного. С ее губ сорвался хриплый всхлип. Мое горло опасно сжалось, словно меня лишили воздуха. Я боролась со слезами, а бабушка поднесла руку к губам и качала головой.
Это было красиво и завораживающе, но все же разрывало сердце. Я и представить себе не могла, каково это – хоронить собственного ребенка. Теперь я больше была не в силах сдерживать слезы, они горели под моими веками и затуманивали взор.
Очертания бабули размывались, она снова и снова хватала ртом воздух, но при этом улыбалась. Не веря. Словно это чудо.
И так оно и было. Перст судьбы.
– Не могу поверить, – произнесла она, не в силах сдержать эмоции. – Все эти годы… Оно было там… все это время. А еще…
Я сразу поняла, на что она намекает.
– Нет. Только это письмо.
Она кивнула.
– Как здорово… как чудесно…
– Я всегда думала, что это вы дали мне прозвище Цветочек, – тихо сказала я.
В бабулиных глазах сияла любовь.
– О, Нора, но ты и правда наш Цветочек. И всегда была им. Но именно твоя мать так впервые тебя назвала, – ответила она, и это предложение словно прорвало дамбу. Из моей груди вырвался тяжелый всхлип, плечи затряслись. Бабуля раскрыла объятия, и я упала в них. Она обнимала меня как потерянную дочь, как ее любимую внучку. Объятия были теплыми и безопасными, полными отчаяния и любви.
Мы обе плакали, пока время не потеряло значение.
Такими нашел нас дедуля, плачущими и смеющимися. Он тоже прочитал письмо от начала до конца, вникая в каждую строчку, и не смог сдержать слез. Все его тело сотрясалось словно при землетрясении.
– Это самый красивый подарок, – сказал он через время, показавшееся вечностью.
– Самый красивый. – Я отошла от них, взяла носовой платок из верхнего выдвижного ящика письменного стола и вытерла щеки. Потом расправила плечи. Выпрямилась, стала больше.
– Я намерена отправиться в Осло, – заявила я. – На несколько месяцев, чтобы пройти по их стопам. Увидеть… нечто иное. Подальше… от этих мест.
На их лицах отразилось удивление, а за ним последовало понимание. Дедуля тепло улыбнулся, его темные глаза сияли, словно я сунула ему под нос свежеприготовленный skoleboller[29]. На губах бабушки также появилась довольная улыбка, немного лукавая, прямо как моя.
– Что такое? – я не могла скрыть свою растерянность.
– Мы давно ждали, когда ты примешь это решение.
– Правда? – спросила я, нахмурившись.
– Цветочек, мы так сильно тебя любим, но тебе не нужно оглядываться на нас, чтобы строить свою жизнь. Ты молода и должна увидеть мир. Должна узнать, какие возможности открыты перед тобой, и тогда решить, чем хочешь заниматься, – сказала бабуля.
– Мы долго обсуждали это, пока ты была в походе, – добавил дедуля. – Мы бы никогда не стали выгонять тебя, но…
– Именно это вы и делаете, – с легким удивлением в голосе заметила я и наигранно прижала руку к груди. – Вы выставляете собственную плоть и кровь за дверь.
– Это всего лишь возможность посмотреть на мир за пределами нашего небольшого городка. Несколько месяцев. Если по возвращении ты поймешь, что Hjerteslag Øyeblikke – это именно то, чего ты хочешь, то хорошо. Но ты также можешь рассмотреть возможность поступления в университет или найти что-то другое, что тебе действительно нравится.
Я улыбнулась. Ощущения были приятными. Словно начало новой книги, когда еще не знаешь, какую историю готовят для меня следующие страницы.
– Да, – ответила я. – Что-то такое я и представляла.
25Сандер
Этот тихий, резко повторяющийся звук заставил меня вздрогнуть.
Клик. Клик. Клик. Клик.
Только через две секунды, я понял, что позволил маске упасть. Выражение моего лица стало бы отличной темой в колонке сплетен. Не важно, будь то заголовок в печатном издании или где-то в интернете. Я уже видел видеозаписи и комментарии в соцсетях, связанные со мной. Анализ моего выражения лица, позы, оценка. Осуждение.
Словно крошечные ледорубы колотили по моему сердцу.
Черт.
Желудок сжался, но в следующее мгновение я поймал себя на этом. Словно лишь на секунду споткнулся. Мое выражение лица превратилось в идеальное равнодушие, возможно, его можно было сравнить с каким-то из портретов Микеланджело.
– Сандер?
Я повернулся на голос Норы за спиной.
Хотя внутри я был все еще ошеломлен этой ситуацией, все равно заметил, что она плакала. Ее глаза покраснели, а тушь на ресницах немного запачкала щеки. Однако на ее лице читалось искреннее сочувствие, и мне сразу стало легче. Как будто одного ее присутствия было достаточно, чтобы развеять все мои страхи.
Не говоря ни слова, я схватил ее за запястье и потянул внутрь здания. Я никого не видел, но знал, что они тут. В то же мгновение я осознал свою ошибку и отпустил Нору, словно обжегся о ее кожу.
Черт, я и правда оказался не в своей тарелке.
– Что случилось? – теперь в голосе Норы звучала тревога.
– Папарацци. Где-то там, снаружи.
– Что?
– Как они нашли меня? – услышал я свой вопрос, хотя в голове уже прокручивал все возможные варианты действий. Ни в коем случае я не стану проводить здесь еще одну ночь. В присутствии этих хищников, стоящих у порога, это станет настоящим испытанием, сравнимым с битьем шпицрутенами. Кроме того, я достаточно хорошо себя знал, чтобы понимать, что не смогу и глаз сомкнуть. Здесь не было стен, никакой ширмы, никакой возможности где-то спрятаться.
Со временем отношение и поведение папарацци стали более цивилизованными. Особенно учитывая то, через что пришлось пройти моим родителям. Два десятилетия назад ситуация была совсем другой, поэтому я никогда не искал в интернете информацию о топлесс применительно к моей матери. Мы прошли обучение по вопросам взаимодействия с прессой. Неоднократно собирались всей семьей и обсуждали ключевые подходы и правила, которые всегда были важны.