Евнухи составляли особую касту, представителей которой можно было встретить не только при императорском дворе, но и на других ступенях государственной иерархии. Отдельные группировки могли противоборствовать между собой, но по отношению к остальному миру евнухи выступали сплоченными рядами.
Начиная с правления минского императора Юнлэ, занимавшего престол с 1402 по 1424 год, при дворе установилось господство евнухов, третье по счету в истории императорского Китая[64], если не принимать во внимание отдельные эпизоды, вроде правления Чжао Гао. Разумеется, евнухи перешли «по наследству» к цинскому двору. Нет, правильнее будет сказать, что династия Цин получила евнухов вместе с другими минскими атрибутами, поскольку у маньчжуров изначально такого института не было. Находившиеся в тени евнухи словно бы уравновешивали представителей дома Айсингьоро, но порой их влияние возрастало настолько, что родственникам императора приходилось отступать в тень. А что поделать? Ведь евнухи служили «передаточным звеном» между маньчжурской элитой и государственным аппаратом и, кроме того, контактировали с императорами гораздо чаще, чем их родственники.
Императора Шуньчжи принято считать добрым правителем. Что ж, это верно. Во-первых, во время его пребывания на престоле всячески демонстрировалось человеколюбивое отношение к покоренному китайскому населению, а во-вторых, он не мог причинить никому зла, поскольку не правил сам.
С сопротивлением на юге удалось покончить к 1662 году. С исторической точки зрения, когда десятилетие приравнивается к минуте, а век – к часу, это было очень быстро, но полтора десятка лет ожесточенных военных действий успели основательно подорвать экономику Южного Китая, так что правление вышло не таким уж благоприятным, как утверждал его девиз. У любого явления есть две стороны – светлая и темная. Установление порядка и спокойствия при сохранении ханьских традиций было светлой стороной прихода династии Цин к власти. Но в то же время Юг пришел в упадок, возродилось рабство, практически искорененное под конец правления династии Мин, были восстановлены трудовые повинности, которые при прежних правителях заменили надбавкой к подушному налогу, кроме того, расширилась сфера принудительного труда в государственных интересах, получившая наибольшее распространение в горнорудной отрасли и выработке тканей. Короче говоря, проблем хватало, но на начальном этапе цинское правительство в первую очередь интересовало упрочение собственной власти, ведь первые сорок лет правления недаром считались наиболее опасными для любой династии, и не каждой из них было суждено перешагнуть через этот рубеж.
Несмотря на всю свою несамостоятельность, император Шуньчжи пытался освободиться от родственного диктата князей Айсингьоро. С этой целью он учредил в середине 1653 года так называемые Тринадцать ямэней[65], состоявших из одних лишь евнухов, а не ханьских чиновников. Можно сказать и иначе: фаворит императора евнух У Лянфу убедил его в необходимости создания такой структуры, которая формально находилась в подчинении маньчжурам, но на деле была самостоятельной.
Цинский двор во второй половине XVII века напоминал горшок со скорпионами, настолько ожесточенной была борьба придворных группировок. Представители дома Айсингьоро формально демонстрировали единство, но на деле разделялись на несколько фракций, то же самое наблюдалось и среди сановников: уроженцы Севера вечно грызлись с уроженцами Юга. Среди евнухов единство наблюдалось лишь тогда, когда его обеспечивала сильная личность вроде У Лянфу… Если император хотел просидеть на престоле как можно дольше, ему следовало проявлять великую дипломатичность. Недаром же говорится, что самый страшный враг – тот, кто ближе. Но Шуньчжи, насколько мы можем судить по имеющимся у нас сведениям, был человеком недалеким и слабовольным (но притом высокообразованным). Он предпочитал плыть по течению, а не бороться с бурными потоками, поэтому передал бразды правления евнухам, которые казались ему предпочтительнее родственников, и заключительный период его пребывания на престоле можно назвать «правлением евнухов». Заметим, к слову, что в те времена при дворе было около пяти тысяч евнухов – огромная сила! И если представители дома Айсингьоро, образно говоря, «витали в облаках», то евнухи «ползали по земле», контролируя все сферы деятельности и саботируя невыгодные для них решения маньчжурских князей. Вскоре после смерти императора Шуньчжи засилью евнухов настал конец – Тринадцать ямэней упразднили, а У Лянфу и его ближайших приспешников казнили по обвинению в узурпации власти, но кто мог предполагать, что император умрет от оспы[66] в феврале 1661 года, не дожив немного до двадцати трех лет?
В личной жизни императору Шуньчжи не везло. В 1651 году, по настоянию своей матери Бумбутай, вошедшей в анналы истории как вдовствующая императрица Сяочжуан, император женился на ее племяннице Эрдени Бумба, но уже в 1653 году Шуньчжи разжаловал нелюбимую жену из императрицы в наложницы, иначе говоря, отобрал у нее титул официальной императорской супруги. Принято считать, что причиной разжалования стал скверный характер императрицы, изводившей Сына Неба своей ревностью и мелочными придирками, а также ее неуемная страсть к роскоши, с которой скромный по натуре Шуньчжи не мог примириться. К слову будь сказано, отношения императора с матерью оставляли желать лучшего, поскольку вдовствующая императрица поддерживала Доргоня (впрочем, иначе она и не могла поступать – велик был риск отправиться к Желтым источникам). Для императорских наложниц в Запретном городе имелся особый дворец, называемый Дворцом вечного долголетия. Изначально он носил имя Дворца вечного наслаждения, затем был переименовал во Дворец воплощения нравственности, но самым точным было бы название Дворец несбывшихся надежд, поскольку здесь содержались наложницы, попавшие в опалу.
В 1654 году вдовствующая императрица Сяочжуан женила сына на другой своей родственнице – внучатой племяннице Алатан Цицзыгэ, которая попала в императорский гарем в качестве наложницы, но уже спустя месяц была повышена до императорской супруги. Но сердце императора принадлежало некоей Донго, происходившей из знатного маньчжурского рода. Пробыв в гареме около полугода, Донго возвысилась до статуса Благородной супруги императора и могла бы стать императрицей, если бы окружение Шуньчжи не воспротивилось против «свержения» Алатан Цицзыгэ. Любовь императора и его Благородной супруги нельзя назвать счастливой – их сын умер в младенческом возрасте в феврале 1658 года, а в сентябре 1660 года к Желтым источникам отправилась Донго. Скорбь Шуньчжи была настолько велика, что приближенные опасались самоубийства императора, но обошлось без таких крайностей. Донго посмертно получила титул императрицы Сяосэнь. В посвященной ей хронике Донго описана как «почтительная и уважительная по натуре, знающая, скромная и послушная воле высших, добрая и любящая по отношению к низшим, и не кичившаяся своим благородным происхождением и высоким положением». Идя рядом с вдовствующей императрицей Сяочжуан, Донго «из почтительности делала мелкие шажки, словно служанка»… Собственно, все добродетельные супруги императоров описываются китайскими историками в подобном ключе, по единому канону, так что по хронике вряд ли можно представить, какой на самом деле была любимая жена императора Шуньчжи.
К сожалению, мы не знаем личного имени китаянки, оставшейся в истории как императрица Сяоканчжан. Точнее – не китаянки, а ассимилированной чжурчжэнки, происходившей из знатной военной семьи, относившейся к китайскому Синему знамени. Став в 1653 году императорской наложницей, в мае следующего года она родила императору третьего по счету сына Сюанье, которому было суждено стать преемником отца. При жизни мужа она так и оставалась наложницей, а титул императрицы ей посмертно присвоил сын. Есть мнение, что Шуньчжи избрал в преемники шестилетнего Сюанье, поскольку тот уже переболел оспой. Сам Шуньчжи болел недолго – 2 февраля 1661 года у него появились первые симптомы, 4 февраля он назначил преемника и на следующий день скончался.
Согласно воле Шуньчжи, до совершеннолетия его преемник должен был находиться под опекой регентского совета из четырех знатных маньчжуров – Сонином из рода Хешери, Суксахой из рода Нара, Эбилуном из рода Ниохуру и Обоем из рода Гвалгия. Четыре регента – лучше, чем два, потому что меньше риск того, что один сможет прибрать всю власть к своим рукам, но недаром же говорится, что «для Чжугэ Ляна нет невозможного». Новым Чжугэ Ляном, точнее – новым Доргонем, стал князь Обой, но о его возвышении будет рассказано в следующей главе.
Многие историки склонны считать, что завещание Шуньчжи было подделано его матерью и четырьмя сановниками, которые стали регентами. К такому выводу подталкивает содержание завещания, в котором император раскаивается в том, что приближал к себе китайцев, пренебрегая при этом маньчжурами, и оказывал недостаточное уважение матери. Но, так или иначе, Сюанье взошел на престол, а четыре регента стали поддерживать над ним Небо. Для правления Сюанье был избран многообещающий девиз Канси («Процветающее и лучезарное»), который оказался пророческим, ведь именно при Канси наступил Золотой век империи Цин.
Давая оценку правлению императора Шуньчжи, нужно принимать во внимание, что умер он очень рано, не успев проявить себя. Да, разумеется, он был подвержен стороннему влиянию, но в зрелом возрасте многие правители излечивались от этой «болезни» и брали бразды правления в свои руки, как это случилось, например, с сыном и преемником Шуньчжи императором Канси. Шуньчжи был образованным человеком, он много читал, интересовался науками и искусствами, а такие люди обычно быстро учатся новому, короче говоря, задатки у него были хорошие, так что можно выставить шестьдесят пять баллов по стобалльной шкале.