Но умный человек сумеет найти выход из любых обстоятельств и обратит на пользу даже свои поражения. Так, например, оплошность Цыси, рискнувшей не вовремя сунуться с советами к своему супругу, обернулась для нее установлением хороших отношений с императрицей Цыань.
Устранив со своего пути регентский совет, две императрицы и один князь начали вершить государственные дела от имени несовершеннолетнего императора. Сначала новому императорскому правлению был присвоен девиз Цисян («Благополучное и счастливое [правление]»), но очень скоро его заменили на Тунчжи («Совместное правление»). Император Тунчжи не имел склонности к учению, характер имел неуживчивый и упрямый, а когда подрос, стал предаваться распутству с такой охотой, которая невольно наводила на мысль о том, что император Сяньфэн был его настоящим отцом – от фениксов не родятся цилини[132].
К слову будь сказано, на момент избавления от регентского совета Цыси было двадцать пять лет, а императрице Чжэнь шел двадцать четвертый год. В наше время в этом возрасте только начинают настоящую взрослую жизнь, но в XIX веке люди взрослели рано.
История жизни императрицы Цыси настолько ярка и обильна событиями, что рассказ о ней запросто может растянуться на целую книгу, так что мы будем вынуждены уделять внимание только самому важному, чтобы не выйти за рамки нашего повествования.
Великий князь Гун в силу своего происхождения и своих предрассудков был сторонником жесткой политики по отношению к «заморским варварам», и переубедить его не смогла даже печальная судьба дворцового комплекса Юаньминъюань, недвусмысленно намекавшая на то, что нечто подобное может произойти и с Запретным городом. А вот Цыси, будучи свободной от оков традиционалистского мышления, рассматривала правильно организованное сотрудничество с западными державами как благо для Цинской империи (ключевые слова – «правильно организованное»). Открытость для внешнего мира обещала процветание и приток денег в казну, которая к концу правления императора Сяньфэна уподобилась пустоте Уцзи[133]. Расклад был таков: императрица Цыси принимала решения, которые утверждались ее «старшей сестрой», а затем исполнялись великим князем Гуном. Домыслы относительно того, что ведущую роль в триумвирате играл князь Гун, не имеют веского подтверждения – определенным влиянием он, как дядя императора, конечно же, пользовался, но оно не могло перевесить влияния обеих императриц. Да и вообще, как это часто бывает, каждый член триумвирата сам по себе не мог доминировать, доминировал союз двоих против третьего.
Одно из преимуществ императрицы Цыси заключалось в том, что она активно привлекала к делам правления способных людей, в первую очередь придавая значение личным качествам, а не знатности происхождения. С одной стороны, такая политика позволила ей сформировать эффективный аппарат управления государством, а с другой – все ее назначенцы были преданы своей благодетельнице, являвшейся основой их благополучия. «Тот, кто хочет победить, должен помнить о главном, но притом не упускать из виду мелочи», – учил Сунь-цзы. Цыси всегда уделяла внимание мелочам.
Осенью 1872 года шестнадцатилетний император Тунчжи взял в жены дочь высокопоставленного сановника из маньчжурского рода Арутэ, относящегося к Желтому знамени с каймой, а заодно принял в свой гарем двух наложниц. По мнению императора, он отныне был способен к самостоятельному правлению, но обе вдовствующие императрицы настояли на том, чтобы опека закончилась в заранее установленный срок – в феврале следующего года, когда начнется новый год[134].
«Хороший правитель ищет опору в людях, а не в своем происхождении», – сказал когда-то великий мудрец Мо-цзы[135]. Цыси умела находить опору не только в собственных подданных, но и в «заморских дьяволах», например – в американском авантюристе Фредерике Таунсенде Уорде, который начал с борьбы с тайпинами в качестве наемника, а затем стал командиром Всегда побеждающей армии в чине чиновника третьего ранга, высшем для «варвара». Всегда побеждающая армия, в рядах которой служило около двух с половиной тысяч человек, сыграла важную роль в разгроме тайпинов, а сам Уорд умер в сентябре 1862 года от раны, полученной в одном из сражений. В честь заслуг Уорда перед империей Цин по приказу Цыси построили храм – невиданная честь для «заморского варвара».
Цыси сыграла ведущую роль в подавлении тайпинского восстания – она изыскивала средства, назначала на должности военачальников, принимала меры для улучшения положения подданых, чтобы те не поддерживали повстанцев, и т. д. Восстановив в империи спокойствие, Цыси получила важный «бонус» в виде доверия цинской знати, которая именно в ней видела реальную правительницу империи. Однако укрепление позиций Цыси пока еще не ослабляло позиции вдовствующей императрицы Цыань, которая крепко держала в своих изящных руках нити дворцовых интриг, обеспечивая «гармоничное равновесие». В глазах же основной массы подданных, которым дворцовые реалии были неведомы, правителем империи выглядел великий князь Гун.
Отношения с князем Гуном складывались у Цыси непросто. С одной стороны, они относились друг к другу с уважением – Цыси видела в Гуне единомышленника, а он восхищался ее умом. Придворные традиции требовали, чтобы императрицы и вообще все императорские жены общались с мужчинами через желтую ширму, но в отношении князя Гуна Цыси очень скоро перестала соблюдать эту условность. Кроме того, вскоре после восшествия императора Тунчжи на престол, Цыси инспирировала издание указа, по которому великий князь Гун, а также еще четверо дядей императора освобождались от обязанности исполнять перед вдовствующими императрицами ритуал коутоу во время будничных встреч. То была рука дружбы, протянутая старшим принцам дома Айсингьоро, но, как это часто случается, доброе намерение возымело обратный эффект – великий князь Гун возомнил о себе невесть что и перестал выказывать Цыси должное почтение. Более того, он начал вести себя по отношению к ней покровительственно, на правах мужчины и главы правящего дома, к которому Цыси принадлежала лишь «боком», вследствие брака с императором. Дошло до того, что в 1865 году Цыси грубо прогнала князя Гуна прочь и собственноручно написала указ, осуждавший его самонадеянное и высокомерное поведение. На некоторое время старые порядки вернулись – князь Гун падал на колени перед ширмой, из-за которой с ним общалась Цыси, и совершал должное количество поклонов. Решив, что урок преподан хорошо, Цыси вернула Гуну и его братьям отобранную привилегию. Этот урок, помимо Гуна, усвоили все придворные – тигрица показала зубы и дала понять, что относиться к ней нужно почтительно. Для Цыси эта «расстановка приоритетов» имела очень важное значение, поскольку она считалась «младшей сестрой» вдовствующей императрицы Цыань, хотя на самом деле играла в правящем триумвирате ведущую роль.
Противоречия внутри триумвирата обострились в 1869 году, когда князь Гун, поддерживаемый вдовствующей императрицей Цыань, приказал казнить главного придворного евнуха Ань Дэхая, одного ближайших наперсников Цыси. Некоторые историки на основании косвенных данных склонны считать Аня любовником вдовствующей императрицы. Ничего удивительного в этом нет, ведь отсутствие естества не лишает мужчину возможности доставлять женщине удовольствие другими способами. Императрица Цыси находилась в расцвете лет, здоровье у нее было хорошее, так что потребность в мужском внимании явно имела место.
Летом 1869 года Цыси отправила Аня в Сучжоу[136] надзирать над закупками шелка для придворных нужд. Непонятно, чем был вызван этот шаг – то ли необходимостью удалить Аня на некоторое время из столицы, поскольку у того разгорелся конфликт с великим князем Гуном, то ли желанием доставить своему любовнику (если Ань был им) удовольствие от путешествия по Великому каналу.
Согласно традиции, принявшей характер закона, евнухам запрещалось покидать столицу, поэтому цинские сановники сочли поездку Аня возмутительной и дикой, несмотря на то что она совершалась по приказу вдовствующей императрицы Цыси. Надо сказать, что Ань во время плавания по каналу вел себя не очень-то разумно и совсем не сдержанно – привлекал внимание окружающих роскошными одеждами и шумами празднеств, да вдобавок плыл под одним из императорских флагов с изображением золотого трёхлапого ворона Саньцзуняо[137]. Путь лежал через провинцию Шаньдун, наместник которой по имени Дин Баочжэнь в свое время по настоянию Аня был оштрафован на крупную сумму. Дин приказал взять Аня и его сопровождающих под стражу и в таком позорном состоянии отправил их обратно в столицу.
Великий князь Гун и его брат великий князь Чунь (Айсингьоро Исюань) настаивали на казни Ань Дэхая и его ближайших помощников. Вдовствующая императрица Цыань, для которой Ань был все равно что застрявшая в горле кость, поддержала это решение, и Цыси была вынуждена уступить, поскольку в сложившейся ситуации спасти Аня было невозможно. Для того чтобы ее уступка не выглядела как предательство, было придумано сообразное объяснение: якобы во время вынесения Аню приговора Цыси смотрела оперное представление, во время которого просила ее не беспокоить, а к тому времени, как представление закончилось, Ань Дэхай и шестеро его приближенных уже лишились своих голов. Правда, гладким образом дело не обошлось, известно, например, что один из евнухов, дерзнувший обвинить Цыси в гибели Аня, был задушен по ее приказу.
Отношения Цыси с великим князем Чунем, который не входил в правящий триумвират, но пользовался при дворе большим влиянием, осложнились из-за разногласий по вопросу отношения к «западным варварам». В свое время князь Чунь был одним из наиболее рьяных сторонников Цыси, поскольку видел в ней приемлемую альтернативу Совету восьми регентов, которые не смогли оказать достойного отпора «заморским варварам», подвергли империю позору и сократили дни императора Сяньфэна, который так и не смог оправиться от потрясения, вызванного бегством из столицы. Чунь надеялся на то, что Цыси сможет отомстить западным державам за все перенесенные по их вине унижения, не понимая заведомой бесперспективности нового обострения отношений: несмотря ни на что многие представители цинской знати продолжали верить в несокрушимое могущество империи Цин. Цыси же была нацелена на сотрудничество с западными державами и считала, что полезнее будет учиться у них, нежели воевать с ними.