В Англии же он числился завсегдатаем скачек в Аскоте и Эпсоме, где его лошади, подаренные матерью, трижды выходили победителями в дерби. Прогресс неумолимо двигался вперед, и, как только появились первые автомобили, Берти заказал себе это чудо техники у фирмы «Даймлер». Правда, управлять им он уже не решился и нанял шофера. В августе принц стрелял тетеревов и куропаток в Бэлморале, а затем возвращался в свое поместье Сэндрингем, где принимал гостей на самой широкой ноге, не гнушаясь шуточек весьма низкого свойства. Гостю могли подсунуть в постель живого омара, рождественские пироги с мясом начиняли жгучей горчицей, а подниматься по широкой лестнице надо было с большой опаской, ибо навстречу могли с дикими воплями скатиться дети на серебряных подносах, заменявших им санки.
На такую подвижную жизнь требовались немалые деньги, но средства принца были ограничены. Для пополнения своих счетов он сошелся с людьми, чья деловая хватка помогала ему помещать имеющиеся средства с получением наибольшей выгоды. Это были банкиры Ротшильд, Хирш и Кассель, а также промышленники Липтон и Астор. Морис Хирш составил себе крупное состояние на спекуляциях с акциями железных дорог, Эрнст Кассель имел репутацию блестящего финансиста, унаследовавшего тончайший нюх своего отца, ростовщика из Кёльна; Альфред де Ротшильд прослужил двадцать лет директором Банка Англии.
ПОЧИТАТЕЛЬ ЖРИЦ ЛЮБВИ
В Европе принц предавался самым низменным удовольствиям, в частности, в Париже состоял завсегдатаем самого знаменитого борделя класса люкс того времени «Ле Шабане». Это был настоящий храм чувственных удовольствий. Вот как высказался писатель Флоран Фель: «„Ле Шабане“ есть национальный музей, исторический памятник подобно Лувру или Эйфелевой башне». До закрытия заведения в 1946 году на нем висела вывеска с золотыми буквами: «Дом всех наций». Интерьер отличался ослепительной царской роскошью. Там была столовая в стиле ренессанса, дамский будуар в духе прихотливого рококо и курительная, выдержанная в восточных мотивах. Мебель «Японской комнаты» была столь примечательна, что получила премию на Парижской всемирной выставке. Не меньший восторг у клиентов с тугим кошельком вызывали «Индусская комната», покои в стиле Людовика ХIV, Директории и Второй империи, а также «Мавританский салон». Все это стоило весьма недешево, в частности, комната под Людовика была увешана недурными эротическими полотнами в стиле незабвенного певца галантного века Франсуа Буше. Известно, что писатель Ги де Мопассан в своей вилле на Лазурном берегу велел создать копию «Мавританского салона», чтобы не испытывать ощущения чего-то недостающего ему во время отдыха вдали от Парижа.
Любопытно, что эти ценные раритеты не были утрачены, ибо в 1951 году известный французский аукционный дом Мориса Реймса выставил на продажу всю мебель вкупе с ванной из красной меди и сантехникой на аукцион. Ванна для любовных утех в воде являла собой истинное произведение искусства. Она была выполнена в виде корабля, с фигурой игривой Афродиты на носу и массивным подголовником на корме. К счастью для знатоков, этот грандиозный антиквариат не расползся по многочисленным любителям, а был чохом приобретен знаменитым художником-сюрреалистом Сальвадором Дали за сказочную сумму в сто миллионов старых франков.
Слава о «Ле Шабане» быстро перешагнула границы Парижа; в Кале, Лилле, Марселе, Нанси, Тулоне и Фрежюсе открылись филиалы этого заведения. Известный английский писатель Сомерсет Моэм описывал его следующим образом: «Несомненно, это было чрезвычайно почтенное заведение. Дверь открывал цветной слуга в костюме турка. Далее клиента проводили в небольшую прихожую, где первоначально внимательно осматривали, стоит ли его вообще допустить в дом. Далее открывалась широкая дверь, внутреннее помещение было оборудовано под турецкую баню, справа и слева располагались две дорожки для танцев. На широких диванах сидели и лежали десять-двенадцать молоденьких девушек. На них не было ничего кроме домашних туфель и маленьких тюрбанов». Вообще, на выбор представлялись сначала две дюжины девиц, позднее три, на любой вкус, включая мулатку и татуированную барышню, – полная экзотика для того времени.
Каждая девушка, принятая на постоянную работу в заведение, проходила курс обучения, ибо надлежало выполнять любое пожелание клиента, зачастую граничившее с блажью, разумеется, соответствующим образом оплаченное. В перечне клиентов заведения, скажем, начала двадцатого века, числились самые богатые, могущественные и знаменитые люди мира. Берти был там постоянным и любимым клиентом.
Но сколь бы респектабельным ни считался бордель, истинными звездами полусвета были куртизанки, институт, расцвет которого достиг своего апогея во второй половине ХIХ века. Техническая революция, колонизация неразвитых стран в Африке и Азии обусловили бурное развитие капитализма, появление людей с огромными состояниями, порой создававшимися буквально из воздуха путем наглых спекуляций и откровенного мошенничества. Владельцы этих состояний не собирались чахнуть над златом подобно Кащею или скупому рыцарю – нет, весь свет должен был знать об их удачливости и ловкости. Конечно, семья такого человека ни в чем не знала недостатка, но разве увядшая жена или некрасивая дочь, даже будучи разряженными в пух и прах, могли достойным образом рекламировать выдающиеся качества подобного человека?
Нет, только знаменитая куртизанка с ее дикими капризами и неистощимой фантазией была в состоянии швырять деньгами так, чтобы поднять на недосягаемый уровень репутацию неродовитого, неказистого, невоспитанного и невежественного человека. Как писал французский писатель Э. Золя об одном из героев романа «Добыча», «Саккар понял, что крупный финансист должен любить женщин и совершать кое-какие безумства ради них. Предпочитая деньги, он любил с грубой чувственностью, но в его расчет входил поход по альковам, с оставлением банкнот на камине, время от времени он выводил какую-нибудь девицу в знаменитости в качестве позолоченной вывески своим спекуляциям». Связь с коронованной особой была неоценимой рекламой для самой куртизанки. Деньги капиталиста питали ее дорогостоящие потребности, связь с коронованной особой придавала ей особый шик.
Берти, безусловно, не миновал постели своей соотечественницы Коры Перл, которая при рождении звалась Элиза-Эмма Крауч и росла в Плимуте в семье учителя музыки. Отец был чрезвычайно охоч до особ женского пола, трижды или четырежды женат и, по слухам, навел потомство в количестве 27 человек. Эмма потом в своих мемуарах не могла толком вспомнить ни одного из своих братьев или сестер. Она провела 8 лет в пансионе в Булони, в молодости будто бы обучалась ремеслу в шляпной мастерской. Заработок ученицы позволял разве что не умереть с голоду, но девушку такая перспектива не прельщала, и она вскоре вступила на путь порока. Видимо, здесь ее способности проявились более ярко, нежели в шляпной мастерской, ибо впоследствии эта жрица любви заслужила кличку «Искусница во грехе». Один из ее любовников отвез девушку в Париж, где она и предпочла остаться, прославившись как одна из первейших куртизанок периода Второй империи под именем Кора Перл.
Кора вовсе не была красавицей, скорее в ее лице было нечто лошадиное, но она обладала великолепной фигурой, способной ввести во грех любого праведника. Кто-то сказал, что «у нее была голова клоуна на теле Дианы де Пуатье45». На камине в ее доме стояла чаша из оникса, являвшая собой копию ее груди. Скульптурная рука поддерживала одну грудь, вторая служила крышкой чаши. Кора вела строгий учет своим денежным поступлениям в бухгалтерской книге. Там было четыре колонки: имя клиента, дата, сумма полученных денег и примечания, согласно воспоминаниям графа де Моньи, зачастую весьма малоприятные для клиента.
Она была прекрасной наездницей и держала в своих конюшнях всегда только наилучших породистых лошадей (порой их число доходило до 60) и самые щегольские экипажи. Среди покровителей Коры числились герцог де Морни, единоутробный брат и первый министр императора Наполеона III, Виктор Массена, князь Риволи, внук прославленного наполеоновского маршала, наследный принц Нидерландов из Оранской династии, подаривший ей комплект ювелирных украшений, украшенный крупными черными жемчужинами, по ее собственному выражению – «феноменальной цены», король Милан Сербский, один из родственников германского императора, сын младшего брата императора Наполеона I, принца Жерома, и, конечно же, Эдуард, принц Уэльский. По легенде, именно он присутствовал на том ужине в ее доме, когда четыре официанта с большим трудом внесли и поставили на стол огромное серебряное блюдо, накрытое крышкой. Когда крышку сняли, гости увидели хозяйку дома, нагота которой была прикрыта всего-навсего пучком петрушки.
Кора Перл была не единственной иностранкой, которой удалось в Париже, этом признанном вертепе всех времен и народов, стать на некоторое время одной из центральных фигур полусвета. Вероятно, ей составила бы огромную конкуренцию итальянка Джулия Баруччи (в миру Бенени) (1837-1870), не уйди она из жизни так рано. Говорили, что у нее чувственность источалась из каждой поры ее прекрасного тела, к тому же она не скрывала, что ей чрезвычайно нравится ее ремесло, и вкладывала в него всю свою по-итальянски творческую душу. Роскошные черные волосы, кожа с золотистым отливом и ореол томной чувственности сделали Джулию воплощением истинной кокотки ее поколения. Она не стеснялась во всеуслышание заявлять:
– Я – Венера Милосская! Я – первая шлюха Парижа!
Подобные притязания приносили обильные плоды. Баруччи проживала на Елисейских Полях в доме под номером 124, где роскошь так и била в глаза посетителю уже в привратницкой. Покои куртизанки были обставлены с кричащим великолепием. На одном из столиков гостиной стояла китайская ваза, полная визитных карточек, на которых выпуклым золотым тиснением светились имена придворных, гербы императорской семьи, высшие ранги всего европейского дипломатического корпуса. Баруччи закатывала обеды, достойные самого привередливого гурмана, но грешившие гаргантюанским изобилием. Столовое белье украшали мастерски выполненные вышивкой монограмма и герб хозяйки, повторявшиеся на фарфоре сервиза и бокалах, где стекло исчезало под обильной гравировкой. Середина стола была заставлена корзинами с фруктами. Подавался черепаший суп с кусочками настоящей черепахи, трюфели, фазаны в перьях, спаржа со стеблями, блюда с горой огромных раков, все это сопровождалось пряными изысканными закусками, черной икрой, фаршированными оливками. Рекой лились наилучшие французские и рейнские вина.