д…
Замечтавшись, Динка ускоряла шаг, размахивала сжатой в кулак рукой, и сейчас, когда около одной из булочных, где стояла большая очередь, какая-то простоволосая женщина с пустой сумкой тоненько закричала: «Провалитесь вы все сквозь землю вместе с проклятыми спекулянтами!» – Динка совершенно ясно представила себе, как на мостовой взлетают от взрывов камни, свистят пули, валятся вверх колесами щегольские экипажи, рушатся дома, а из всех подъездов с винтовками наперевес бегут рабочие. Эта картина была так реальна, что Динка даже встряхнула головой и зажмурила глаза, но в это время откуда-то из-за угла вдруг появилась колонна юнкеров. Они браво маршировали по мостовой, четко отпечатывая шаг.
«Юнкерское училище, будущие офицеры…» – неприязненно подумала Динка.
Взвейтесь, соколы, орлами… —
браво запели юнкера.
Динка свернула на бульвар. Внизу был большой базар, сплошь забитый людьми. Здесь когда-то, еще маленькой девчонкой, Динка спасала от разъяренной толпы раскосого рваного мальчишку, который украл сало. У мальчишки за ухом была глубокая трещина с запекшейся черной кровью. Это оборванное ухо долго потом снилось Динке.
Базар, как огромная карусель, кружился на одном месте. Беспорядочная толпа сразу втянула в себя Динку и понесла ее за собой, что-то выкрикивая, предлагая, торгуясь и бранясь. Над площадью стоял сплошной гул смешанных языков. Здесь торговали все. Над самым ухом Динки безногий калека в солдатской шинели, расчищая себе дорогу костылем, гремел старым чайником, связанным вместе с солдатским котелком; рядом старик щелкал зажигалками; какая-то женщина размахивала над головами вышитой рубашкой; словно по воздуху, проплывало поднятое вверх бязевое солдатское белье с тесемками на кальсонах; какая-то старуха держала пробитую пулями шинель… Динка растерялась. «Спокойно, спокойно… Надо все делать с толком», – повторяла она себе, пытаясь удержаться на месте. Толпа протащила ее еще несколько шагов и наконец вытолкнула на край, где было меньше народу. Динка опомнилась, запихала под платье косы, чтобы не зацепиться за чью-нибудь пуговицу, и осторожно пошла по краю площади. Здесь было больше порядка. Выстроившись в ряд, пожилые, молодые женщины с сумками, держась в отдалении от непрерывно движущейся толпы, продавали какие-то вещи, осторожно вынимая их из сумки и предлагая проходившим мимо покупателям. Поднявшись на цыпочки, Динка попыталась увидеть где-нибудь шныряющих на базаре мальчишек. «Они, наверно, около съестного держатся», – подумала она и робко спросила одну из женщин:
– Скажите, пожалуйста, где тут торговки с салом или молоком?
Женщина неопределенно указала рукой куда-то налево, где стояли возы. Динка обошла площадь и направилась к возам. Раза два мимо нее проскакивали девчонки и мальчишки, но они мгновенно исчезали в толпе. Около возов с мешками визгливо переругивались бабы.
– Вот пирожки, горячие пирожки! – пронзительно выкрикнула над ухом Динки какая-то баба.
Динка шарахнулась в сторону, потом решительно шагнула назад к торговке, которая продавала вместе с пирожками какую-то требуху и ржаные вареники; старик потряхивал связкой сушеной воблы и пакетиками чудодейственных корешков от ломоты в костях.
Динка остановилась около него и внимательно огляделась вокруг. Здесь действительно шмыгали какие-то мальчишки и девчонки; в одном месте, сидя прямо на земле, они играли в карты, засаленные и грязные до того, что на них уже невозможно было отличить дамы от короля. Динка подошла ближе, но среди ребят вдруг началась ругань и потасовка; один из них, получив пинок ногой, чуть не свалил Динку и, смачно выругавшись, бросился на своих обидчиков. Динка снова отошла в сторону и решила переждать драку. Неожиданно все стихло. К кучке ребят подошел высокий, черный как жук подросток. Все было в нем черно: черные, словно полированные, как спинка жука, волосы, черные брови и черные глаза. «Настоящий жук», – наблюдая за ним, подумала Динка. Держа руки в карманах, подросток медленно подошел к притихшим мальчишкам и, двинув ногой колоду карт, мрачно сказал:
– Мотайте отсюда!
Мальчишки, испуганно поглядывая на него, начали подбирать рассыпанные карты.
– Подождите! – бросилась к ним Динка. – Подождите!
Мальчишки, отбежав на два шага, остановились. Жук быстро с головы до ног смерил Динку удивленным и презрительным взглядом, гневно махнул рукой мальчишкам и повернул к Динке насмешливо улыбающееся лицо:
– Вы чего-нибудь ищете, барышня?
– Да, – быстро ответила Динка и, кивнув в сторону исчезнувших мальчишек, сердито спросила: – Зачем вы прогнали их?
– Это мое дело, – ответил он, сузив черные глаза и бесцеремонно разглядывая Динку.
«Настоящий босяк… главарь», – определила про себя Динка и, подойдя к нему ближе, тихо сказала:
– Отойдем в сторону.
– Далеко? – не двигаясь с места, спросил он, так же насмешливо улыбаясь.
Улыбка его показалась Динке неприятной и злой; сквозь синеватую полоску губ были видны белые, ровные зубы.
«Ломается», – подумала Динка и, оглянувшись на проходивших мимо людей, потянула его за рукав:
– Выйдем отсюда! Мне нужно поговорить с вами…
Он дернул плечом, поправил рваный пиджак и молча пошел рядом.
– Вот сюда, – сказала Динка, останавливаясь за пустой телегой. – Скажите, пожалуйста, вы босяк?
– Что? – злобно дернулся подросток, выбрасывая из кармана тугой кулак и показывая его Динке. – Ты говори, да не заговаривайся, а то я не посмотрю, кто ты есть!
Динка испуганно отшатнулась и, морщась, отодвинула рукой его кулак.
– Спрячь, спрячь… назад в карман… Я такая же, как ты… Мне нужны босяки… Я ищу одного мальчика, его сманили босяки… в свою компанию, понимаешь? – сбивчиво объяснила она, тоже переходя на «ты».
– Подумаешь, сманили… – Он усмехнулся и покрутил головой. – А зачем тебе он?
– Я возьму его, буду учить, воспитывать… Он еще маленький. Послушай… Его зовут Иоська… Ты, наверно, всех знаешь, найди мне его!
– Ишь ты какая быстрая! «Найди»! Ну, предположим, знал я такого. Иоська, говоришь?
Динка кивнула головой.
Черные глаза еще больше сузились.
– Иоська, говоришь? Кудрявенький такой, лет девять ему?
– Да-да! – радостно закивала головой Динка.
– Так он уже помер… Убили его… – выпрямившись, сказал подросток, и в глазах его появился хищный огонек. – В лесу убили…
Динка схватила его за руку, ноги ее задрожали, в глазах мелькнул черный шарф Катри…
– А ты что за него хватаешься, дура? – грубо одернул ее мальчишка. – Кто он тебе? Ни сват, ни брат… Ну и не лезь не в свое дело!
– Я матери… матери его обещала… Я поклялась, – закрыв руками лицо, простонала Динка.
– А на клятву можно и наплевать, – с хитрой усмешкой сказал он.
Динка опустила руки.
– Я поклялась и найду его. Живого или мертвого. Где его убили? В каком лесу? Послушай: может, ты врешь? У тебя ведь нет ни стыда ни совести!
– «Ни стыда ни совести»! – злобно усмехнулся подросток. – А откуда ты знаешь, какая у меня совесть?
Динка покачала головой. На сердце у нее было пусто и горько.
– Но ты ведь только что сказал, что на клятву можно наплевать… Где же тут стыд и совесть? – холодно сказала она.
Подросток смачно плюнул сквозь зубы.
– Это я о тебе сказал, дура!
– А что же, я не человек? – строго спросила Динка и нетерпеливо добавила: – Говори правду: жив Иоська?
– Я уже сказал – нету. Ну, чего тебе еще нужно? Убили его на дачах. Понятно? Сначала его отца убили, а потом его. Ну? А ты будешь искать, так и тебя убьют. Понятно? – угрожающе добавил он.
– На дачах… – повторила упавшим голосом Динка. – Значит, правда… – Лицо ее сразу осунулось, побледнело. – Прощай. – Она протянула руку.
Подросток медленно вытащил из кармана руку, потер ее об пиджак.
– Грязная… – сказал он вдруг, осторожно пожимая Динкины пальцы.
– Это все чепуха, – грустно улыбнулась Динка и, не оглядываясь, пошла на тротуар.
Глава 14Тяжкое раздумье
Как в смутном сне ехала домой Динка. В ушах ее всю дорогу звучали последние слова мальчишки:
«Убили его на дачах. Понятно? Сначала его отца убили, а потом его…»
«Я опоздала… опоздала…» – с отчаянием думала Динка, и горькая обида против Васи и Лени нарастала в ее сердце… Зачем они скрыли, что Яков убит? Ведь если бы она, Динка, узнала, то сразу подумала бы об Иоське… Разве можно скрывать в таких случаях правду? Это, наверно, придумал Вася. Он всегда такой… Борется, борется за народ, за революцию, на фронте рискует жизнью, объясняя солдатам, что войну нужно кончать, что ружья надо повернуть против панов и помещиков, а случись что-нибудь в жизни, он только рукой махнет да еще и скажет: «Не ввязывайтесь вы в эту историю, у вас есть дела поважнее…» Сколько раз спорила с ним мама, Мышка. И сама Динка кричала ему:
«Ты дуб, Вася, дуб! У тебя дубовое сердце».
Мало ли было таких случаев! И Леня никогда не поддерживал Васю. А что же теперь, зачем поехал он вместе с Васей к Федорке и просил ее не говорить Мышке и Динке об убийстве? Может быть, он думал, что если уже все равно ничем нельзя помочь, то зачем же девочкам плакать и волноваться. Но Леня забыл про Иоську… Да, да, он забыл, наверно, забыл, что у Якова есть сынишка. А может, ему сказали, что Иоську взял тот студент, который его учил? И еще какая-то родственница, старуха в городе…
Динка незаметно для себя хватается за малейшую возможность оправдать в своих глазах Леню.
Нет, нет! Он никогда не бросил бы на произвол судьбы Иоську, ведь он сам был таким же брошенным сиротой… Разве мог он забыть об этом?
Нет, Леня не забыл, но он вырос… Он стал теперь взрослым и не все понимает…
Мерно стучат колеса поезда, Динка машинально смотрит в окно, а мысли, тревожные, недодуманные мысли о Лене все настойчивей лезут в ее голову. Упираясь острым локтем на коленку, она больно трет пальцами лоб. Машинально сходит с поезда на своей станции. Но мысли додумываются только в лесу: Леня скрыл от нее правду, Леня ушел в лагерь взрослых, туда, где мама, где Вася и даже Мышка… Леня часто не согласен с Васей, но он все делает и думает так, как мама. Как скажет мама… Он уже не приходит к Динке рассказать ей, как раньше, все свои дела, а один раз, когда она хотела поехать с ним вместе в Корсунь, он ласково сказал: