— Не хвастай, бо это еще неизвестно! Павло сказал, если твоя матка принесет ему порося, то он возьмет тебя подпаском, а если нет, то кого другого пошлют.
— Нема у нас порося… — сердито сказал мальчик.
— А что это за порося такое? Почему этому Павло нужно порося? — заинтересовалась Динка.
Федорка потуже завязала концы платка, выплюнула изо рта травинку.
— Так Павло — это ж приказчик пана… Он задаром не возьмет… Еще и по шее даст!
— Ого! — возмутилась Динка. — По шее! Из-за какого-то порося! Его самого надо по шее!
— Ой, боже ж мой! Хиба ж так можно казать! — испугалась было Федорка, но, взглянув на Динку, закрылась концами платка и звонко расхохоталась.
Смех у нее был такой дробный и заразительный, что Динка тоже начала смеяться. Хмыкнул и Дмитро, а потом, расхрабрившись, снова совсем не к месту спросил:
— А чого-то вы этот хутор купили? Тут молния на пруду в дуб ударила… Она в другой раз может ударить, деды кажуть — тут место нехорошее, по всем ночам филин кричит…
— Ну и что же? Пускай кричит! Я люблю птиц, — беспечно сказала Динка.
— Э, ни! — махнула рукой Федорка. — Его погано людям слушать. Он может на каждого беду нагнать.
Она вдруг обернулась к Дмитро и начала шепотом убеждать его в чем-то, повторяя одну фразу:
— Все равно ж найдут! Лучше сам скажи! Мальчик сердился, упрямился…
— Ну чего вы там шепчетесь! Говорите громко! Я никому не скажу, если это тайна! — вмешалась Динка. Федорка толкнула локтем Дмитро:
— Ну говори! Вот какой упрямый… Барышня никому не скажет!
— Я не барышня, я Динка! Ну говори твою тайну, Дмитро, — нетерпеливо перебила Динка.
Дмитро покусал губы и, глядя исподлобья на Динку, нехотя сказал:
— У вас под крыльцом я обрез спрятал… Если стрельнет, то может и насмерть прибить…
— Обрез? А что это такое? Ружье? — живо заинтересовалась Динка.
— То не настоящее ружье, оно обрезано, чтобы, значит, покороче было… объяснила Федорка.
— А где же ты взял его? — ахнула Динка.
— У нас, как батько помер, так мы с маткой полезли в подполье и нашли! А матка испугалась да и велела закинуть в пруд, а мне жалко стало, я его и подложил под ваше крыльцо… Тут никто не жил, — хмуро рассказал Дмитро.
— К нам, под крыльцо? Так ведь Ефим будет чинить это крыльцо и найдет! Что же ты сразу не сказал? Надо сегодня же перепрятать его в другое место! — загорелась Динка. — Мы вот как сделаем…
Динка обняла своих новых приятелей за плечи и что-то зашептала…
— Дак он заряженный, в нем и пуля есть… — прерывая ее, шептал Дмитро.
— Ой, боже мой… — испуганно вздыхала Федорка.
— Ничего, ничего… Я осторожно… — уверяла Динка. — Только приходите вечером, как стемнеет.
Весь день Динка беспокойно прохаживалась около крыльца и, еле дождавшись вечера, побежала к трем березам.
— Идем, — шепотом сказала она Дмитро. — Я уже нашла место… Мы спрячем его в дупле старого дуба… Пойдем, Федорка!
— Э, ни! Я боюсь… — усаживаясь в траву и натягивая на коленки платье, замотала головой Федорка. — Я тут обожду… Бо воно как стрельнет, так и живой не останешься.
— Ну, нехай сидит. — Дмитро, задевая за ветки своим длинным пиджаком, пошел за Динкой.
В хате уже горели свечи; Мышка и Алина стелили постели, ждали со станции мать.
— Скорей, скорей! — торопила Динка. — Сейчас Ефим вернется со станции, он поехал за мамой…
Дмитро, сбросив пиджак, полез под крыльцо. В темноте были видны только босые пятки…
— Нашел? — нетерпеливо спрашивала Динка, поглядывая с опаской на дверь, из которой каждую минуту могли выйти сестры.
Дмитро молча шарил под крыльцом; потом наконец вылез, держа в руке что-то тяжелое. Динка увидела приклад и дуло настоящего ружья… Такое ружье, только много длиннее, она видела у дяди Леки, когда он собирался на охоту.
— Пошли! — сказал Дмитро.
Под старым дубом, в который ударила когда-то молния, оба остановились.
Огромный, широкий дуб выгорел и обуглился изнутри. Несмотря на это, толстые сучья его зеленели ветками, и наверху виднелось узкое, глубокое дупло.
Дмитро ловко вскарабкался на дерево и, положив в дупло свой обрез, благополучно спустился вниз.
— Пусть там и лежит, — сказала Динка. — А потом, когда я на следующий год приеду, мы решим, что с ним делать.
Федорка одобрила это решение. Все трое еще немного пошептались и, решив завтра обязательно свидеться, разошлись.
Глава двадцать восьмая«СВЯТАЯ КРИНИЧКА»
Хуторские знакомые внесли в Динкину жизнь новые впечатления. У Федорки было много дела по дому. Отец ее служил сторожем в экономии пана, мать работала птичницей. Кроме Федорки, в семье были еще младшие дети. Федорка вместе со старой бабкой нянчилась с ними, поэтому у нее только в воскресенье выдавалось свободное время побегать с Динкой, но, несмотря на это, девочки уже побывали в казенном лесу, побывали и в соседних селах… Дмитро приходил чаще; его интересовало, что делается на хуторе. Усевшись в кустах, он часами смотрел, как Ефим чинит крышу и строит терраску.
— Вот как бы не взяли мы под крыльцом обрез, то ваш Ефим нашел бы его, говорил Дмитро.
Вечерами то он, то Динка лазали на дуб проверять, лежит ли в дупле обрез.
— Лежит, — шепотом говорила, прыгая на землю, Динка.
— Лежит, — передавал Федорке Дмитро.
— Ну и пусть лежит, — с облегчением говорила Федорка. — Стрельнет, так в дуб…
Она очень боялась обреза. Как-то в воскресенье Федорка собралась в казенный лес под Ирпенью и зашла за Динкой.
— Пойдем с нами! Люди говорят, что в казенном лесу объявилось чудо! Там есть такая криничках[2], и вот когда нагнешься над ней и посмотришь на дно, то там божья матерь является!
— Да ну? — удивилась Динка. — Откуда же она является?
— Ну, в воде, конечно… Только не все ее видят, который человек очень грешный, тому ничего не видно… Вода и вода. А который безгрешный, тот видит… Вот бабка и посылает меня… Пойдем, может, сподобит нас господь! — перекрестившись, сказала Федорка.
— Пойдем! — равнодушно сказала Динка. — Только меня господь не сподобит, я неверующая!
Девочки пошли. Побегав по казенному лесу, они добрались до «святой кринички», как ее окрестили старухи, и с любопытством заглянули в нее. Криничка была неглубокая. Сквозь чистую прозрачную воду видно было дно. Динка нагнулась первая.
— Ничего тут нет! — засмеялась она.
Федорка, шепча какие-то молитвы и мелко крестясь, заглянула в криничку.
— Ой, мамонька моя! — простонала она. — Не вижу… Ничего не вижу… Не хочет мне божья матерь показаться. За грехи мои не хочет… — Федорка расплакалась. — Ну как я дома скажу, что не сподобил меня господь?
— Да чепуха это! Ничего там нет. Никто и не видит.
— Ох, нет, нет! В прошлое воскресенье сам батюшка в церкви говорил! И две старухи сами видели… Лежит в воде икона божьей матери с младенцем на руках. Безгрешные старухи, они и видели! А я, грешница, ничего не вижу…
Всю дорогу Федорка плакала, а Динка сердилась:
— Враки это все! Никто там ничего не видел! На следующее воскресенье девочки опять пошли. На этот раз около «святой кринички» собрался народ: матери принесли детей, появились откуда-то батюшка и два монаха…
Люди заглядывали в криничку, били себя кулаком в грудь, плакали горькими, покаянными слезами… Динка, протиснувшись вперед, к своему удивлению, увидела в воде икону божьей матери и, подозвав Федорку, сказала:
— Смотри скорей, а то опять будешь плакать! Вот она, твоя божья матерь!
Федорка глядела, крестилась, радовалась:
— Сподобил господь…
Но на обратном пути ее одолели сомнения:
— А ты, Динка, тоже видела божью матерь?
— Конечно, видела. Это же икона! Ее сами монахи подложили! Вот хитрюги какие! — хохотала Динка.
— Смотри, накажет тебя бог! — пугалась Федорка. — Не насмехайся лучше!
— Да я ни во что это не верю! А вот хочешь, пойдем раным-рано на эту криничну, я прыгну туда и вытащу тебе эту икону? Хочешь?
— Нет, нет! — замахала руками Федорка. — Я боюсь! Накажет нас бог, отнимет руки и ноги! Калеками станем, лучше и не говори мне такого!
— Ну, как хочешь! Только подумай сама, почему же нам одинаковая честь что тебе, то и мне? Ты верующая, тебе бы божья матерь и показалась, а мне зачем?
— Не знаю… — вздохнула Федорка. — Как я могу знать что божья матерь об нас думает?
Динка снова захохотала. Федорка обиделась. Утром Динка прибежала к ней мириться.
— Не будем спорить, — сказала она. — Когда-нибудь ты сама узнаешь, что все это неправда.
Федорка узнала через несколько дней. Она прибежала к Динке с неожиданной новостью.
— Чуешь, Динка? — живо сказала она. — На святую криницу зашли какие-то хлопцы с Киева… Кто говорит, студенты… Зашли, заглянули в криницу да и говорят: вот как здесь народ морочат! Один разделся, нырнул в криницу и вытащил икону богоматери… Монах давай шуметь на него, старухи плакать начали, а эти хлопцы только смеются: «Кому вы верите? Попам да монахам?» И теперь все… Не стали люди туда ходить, и я не пойду больше, — закончила Федорка.
— Вот здорово получилось! — рассказывая об этом дома, заключила Динка.
Глава двадцать девятаяПРОЩАНИЕ С ЛЕТОМ
Федорка была живая и любознательная девочка, а Динке нужна была слушательница. Усевшись на траву под тремя березками, Федорка могла без конца слушать Динкины истории. В этих историях вымысел был так искусно перемешан с правдой, что Федорка, слушая их, то смеялась, то плакала, то просто, удивляясь, говорила:
— И откуда ты так много знаешь? Как будто уже сто лег живешь на свете!
— А из книг? Я многое знаю из книг, — скромно сознавалась Динка.
— Вот если бы и мне выучиться читать! — сказала один раз Федорка.
Динка попросила маму привезти Федорке букварь и каждый день терпеливо показывала ей буквы. Память у Федорки была редкая, буквы она запоминала сразу.