Диоген — страница 37 из 55

Однако наиболее распространенным вариантом был тот, при котором полис не мог выработать единой позиции, проявлял колебания и непоследовательность, разрывался на части внутренней борьбой, что было, разумеется, только на руку Македонии. Так, Фивы на протяжении довольно краткого срока оказывались то на стороне Филиппа, то в стане его противников. В Афинах развитие событий пошло по похожему сценарию.

Внутриполитическая борьба в Афинском государстве в середине IV в. до н. э. отличалась большой напряженностью. Гражданский коллектив демократического полиса раскололся на ряд группировок, возглавлявшихся видными политиками, многие из которых при этом не занимали какого-либо официального положения, не избирались на посты стратегов или другие должности первого ранга, но при этом оказывали определяющее влияние на основные события общественной жизни. Группировки то создавали между собой коалиции, то вступали друг с другом в острую конфронтацию, что выплескивалось в острые дебаты их лидеров на заседаниях народного собрания и других органов власти, на судебных процессах, которые политические деятели организовывали против своих соперников.

Понятно, что каждая из этих многочисленных политических группировок должна была как-то определить свою позицию по вопросу о македонской опасности: ведь вопрос этот был одним из самых важных и болезненных. Виднейшие государственные деятели придерживались различных точек зрения на отношения с Македонией. Одни из них настаивали на необходимости мобилизовать все силы и средства, чтобы дать достойный отпор Филиппу. Другие же считали, что существует возможность достигнуть компромисса, примириться с грандиозными замыслами македонского царя, пусть даже ценой каких-то уступок.

При этом нет серьезных оснований говорить, как это зачастую делается, о наличии в Афинах этого времени двух организованных, сплоченных «партий» — промакедонской и антимакедонской. Политическая жизнь была гораздо более дробной, не биполярной, а полицентричной. Ни одна из группировок, сложившихся в полисных условиях, не может быть названа партией. Этому препятствуют и критерии организационного характера (отсутствие устава, аппарата, фиксированного членства), и малая численность (несколько десятков, максимум — несколько сотен человек), и структурирование группировок, в отличие от современный партий, не на базе идейных, программных установок, а на личностной основе, вокруг политических лидеров. Каждый из этих лидеров группировок, определяя свою позицию по «македонскому вопросу», руководствовался как соображениями принципиального характера, своими представлениями о том, что является благом для афинян, так и конкретными выгодами более низменного, личностного плана. Случалось, что политик кардинально менял собственные взгляды, из лагеря противников Филиппа переходя в число его сторонников или наоборот.

Многим афинским политикам казались убедительными доводы Исократа об исключительной важности объединения Эллады для борьбы против персов. Этот выдающийся публицист на протяжении многих десятилетий развивал идею панэллинизма. А теперь Исократ, как ему представлялось, нашел в лице Филиппа того самого сильного и авторитетного вождя, который сможет воплотить в жизнь его теоретические построения — встать во главе греческих полисов, примирить их под своей эгидой и повести в великий поход на Восток.

Около 345 г. до н. э. Исократ опубликовал речь под названием «Филипп», ставшую настоящим призывом к македонскому царю взять в свои руки дело сплочения эллинского мира. Именно Исократа можно назвать идеологом сторонников Македонии в Афинах. Правда, сам он не занимался активной политической деятельностью. Но воплощением его установок в жизнь занимались ряд влиятельных политиков — выдающийся финансист Евбул, талантливый оратор Эсхин, опытный полководец Фокион, дипломат Филократ и другие.

Их противники, выступавшие за решительную борьбу с Филиппом, клеймили их как предателей, тайных агентов македонского царя, подкупленных им. В этих обвинениях, судя по всему, было некоторое зерно истины: известно, что Филипп II активно пользовался подкупом в своей дипломатии. Однако можно с уверенностью сказать, что большинство политических лидеров промакедонской ориентации было вдохновляемо не стремлением к измене, а своеобразно понимаемым представлением о благе государства.

Всех этих очень разных людей объединяла мысль о том, что македонская гегемония в целом окажется полезной для Греции в целом и для Афин в частности. Конечно, они отдавали себе отчет в том, что афинский полис, оказавшись под чужим влиянием, может полностью или частично утратить свою независимость, но считали это наименьшим из возможных зол.

К тому же сторонники примирительного отношения к Македонии небезосновательно полагали, что сопротивление все равно бесполезно ввиду неравенства сил. Ни один отдельно взятый полис, даже Афины, не мог, конечно, на равных противостоять Филиппу. Чтобы добиться хоть какого-то успеха в борьбе с ним, необходимо было создавать крупный военно-политический союз, который охватил бы собой наиболее значительные греческие полисы. Иными словами, опять же нужно было объединяться. Но такой союз был практически невозможен в условиях второй половины IV в. до н. э., когда система межполисных отношений претерпевала кризис и города Эллады постоянно воевали друг с другом, истощая себя в бесплодных конфликтах.

Да и сами Афины были уже далеко не те, что столетие назад, когда они наносили сокрушительные поражения даже персидскому царю. Вооруженные силы государства были значительно слабее, финансовая система долгое время находилась в расстройстве. Правда, Евбул, на протяжении ряда лет руководя афинскими финансами, сумел значительно укрепить их. Именно поэтому он был особенно заинтересован в сохранении достигнутых результатов. А любая война, тем более война с Македонией, подрывала эти результаты, наносила ощутимый ущерб государственной казне, и Евбул стремился переориентировать экономику и политику Афин с военного на мирный путь.' Это закономерно приводило его в ряды противников конфликта с Филиппом.

Самым выдающимся лидером тех слоев афинян, которые выступали за бескомпромиссную борьбу с амбициями македонского царя, был, бесспорно, Демосфен (все знают его как величайшего древнегреческого оратора, но он был и одним из виднейших политиков своего времени). Его союзниками выступали вожди некоторых других группировок — Гиперид и Ликург, тоже прославившиеся как прекрасные мастера красноречия. Демосфен и его единомышленники — убежденные сторонники афинской демократии — вполне понимали, что победа Филиппа и установление македонского владычества в конечном счете, скорее всего, повлекут за собой гибель этой политической системы, отстранение демоса от управления государством, установление олигархии или даже тирании. Впоследствии время показало, что они отнюдь не ошибались.

В страстных речах перед афинскими гражданами Демосфен призывал их стряхнуть с себя оцепенение и всерьез готовиться к схватке с могущественным врагом: укреплять сухопутное войско и флот, направлять все свободные денежные средства на нужды обороны, вести переговоры с другими полисами о создании антимакедонской коалиции, преодолевая при этом застарелые распри.

Оппоненты Демосфена старались очернить его, заявляя, что он столь решительно выступает за войну с Македонией только потому, что сам подкуплен персидским царем. И действительно, Артаксеркс III, занимавший в то время престол в Сузах, осознавал опасность, которую начинал представлять для него Филипп II, и пытался не допустить усиления этого последнего. Артаксеркс вел против Филиппа свою игру, тоже посылая в греческие полисы персидское золото и таким путем вербуя себе сторонников среди ведущих политиков.

Страсти в Афинах накалялись. Дебаты между противоборствующими сторонами отличались крайне жестким характером, зачастую выходя за рамки какой бы то ни было политической корректности. До нас дошли речи Демосфена и Эсхина, направленные друг против друга. Эти речи пе реполнены грубыми нападками, клеветническими обвинениями, а то и площадной бранью. Вот, для примера, только один характерный выпад Демосфена против Эсхина: «Он и взяточник, и льстец, и заклейменный проклятием, и обманщик, и предатель друзей, — словом, в нем сосредоточены все самые ужасные преступления» (Демосфен. Речи. XIX. 201).

Борьба по «македонскому вопросу» шла с переменным успехом. То одной, то другой стороне удавалось одержать верх. В результате линия Афин на внешнеполитической арене была нестабильной, неоднократно изменялась. Победой сторонников Македонии, несомненно, следует считать заключение Филократова мира в 346 г. до н. э. Впоследствии, однако, Демосфен и члены его группировки начали столь широкомасштабную кампанию против послов, подписавших этот договор, что глава посольства Филократ вынужден был бежать из Афин, опасаясь, что его казнят. Мир между афинским полисом и Филиппом II был расторгнут.

Важным вопросом, постоянно волновавшим афинян, было расходование государственных финансов. В это время все излишки денежных средств, остававшиеся у полиса, по предложению Евбула передавались в так называемый теорикон (зрелищный фонд) и затем использовались на вспомоществование беднейшим гражданам, позволяя им посещать празднества и театральные представления. Такая политика, без сомнения, вполне удовлетворяла низшие слои демоса. Однако Демосфен решительно выступал за передачу этих свободных средств из зрелищного фонда в военный, которым он сам тогда руководил. В конце концов ему удалось добиться своего, и на укрепление афинского войска были, таким образом, направлены значительные суммы.

Заботила Демосфена и необходимость создания союза греческих полисов, направленного против Македонии. Он лично вел переговоры со многими городами Эллады, добиваясь их перехода на сторону Афин. Частые поездки великого оратора по различным частям греческого мира приносили свои плоды: антимакедонская коалиция постепенно формировалась, хотя, пожалуй, медленнее, чем следовало бы.