— Если кто здесь сейчас и проследует в какое место, то это точно не мы, — без грамма ехидства в голосе, с одним только безмерным сочувствием ответил я.
— Ублюдки! Пошли вон! — крикнул кто-то из мужиков, поднимая ствол.
— Вы нас даже не попытались спасти от этой твари! И в крепость свою не пустили!
Гости не стали ждать, чего будет, когда вооруженные селяне достигнут зоны этих переговоров на низком уровне и дернули бегом обратно по дороге.
Только эта их головная вошь в ливрее, убираясь подальше, взвизгнула напоследок:
— Вы за это ответите!
— Да вали уже, убогий, — процедил Рустам, ставя автомат обратно на предохранитель.
Тётка продолжала целится в спины бегущего ворога.
Я осторожно приблизился, встал рядом и негромко произнес:
— Дражайшая Маргарита Герхардовна, вы бы палец со спуска убрали. А то мало ли что. Трупы меж нами и Замойскими очень не своевременны.
— Я этого в ливрее помню, — глухо пробормотала тётка. — Это он приходил с конфискацией поместья за долги. Пятнадцать лет назад.
Но палец со спуска убрала. Могучей воли женщина. Уважаю.
Вечером, когда добычу уже доставили в поместье, и собравшийся там люд закатил пир на весь мир, я поговорил с тёткой еще раз.
— Ваш муж занимал у Замойских? — произнес я, болтая в чашке крепчайший ароматнейший, заваренный по секретному рецепту праздничный чай.
— Очевидную глупость совершил, не так ли? — сумрачно отозвалась тётка.
— Вы могли бы обратится к семье в Метрополии, — произнес я очевидное.
— А мы и обращались! Или, ты думаешь, я такая злобная стерва из-за одиночества и возраста? — кисло усмехнулась тетка.
Я не стал ей говорить, что не сбрасывал бы со счетов эти факторы при любом подсчете, но незачем обижать человека. Родственница на данный момент у меня тут одна.
— И что вам ответили? — спросил я.
— Потребовали передать все дела и имущество во внешнее управление, оформление фамилии Фламп в младшую ветвь рода Дионисовых, — процедила Маргарита Герхардовна.
— Нда, — только и нашелся я, что сказать.
Припомнил общение с дядей Аристархом из жизни реципиента, вспомнил, как он хладнокровно убил Семецкого — и понял. А у родственников хватка-то акулья. Я с такими, пожалуй, не сработался бы.
Я всегда найду как получить совместную выгоду, и как в этом заинтересовать человека. Бывают, конечно, игры с ненулевой суммой, когда все выиграть не смогут, кто-то должен проиграть, чтобы выиграл другой. Но не советую кому-то в такое со мной садиться играть, в эти игры я всегда выигрываю. И в нашем конкретном случае повода для такой тактики не наблюдал. Но вот эти… старшие родственнички…
Нда… А пожалуй и неплохо, что всё так произошло, и что я так мало имел с ними дел после того, как оказался в этом теле. С такими замашками это быстро превратилось бы в конфликт поколений или даже братоубийственную войну, с них станется. А я пока и без этого всего вполне могу обойтись.
Хотя, конечно, дядю Аристарха я со счетов сбрасывать не собирался. Как-никак, это он меня спас. А значит — за мной должок. Который когда-то придётся возвращать.
— Вы отказались? — произнес я, отпив чаю.
— Да. Мы были молоды. Верили в себя. А потом, Замойские выпили из нас всю кровь. Не этот щенок, что живет в замке над рекой, он тогда мальчишкой был. Его дед и дядя. Жаль, что я первого уже никогда не достану… А второй…
Второго она боялась, я это помнил. Видимо, было за что. Продолжать тему я на этот раз не стал.
Празднество я оставил сильно раньше остальных, отважный герой отправился отдыхать. Один. Хотя мог бы при желании прихватить ещё кого, или даже двух, но день сегодня выдался действительно нелегким, и завтра много дел.
Никуда прелестницы этого княжества от меня уже не денутся.
А кое-кого Рустам уже нанял в домашнюю прислугу. Семейную пару из разрушенного дома подселил в сторожке, пару девиц — в дневные уборщицы и кухарки. Экономика долины за время власти Замойских и пришествия зверя пришла в полный упадок, и народ был рад надежному куску хлеба. И я был намерен эту надежду оправдать. Я надежный работодатель. Это и в моих же интересах. За этими людьми — еще несколько сотен резюме будущих потенциальных линейных сотрудников моей грядущей глобальной корпорации, а работа с человеческими ресурсами начавшись, не прекращается ни на день.
С этой воодушевляющей мыслью я и заснул. И выспался на славу.
И вот, я свеж и бодр, посетив с утра гараж, полюбовавшись на почти законченное чучело, я поднялся в столовую залу полистать прессу, доставленную смотавшимся этим утром в Номоконовск Степаном. И, сидя на мягком стуле, заодно наблюдал как тупай лазал по подвешенному на стене над камином мечу, пытаясь добыть синюю бабочку из эфеса. Та успешно отстреливалась короткими колющими вспышками разрядов, тупай взвизгивал, но попыток вытащить энергетическое существо из корзины меча не оставлял.
Сожрать он его хочет, что ли? Или просто играет?
Передовица на две полосы излагала изрядно преувеличенные подробности уже позавчерашнего дела. Но перо у журналиста бойкое, нужно его заприметить, такой специалист нам самим пригодится.
Подошел Рустам и доложил:
— Там этот приехал, который попутчик ваш, Александр Платоныч.
— Который из них? — прищурился я.
— Да этот, сосед который. Корабельный. Картежник. Замойский.
— Надо же, — удивился я. — Быстро пожаловал. Видать, уже нажаловались. Ну, пойдем, встретим гостя дорогого. Всем боевая готовность! Без приказа не стрелять!
Я вышел из дома, встретить дорогого гостя подальше от родного порога.
А-а знакомые все лица. Вижу. Замойский прибыл с подкреплениями. Полная машина вооруженных слуг.
— А-а! Вот ты где! — развязно воскликнул Замойский устремляясь ко мне. — Мусью, ты чего это себе позволяешь на моей земле? Хозяином себя почувствовал? Забыл, кому всем обязан? Забыл, да? Забыл-забыл, по глазам вижу.
Да он пьяный в дымину. Но никаких элементалей я около себя не чувствовал, это была явно не боевая выпивка. Налился просто для храбрости, что ли?
— Господин Замойский, — я недружелюбно прищурился. — Я приму во внимание ваше текущее тяжелое душевное состояние и только потому пропущу многое из того, что вы сейчас скажете, мимо ушей. Но сделаю я это только один раз — и только сейчас. И более никогда. Посему могу предложить на сегодня отложить нашу без сомнения плодотворную беседу до лучших времен.
— Чё? — нерешительно отозвался Замойский.
Видимо с ним от рождения никто так не разговаривал.
— Друг мой, — с чистым сердцем соврал я в эти ясные, детские, залитые чистым спиртом глаза, приобнимая Замойского за плечи. — Друг мой, это значит, что сейчас, мы кликнем кого-то из ваших… э-э, — я успел проглотить слово «холуев», — ваших людей. Они помогут вам добраться до дома, где вы примите теплую ванну, у вас же есть ванна? Во-о-от. Обязательно с травами.
— С травами? Как утончённо, — Замойский похоже был повержен самой концепцией купания в отваре боярышника. Ого, похоже я его реально заболтал! Вот это я златоуст!
— Именно с травами, расслабляет замечательно. Потом вы насухо вытретесь, испьёте чашечку китайского чаю, а может быть колумбийского кофе, ни в коем случае не спиртного, аристократии такое не пристало, а потом ляжете спать, вашу без сомнения выдающуюся постель, где и проведете всю ночь до утра в объятиях Морфея…
— Чего-чего? — напрягся Замойский. — Я с мужиками не сплю.
— … В объятия любой ночной нимфы, способной удовлетворить ваши без всякого сомнения здоровые наклонности, — лихо вывернул я из неудобного положения.
— Нимфа… — задумчиво произнес Замойский и ткнул пальцем мне за спину. — Мне нравится эта.
Да блин. Я обернулся. Ну, конечно. Следовало ожидать, что Ангелина, пропустившая самое интересное на охоте, теперь не усидит за каменными стенами и полезет в первые ряды нарываться на неприятности, в смысле, отражать надвигающуюся угрозу.
— Эта девушка вам не подходит, — со всей возможной серьезностью сообщил я.
— Это еще почему?
Многие бы на моём месте сказали бы что-то куда более резкое. Но мне нужно было остудить пыл, а на пьяных подобное действует совсем не остужающе.
Что ж, оберну всё в шутку. Для первого раза.
— Каждый из мужчин, пытавшийся возлечь с ней, умирал в течении суток от мучительной душевной немощи. Или месяца? Ну, уж в течении года, точно. Так и мается бедная. Знаменитая Смертоносная Дева.
Замойский криво усмехнулся:
— Ты сомневаешься в моей отваге?
— Было бы в чем сомневаться.
Двусмысленно конечно получилось, но пьяному прокатило.
— Я обуздаю эту смертоносную лошадку, — с воодушевлением заявил Замойский, а в следующее мгновение все его воодушевление смыло с его лица, как потоком ледяной воды из ведра:
— Так, а эта бешеная сука что тут делает?
Да чтоб вас!
Тётка Марго тоже не усидела в тылу, и когда коварный враг начал подкатывать к её законному Второму Номеру отважно и безрассудно оттянула огонь на себя.
Хотя, может и неплохо получилось, Замойский тут же позабыл об Ангелине. Зато вспомнил всё остальное.
Вспомнил сам и нам припомнил.
— Поношение доброго имени! Хульные надписи! Потрава скота! Скисшее молоко! Проколотые шины!
Ого. Да тётка Марго реально им тут партизанскую войну объявила.
— Моча в биотопливе!
— Ну, нет, — тётка покачала головой. — Это вы уже точно без меня, сами.
— Растление юношей!
— Чего? — несказанно удивилась тетка.
Замойский не сразу нашел что ответить:
— Вызывающее поведение, ведущее к растлению!
А тётка Марго, похоже, в свое время не давала спать ночами молодому поколению! Сколько тогда Замойскому было? Двадцать? А тётушке — сорок пять? Ядреная феми фаталь!
— Угон скота! Подделка документов! Потрава полей!
В конце-концов эта истошная и риторически однообразная истерика мне надоела.
— Не думаю, что вышеозначенные события под силу одной женщине, если она, конечно, не торнадо с красивым именем, — попытался вразумить я вздорного соседа.