Слушая откровенные, циничные соображения Оджи, я припоминал значительный его взлет на жизненном пути. Когда-то неразлучными его спутниками были сточные трубы и мусорные ящики, а теперь он намеревался встать во главе одной из мощных гангстерских организаций.
— Предположим, — сказал я, — я останусь в живых и буду держать организацию в своих руках. Что в этом случае?
Он широко улыбнулся.
— Я ничего не потеряю. Я буду достаточно близок к вершине, а мишенью будете вы.
— Вы все неплохо обдумали, Оджи.
— Это верно.
— А вот что касается папки Беннета, то ваше упоминание о значении всех этих документов укрепило мое убеждение в том, что убийство Беннета было задумано не Синдикатом, он к этому своих рук не приложил.
— Кто может знать это, Дип? Всякое бывает.
— Но у вас своих соображений относительно убийства Бена нет?
— Догадок я строил много, но все они оказывались или неверными при ближайшем знакомстве с делом, или просто неправдоподобными.
— При случае поделитесь со мной вашими догадками, Оджи. Бывает, что выслушивание неверной версий наводит на верный путь. А пока что вы, Оджи, являетесь моим боем, а поэтому покажите мне оставшиеся помещения.
Использовав подъемник, мы оказались на втором этаже дома. Через просторную переднюю прошли в биллиардную, затем в хорошо оборудованную буфетную и загроможденную ненужной мебелью библиотеку.
Полиция, видимо, вовсе не затрудняла себя сокрытием следов своего пребывания здесь. Все было сдвинуто, осмотрено, ощупано, перевернуто. Ничего не было упущено, и на всем остались следы дотошных полицейских рук. Даже тяжелый биллиардный стол передвигали в поисках в его ножках тайников.
Беннет жил на третьем этаже, куда мы и поднялись, осмотрев второй. Только здесь на всем лежала печать его индивидуальности и полностью доминировали его вкусы и привычки. Кричаще-яркого цвета плюшевая обивка мебели, безвкусная, бросающаяся в глаза окраска дверей, оконных переплетов — все было в духе Беннета. В этом же духе были всевозможные предметы, заполняющие комнату, — имитирующие слоновую кость подставки для ламп с эротическими мотивами, фривольные фотографии с автографами в соответствующем оформлении, развешанные по стенам, экстравагантные пуховички и даже буфет красного дерева, поблескивающий по углам хромированными металлическими соединениями. Телевизор и магнитофон были завалены окурками сигар и сигарет, оставившими жженые следы на их крышках. Внимательно разглядывая наполнявшие комнаты Беннета вещи, я почувствовал, как мною овладевают воспоминания о давно минувших днях, и в этих воспоминаниях на первый план выдвигался живой образ моего друга.
Я встряхнул плечами, пытаясь отогнать от себя воспоминания, и подошел к бювару. Рядом с ним, на блестящей поверхности пола, мелом было обведено очертание тела.
— Выходит, — сказал я, — полиция нашла его здесь.
— Да, — подтвердил Оджи, — он был убит здесь.
— Не здесь, — возразил я. — Они только нашли его здесь.
Он удивленно поднял брови, затем взглядом показал мне на темные коричневые пятна на ковре у бювара и потускневшие кровавые отпечатки у двери на стене.
— Я читал полицейский отчет о расследовании этого дела, — сообщил я Оджи.
— И что же? — заинтересовался он.
— Они пришли к выводу, что его убили здесь. Они думают, что, будучи смертельно ранен, он еще некоторое время бился в агонии, и этим объясняют кровавые следы на ковре и на стене. По их мнению, во всем виноват гость, пока никому неизвестный.
Оджи нахмурился и, немного помолчав, сказал:
— Он был убит в упор. Но ведь здесь никто не мог так близко подойти к нему. Кроме того, никаких деловых встреч или переговоров здесь никогда не было. Никакие так называемые гости сюда не заходили. Исключение составляла прислуга, ну и, может быть, знакомые женщины.
— Женщины?
— Да, это могло быть.
— Но вы также здесь были, Оджи? Для вас не ново это помещение.
— Да, я был здесь два раза, когда Беннет болел и нуждался в срочном юридическом оформлении некоторых дел. Я просто тогда был посредником между ним и Бэттеном. Оба раза револьвер лежал у него под рукой.
— Беннет был убит в переулке недалеко от этого дома, — сказал я и посвятил Оджи в некоторые детали, не объясняя только, кто был Педро. Рассказывая, я наблюдал за ним, однако ничего особенного в выражении лица Оджи не заметил.
— Оджи…
— Да.
— Почему они желали его смерти?
— Они…
— Некто, Оджи, — прервал я его, — а почему? Почему Беннет погиб?
— Он был довольно большой, мистер Дип.
— Да, он был большим деятелем. Это известно всем.
— А большой парень всегда имеет врагов и, следовательно, всегда становится мишенью.
— Но почему, Оджи?
— В этом случае я могу только догадываться.
— Попробуйте.
Он вновь заложил руки за спину и принялся слегка раскачиваться.
— В Синдикате шли разговоры…
— Беннет был в нем…
— Разговоры происходили за его спиной.
— И какого характера?
— Говорили, что Беннет был боязливым парнем. Синдикат склонялся к тому, что… невозможно иметь дело с боязливыми людьми.
— Да, догадка ваша любопытна, но она не попадает в цель.
Он вновь качнулся на носках своих ботинок и, глядя перед собой в пустое пространство, сказал:
— Я сообщаю вам сугубо личное мнение. Мистер Беннет был одним из тех, кто вместо того, чтобы управлять упряжкой легким прикосновением к вожжам, дергает и рвет поводья, заставляя упряжку-команду мчаться туда, куда ему хочется.
Он взглянул на меня и добавил:
— Но это, разумеется, только мое личное мнение.
— Само собой. Но в этом вашем предположении неверен исходный пункт. И если вы его еще не знаете, то уже начинаете хотя бы чувствовать фальшь.
— Что вы имеете в виду?
— То же, что я уже вам сказал. Это убийство организовал не Синдикат. Их методы никогда не меняются. Немыслимо даже предположить, чтобы они снабдили убийцу дамским револьвером 22-го калибра и посоветовали ему выстрелить в шею, да еще с расстояния в два фута. Это чистейшая фантазия, Оджи. Не говоря уже о многом другом. Зачем, скажем, синдикатскому убийце понадобилось бы перетаскивать убитого с одного места на другое? Абсурд. Я могу согласиться с вами в том, что Синдикат желал избавиться от Беннета, замышляя кое-что против него, но не он осуществил это убийство. Убийство не профессиональное. Вы знаете, сколько профессиональных убийств все еще не раскрыто?
— Некоторые мне известны.
— А вот это не принадлежит к их числу. Оно чисто кустарное, индивидуальное, судя по тому, что мне пока известно.
— Может быть, — сказал Оджи, пожав плечами.
— Кое-что из этих несуразностей, — продолжал я размышлять вслух, — могло быть попыткой замести следы, спутать их… Нет, не похоже…
— Все же сделано так, что разобраться не очень-то легко.
— Верно, но действовать они могли бы значительно умнее. Они или он…
— Или она?
— Сомневаюсь. Пока почти исключаю. Неправдоподобно.
— Полиция тоже в тупике.
— У нас, однако, преимущество перед ними, Оджи. Копы вообще не знают, что Беннет был убит не здесь и что его втащили сюда уже мертвым.
— Со временем они смогут докопаться и до этого, если ваше предположение справедливо и этот парень с часами не врет.
— Нет. Я ему верю. Но кто? Кто так желал его смерти, Оджи?
Оджи улыбнулся.
— Думаю, что многие, мистер Дип. Его дела не носили благотворительный характер.
— Но кто-то должен был особенно его ненавидеть.
— И это могло быть, — согласился Оджи и, подумав, добавил:
— Вообще-то никто еще из руководства клубом и Синдикатом не пользовался особой симпатией и расположением. Характер организации…
— Знаю, — кивнул я ему. — Поглядим-ка еще немного.
Я прошел в спальню, затем в ванную и в другие помещения. Всюду остались следы поисков. Основательных. Полиция перетрясла буквально все находившееся в доме и, тем не менее, присмотревшись внимательно, можно было заметить, что после полиции кто-то еще занимался розысками. Я подозвал Оджи и указал на царапины на полу, где кто-то сдвигал с места рефрижератор.
— Что вы об этом думаете, Оджи?
— Копы этого не делали.
— Но что могло находиться под рефрижератором или за ним?
Оджи пожал плечами, нахмурился и сказал:
— Десять-пятнадцать пакетиков героина, дюжина тюбиков опиума, к примеру. Не более. Но мистер Беннет никогда не держал здесь подобных вещей.
— Но есть и две другие возможности.
— А именно?
— Драгоценные камни, скажем, или просто наличные деньги.
Он нахмурился и вновь отрицательно покачал головой.
— Драгоценные камни исключаются. Он никогда с ними не имел дела. То же относится и к наличным. Мы располагаем всеми счетами и отчетами мистера Беннета. Он сообщал нам о всех сделках, изъятиях и вкладах и, вне всяких сомнений, был всегда абсолютно точен. Он ежегодно вкладывал большие суммы, но был совершенно чист в коммерческих делах. Нет, здесь не могли быть наличные. В рамках статутных ограничений он был чист.
— Документы?
— И это маловероятно. Его папка была слишком драгоценной, чтобы прятать ее в таком сомнительном месте. Впрочем… искать ее могли и здесь.
Некоторое время мы молча бродили по жилым комнатам.
— Но почему это место кажется мне таким знакомым, Оджи? — нарушил я молчание. — Что-то здесь есть такое, отчего кажется, будто я его покинул только вчера.
— Разве вы не можете вспомнить старое?
— Пробую… И кажется, начинаю понимать. Это же плюш! Яркие цвета! Коричневый тон! Все как в старом клубе, в подвале. Да, да! Сделать эти ткани устаревшими и изношенными, нанести сюда побольше грязи — и будет точная копия старого подвального клуба «Рыцарей совы». И еще расставить здесь свечи вместо электроламп.
— В этом-то все и дело, мистер Дип.
— Что-то я рассентиментальничался, Оджи.
— Нет, это естественно и часто бывает необходимо, — серьезно сказал Оджи.