глубину вообще не сунешься…
Только много ли может изменить один день, много ли стоит надежда? Нет, врешь Писатель, не простая это программка, далеко не простая… И девчушка твоя, виртуальное чудо семи лет от роду, только кажется наивной.
Я вздрогнул – распахнулась входная дверь. Знакомые шаги. Вика вернулась.
– Ну, мне пора, – вдруг заторопился Маньяк.
На прощанье он вежливо поцеловал ей руку, а мне подмигнул загадочно:
– Только не слишком растрачивай силы, дайвер…
Дверь захлопнулась и мы с Викой остались наедине.
Разве что, компьютер, третьим лишним, все еще гудел в углу встроенным вентилятором и любопытно таращился зрачком монитора. Я нажал кнопку, экран погас. Теперь мы действительно одни…
Обернувшись к Вике, я заглянул в её глаза и вдруг понял, что всё мое недавнее раздражение куда-то улетучилось. Господи, какой же я был болван! Занудный болван! Я передернул плечами от отвращения к самому себе. И вместо резких слов, раньше готовых сорваться с языка, произнёс со смущенной улыбкой:
– Старуха с запиской, это ведь тоже была ты?
Она кивнула, насмешливо щурясь:
– Иногда ты удивительно предсказуем, Леня. Во всяком случае, маршрут к ближайшему магазину у тебя не менялся года два.
– Просто я очень целеустремленный человек.
– Да уж, – сказала Вика, окидывая взглядом батарею пустых бутылок.
Я обнял её:
– А тебе не было страшно, там в Лабиринте?
– Иногда, – вздохнула Вика, опуская глаза.
– Зачем же ты пошла, глупая? Ведь это могло быть опасно.
– А что поделаешь, если с тобой можно видеться только в глубине…
Я поцеловал её в губы.
– Вика, Вика… Ты – моя глубина…
Спустя три часа, в полумраке спальни, я шепнул:
– Знаешь, милая… По-моему, мой дип-склероз проходит.
Она тихо засмеялась.
Впереди была целая вечность.