пожалела, что не может сказать об этом Мак-Грегору. Да и Эссексу тоже. У каждого из них нашлось бы подходящее словечко по адресу Дрейка. Но они никогда не услышат от нее об этом. И все же Кэтрин неприятно было знать истинное отношение к ним Дрейка. Это ставило ее в ложное положение, и она считала, что Дрейк проявил бестактность, особенно в своих колких замечаниях о Мак-Грегоре.
– Как вам нравится Мак-Грегор, Элен? – спросила Кэтрин свою секретаршу, которая надевала на машинку футляр и сдувала со стола накопившийся за день сор от резинки.
– А я не обратила на него внимания, – ответила та.
– Ну, а все-таки, какое у вас впечатление?
– У него чудесная кожа, – сказала мисс Бойл. – Словно фарфор.
– И это все?
– А брюки висят мешком.
– Гм!
– Он похож на профессора.
– Что ж, это близко к истине, – сказала Кэтрин.
– А разве он профессор?
– Нет, но мог бы им быть.
– Ему здесь не место, – сказала мисс Бойл, – и, по-моему, он не нравится Джону Мелби. А его это мало трогает.
– Мак-Грегор, наверно, и не подозревает об этом. Он из тех людей, которые никогда не знают, какого о них мнения другие. А если и знают, то, как вы говорите, их это мало трогает.
– Тем лучше для него, – сказала мисс Бойл. – Зайти мне сюда вечером, может, будет почта для Майкла Кэртиса?
– Нет, я сама посмотрю, когда вернусь.
– А вы что, идете в театр Красной Армии?
– Нет, я передумала, – сказала Кэтрин. – Пойду в Большой на «Жизель».
– Тогда вам надо спешить.
– Да я не опоздаю, – сказала Кэтрин. – Я никогда не опаздываю.
Они не опоздали к началу, но уже в мраморном фойе их застал звонок. Кэтрин провела Эссекса сквозь толпу, спешившую в зрительный зал. Капельдинер в ливрее пропустил их в ложу и тихонько закрыл за ними дверь.
– Жаль, что такой чудесный театр отдали под балет, – Пробормотал Эссекс, когда началась увертюра. Он не переставал восхищаться Большим театром с той минуты, как вошел в него. Он ожидал, что большевики здесь все испортили, а его встретила атмосфера строгого порядка, чувствовалось, что дело здесь поставлено на широкую ногу. Богатая красная обивка не была ободрана, подновленная позолота сверкала до самого потолка. Все ярусы были переполнены, и внизу, в партере, не было ни одного свободного места.
После первого же акта Эссекс забыл свое пренебрежение к балету и в антракте сказал Кэтрин: – Несомненно, это лучшее в их культуре.
– Ни в коем случае! – воскликнула Кэтрин. Они уже смешались с толпой зрителей, круживших по большому верхнему фойе. – Музыка и драма у них ничуть не хуже, а опера лучше, чем в Лондоне, и спектакли идут гораздо чаще. По правде говоря, ни в каком другом городе нет таких театров и такой музыки, так что вы не ворчите.
И он перестал ворчать.
Когда они досмотрели балет до конца и стали в очередь за пальто, Кэтрин сказала: – Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?
– Да, пожалуй, нет, – сказал Эссекс. – Во всяком случае, такого балета я не видел.
Бесшумная посольская машина доставила их домой.
– Хотите выпить чашку кофе из моего термоса? – спросил Эссекс, остановившись у подъезда.
– Нет, мне надо кончить работу, – сказала она.
– Так поздно?
– Да, кое-какие доделки.
– Тогда я подожду вас.
– Нет, не надо. Я кончу работу и сейчас же лягу. Мне надо очень рано встать.
– Так вы все-таки уезжаете завтра?
– Я еще не решила, – ответила она. – Я готова к отъезду, но еще не решила, ехать или нет.
– А когда же вы окончательно решите?
– Вот сегодня подумаю.
– Если вы не прочь подождать, то можете лететь со мной и Мак-Грегором.
– А когда вы рассчитываете вылететь? – спросила она.
– Думаю, что в течение недели.
– Вы что же, готовы сдаться и уехать ни с чем?
– Вовсе нет, – сказал Эссекс. – Я уеду не раньше, чем закончу свое дело здесь. Но это не займет много времени в том случае, если у меня будут развязаны руки.
– Лондон может отозвать вас.
– Не думаю, – сказал он, изумленный таким предположением.
– Вам приходилось иметь дело с сэром Бертрамом Куком? – спросила она.
– Никогда. Это патрон Дрейка.
Минуту они молчали.
– Вам бы следовало остаться в Москве и просвещать меня и дальше, – предложил он.
– Если я уеду, – сказала она, – то уеду завтра.
– А может быть, вы все-таки зайдете выпить кофе?
Кэтрин немного подумала и снова отказалась. Они расстались у лестницы.
Вечером в посольство дали знать, что на следующий день Вышинский примет Эссекса.
– Ну, кажется, наступил перелом, – сказал утром Эссекс, как всегда полный энергии в эти часы. – Мы добьемся уступок, Мак-Грегор, если только заставим их разговаривать об Азербайджане. Это будет нетрудно.
– А как вы думаете, что вынудило их изменить позицию? – спросил Мак-Грегор с неподдельным любопытством.
– Конечно, нота. А что же еще!
– Может быть, они не хотят, чтобы ваша миссия закончилась неудачей, – сказал Мак-Грегор.
– А какое им дело до моей неудачи?
– Может быть, они не хотят осложнений с нами. Ведь если мы не уладим этого спора, могут возникнуть большие трения.
– Неприятности все равно будут, – уныло сказал Эссекс. – Между прочим, Мак-Грегор, я получил телеграмму из Лондона, там вполне удовлетворены вашими объяснениями по поводу измышлений американских корреспондентов. Видите, как вам везет на вашей новой работе. Другой молодой человек никогда не узнал бы, расположен к нему Лондон или нет.
Мак-Грегора в данный момент вовсе не интересовало, как относится к нему Форейн оффис. Он положил перед Эссексом листов пять-шесть машинописного текста.
– Это что такое? – осведомился Эссекс.
Мак-Грегор ответил как можно небрежнее: – Во вчерашней сводке департамента по делам Индии сказано, что мы выдвигаем семь или восемь кандидатов для расширения азербайджанского правительства. Так вот я составил на пятерых из этих кандидатов коротенькие справки. По-моему это может быть интересно для вас, особенно перед свиданием с Вышинским.
– Весьма интересно, – сказал Эссекс. – А как вы составляли это, по вашим собственным сведениям?
– Нет, по нашим сводкам.
– И что это за люди? – спросил Эссекс.
– Неважные, – сказал Мак-Грегор.
– Вы, вероятно, хотите, чтобы я отклонил их кандидатуры?
– Я думаю, что, прочитав это, вы так и сделаете. Я не выбирал худших. Я просто взял тех, имена которых мне известны. Из пятерых четверо были против союзников во время войны, а двое долгое время находились под нашим наблюдением.
– А кто именно был под наблюдением?
– Ага Тавризи и Джафар-и-Садык.
– Да, да, – сказал Эссекс, – эти имена я помню.
– И именно этих двух департамент особенно хотел бы видеть в азербайджанском правительстве, потому что они фанатичные мусульмане. С их точки зрения, азербайджанские демократы – атеисты и неверные и их надо повесить. Они требуют священной войны в Иранском Азербайджане против курдов и армян и восстановления светской власти духовенства.
– На Среднем Востоке религиозный фанатизм означает просто здравую политику, – сказал Эссекс. – Эти люди, может быть, вовсе не так уж плохи.
– Бывают и хуже, – согласился Мак-Грегор. – Например, Казим. Он когда-то был губернатором Азербайджана и подавил там несколько восстаний, прибегая главным образом к массовым казням. В последний раз было казнено три тысячи человек, причем у этого Казима милая привычка казнить людей в их собственном доме.
– Тогда вычеркните его, – сказал Эссекс. – А другие так же плохи?
– Да, но не столь явно.
– А вы предлагаете кого-нибудь взамен? – спросил Эссекс.
– Нет, у меня не было времени заняться этим.
Эссекс отложил листки в сторону. – Подыщите мне шестерых кандидатов получше, вот это будет дело, – сказал он. – Мы вовсе не потворствуем этим сомнительным личностям, Мак-Грегор. Просто это лучшее из того плохого, что там есть, а вдобавок, эти люди признают власть центрального правительства. Ведь мы и сидим здесь именно для того, чтобы восстановить власть иранского правительства в Азербайджане.
– С помощью таких людей?
– Они не хуже прочих, – сказал Эссекс.
Мак-Грегор протянул руку за своими справками, но Эссекс остановил его.
– Мак-Грегор, – сказал он и откинулся на спинку кресла. Они помолчали с минуту. – Я хотел бы, чтобы вы прочли одну книгу. Вы найдете ее в библиотеке на маленькой полке у двери. Она называется «Посол мира».
Мак-Грегор принес книгу, и Эссекс стал ее перелистывать: – Тут есть один абзац, вполне применимый к нашей миссии, и, мне кажется, он разъяснит вам историческую необходимость того, что мы здесь делаем. Эту книгу написал лорд Д'Абернон, английский посол в Берлине после первой мировой войны. Он защищает здесь Локарнские соглашения 1925 года. Мне никогда раньше не случалось читать эту книгу, потому что я не разделял взглядов Д'Абернона, но на днях я раскрыл ее и нашел, что она очень подходит к теперешней ситуации. Локарно, надо вам сказать, было первой попыткой создать нечто вроде Западного блока, чтобы остановить русских. Да вот это место. Вы слушаете?
Мак-Грегор слушал. Эссекс прочел: «Противодействие коммунистической пропаганде, поддержание мира в Европе, предотвращение новой большой войны, обеспечение безопасности определенных границ, сохранение существующего общественного строя – вот основные линии английской политики в Локарно. Но это не все. Важнейшие жизненные интересы Англии в Азии подверглись угрозе, гораздо более серьезной, чем во времена старого империалистического режима в России. Враждебность к Англии и недовольство проникновением в Азию британской цивилизации не новы. Англо-русское соперничество было основным фактором в истории последних семидесяти лет XIX века. Но большевики располагают двумя видами оружия, которых не было у Российской империи: это пропаганда социальной революции, привлекшая на их сторону пролетариат всего мира, и тот почти религиозный фанатизм, который придает большевикам энергию и рвение, неведомые царским чиновникам и эмиссарам».