– Милый Френсис, вы меня еще не знаете, – сказал он.
– Может быть, может быть. – Дрейк из великодушия не стал спорить. Но он решил использовать удобную минуту, чтобы затронуть другой вопрос. – Я лично считаю, Гарольд, что вы здесь оказались в невыгодном положении.
Эссекс посмотрел на него удивленно.
– Да, да, вам было бы легче, если бы вы привезли с собой настоящего помощника. Очень неудачный выбор – этот ваш Мак-Грегор. Я уверен, что он не столько помогает вам, сколько мешает. Ваши трудности в переговорах с русскими в значительной мере зависят от того, что вам нехватает хорошо подготовленных материалов и советов опытного эксперта.
– Может быть, вы и правы. – Эссекс вздохнул, благосклонно принимая выраженное ему соболезнование.
– Что вы думаете дальше делать с Мак-Грегором?
– Ничего я с ним не думаю делать, – сказал Эссекс. – Когда приедем в Лондон, он вернется в департамент по делам Индии, где работал раньше.
– А, между прочим, он мог бы оказаться полезным, – сказал Дрейк. – Понимаете, в Интеллидженс сервис вдруг сообразили, что мы сейчас имеем своего геолога в Москве.
Эссекс приподнял брови. – А что им до этого?
– Я точно не знаю, но, повидимому, речь идет о каких-то геологических данных. Тут есть один поляк, с которым Мак-Грегору надлежит побеседовать. Вопрос узко специальный. Я поговорю с Мак-Грегором.
– Насколько я знаю Мак-Грегора, – сказал Эссекс, – вы берете на себя нелегкую задачу. Скорее всего, он откажется… из принципиальных соображений.
– Я не буду с ним так терпелив, как вы, – сказал Дрейк.
– Он умеет быть упрямым! – Эссексу была приятна эта мысль.
– Я тоже, – сказал Дрейк. – Мак-Грегор останется здесь, пока не сделает того, что от него требуется, вот и все.
«Это ты так думаешь», сказал про себя Эссекс. Но от замечаний вслух он воздержался, и косвенный ультиматум Мак-Грегору остался в силе.
Мак-Грегор между тем сидел за столом и в ожидании Эссекса просматривал почту. Несколько оттисков статей из «Вестника Лондонского геологического общества», два письма от матери. Она писала спокойные, ласковые письма, от которых Мак-Грегору становилось хорошо и спокойно. Она спрашивала, как в России с продовольствием, интересовалась, разыскал ли он русского минералога, оспаривавшего его заключения по поводу осадочных отложений на плато Хуш. Это место в письме вызвало у Мак-Грегора улыбку. Мать никогда не говорила на эту тему, но Мак-Грегор знал, как она огорчена, что последние пять лет он не двигается вперед. Война не прошла для нее бесследно, но весь смысл существования сына она попрежнему видела в его науке; на войне ли, в мирной ли обстановке – он прежде всего должен был оставаться палеонтологом. Мак-Грегор еще раз перечитал оба ее письма. В них не чувствовалось никакого интереса к той миссии, с которой он приехал в Москву. Между строк читался вопрос: скоро ли он вернется, скоро ли сможет заняться опять своим настоящим делом? Она также напоминала ему, что отцовская библиотека в его распоряжении, и он может получить ее, когда захочет.
Мак-Грегор сложил оба письма и запрятал их подальше в ящик. Как некстати, что они пришли именно сегодня. В одолевавшей его сумятице мыслей четко оформилось сомнение – понравятся ли друг другу Кэтрин и его мать. Слишком уж они разные, прежде всего тем, что мать – женщина замкнутая, а Кэтрин – очень норовистое человеческое существо, довольно бесцеремонно задевающее на своем пути других. Но, может быть, они сумеют поладить и ужиться, относясь друг к другу со спокойным уважением. Ему хотелось верить в это, потому что обе они были теперь самыми близкими ему людьми.
Кэтрин вдруг заполнила собой всю его жизнь, даже мысли о возвращении к старой работе были как-то связаны с нею. Он все еще не оправился от растерянности, в которую его повергла Кэтрин, от своего изумления перед неожиданно возникшей полнотой их отношений. Она, не колеблясь, создала эту полноту, и Мак-Грегор снова и снова растворялся в воспоминаниях об ее ошеломляющей нежности, о том такте, с которым она помогла ему преодолеть сомнения и колебания. Так живы были в нем воспоминания о пережитом, что он тряхнул головой, словно хотел отогнать их и вновь вернуть. Трудно было поверить в реальность того, что произошло, но одна отчетливая мысль подводила итог всему. Кэтрин принесла ему дар, который был равен самой ее жизни. И теперь, решая вопрос о своем будущем, он должен ответить ей тем же.
В сущности, он уже решил этот вопрос. Подобные перемены в жизни наступают так стремительно, что ничего решать не приходится. Мать мечтала, чтобы он поскорее вернулся к своей работе. Он теперь знал, что не вернется к ней никогда. Обстоятельства создали для него другую, новую жизнь и увлекли его с такой быстротой, что ему не осталось выбора. Но даже если бы пришлось выбирать, выбор не затруднил бы его. Он уже утратил живую, непосредственную связь со своей наукой. Зато его работа с Эссексом пошла хорошо, и он успел оценить те возможности, которые она открывала. Ему хотелось сыграть свою роль в разрешении иранской проблемы, а больше всего ему хотелось завоевать место в том мире, который был миром Кэтрин. Она отдала ему всю себя, не раздумывая и не останавливаясь на полпути. Так вправе ли он потребовать, чтобы она пошла за ним в его прежнюю жизнь и отказалась от своей? Возможно ли это? Ответ был один: нет. Он должен пойти ее путем, а путь Кэтрин – это и есть та работа, которую он делает теперь. Таким образом, выбор был предрешен. На мгновение он почувствовал себя обездоленным и сокрушенным, ему показалось, что нет ничего на свете, за что стоило бы заплатить таким решением. В сущности, это даже не было решением, но теперь уже ничего нельзя было изменить.
– Доброе утро, мистер Мак-Грегор. – Это была мисс Уильямс. – Что-то вы рано сегодня. Разве вы вчера не были на приеме?
– Был, – сказал Мак-Грегор.
– И Кэтрин тоже ездила с вами?
– Да, – Мак-Грегор понимал, что мисс Уильямс ждет от него рассказа о вчерашнем приеме, что она по положению имеет на это право, но он не мог заставить себя говорить. Она почувствовала, что явилась некстати, покраснела и вышла; он этого даже не заметил.
Эссекс пришел сердитый, но Мак-Грегору даже стало легче от этого.
– Куда вы вчера исчезли? – спросил Эссекс. – Вы мне были нужны.
– Мне казалось, что без меня вам лучше, – спокойно возразил Мак-Грегор.
– Лучше? А как, по-вашему, я должен был объясняться? Вы же знали, что я хочу говорить с Молотовым.
– Разве Троева не было?
– Был, но что из этого? Мне нужны были вы, а не Троев.
На Мак-Грегора это не произвело впечатления.
– Очень сожалею, – сказал он. – Мне в самом деле казалось, что вы и Кэти отлично справляетесь без меня. – Он теперь мог позволить себе быть великодушным с Эссексом, говоря о Кэтрин; это даже доставляло ему удовольствие. Но у него не было мысли, что своим успехом у Кэтрин он одержал победу над Эссексом. Просто он себя почувствовал с ним больше на равной ноге. – Ну как, договорились вы с Молотовым? – спросил он.
– Нет.
Эссексу очень хотелось спросить, о чем вчера говорил Молотов с Мак-Грегором, но у него не поворачивался язык. Это значило бы признать свою зависимость от Мак-Грегора, хотя Эссекс и убеждал себя, что он сам подстроил этот разговор.
– Молотов согласился на встречу, – сказал он Мак-Грегору. – Так что мы должны быть готовы. Русским очень хотелось бы уладить дело полюбовно. Что ж, я, пожалуй, дам им эту возможность.
Мак-Грегор задал вопрос, которого от него и ждали: – Каким образом?
– Я предложу Молотову создать комиссию для расследования положения в Азербайджане, – пояснил Эссекс. – Проект такой комиссии у нас имеется. Он был выработан в Лондоне для конференции министров, но остался неиспользованным. Вот мы его и используем теперь. Если мы увезем отсюда соглашение об образовании англо-американо-русской комиссии по Азербайджану, я буду вполне удовлетворен.
– А где будет местопребывание этой комиссии? В Москве?
– Нет. В Азербайджане. На родной почве русские неуязвимы.
– Не согласятся они, – сказал Мак-Грегор.
– Согласятся, – заупрямился Эссекс. Сговорились все сегодня с ним спорить, что ли? – Они увидят в этом средство протянуть время. Большинство расследований для того только и затевается. Но при желании можно обернуть дело всерьез и представить положение так, как это вам выгодно, если только большинство в комиссии на вашей стороне, а в данном случае так оно и будет.
– Иначе говоря, вы рассчитываете на американцев, – сказал Мак-Грегор и снова стал доказывать, что русские на это не пойдут; они сразу раскусят, в чем дело.
– А я это так подам, что не раскусят, – сказал Эссекс.
– Но как же вы думаете провести это дело, сидя здесь? – спросил Мак-Грегор.
– А я не собираюсь его проводить. Мне нужно только добиться принципиального решения. Потом мы спокойно уедем домой, а остальное уже будет делать Лондон. Молотов, разумеется, захочет, чтобы в комиссии были и азербайджанцы, но мы тогда введем в игру Тегеран, и вместе с американцами у нас все равно будет большинство. Вы вчера говорили с этими азербайджанцами? Узнали, чего им тут надо?
– Да, я говорил со всеми четырьмя.
– Что, они действительно приехали обсуждать школьные дела?
– Повидимому.
– Есть среди них коммунисты?
Мак-Грегор покачал головой. – Не знаю. По-моему, нет.
– А военные?
– Это уж твердо могу сказать, что нет.
– Ну, тогда нам до них нет дела, – сказал Эссекс, как бы ставя на этом точку.
– Куда вы собираетесь направиться после Москвы? – неожиданно спросил Мак-Грегор.
Эссекс живо повернул к нему голову. – Я не знал, что вас интересует моя дальнейшая судьба, Мак-Грегор.
– Просто я подумал о том, что с вами было приятно работать, – сказал Мак-Грегор.
– Рад слышать. – Это становилось интересным.
– Я хотел бы задать вам один вопрос.
– Да?
– Можно?
– Пожалуйста.