— Посиди недолго здесь, — кивнул парень заплаканной девушке. — Я скоро вернусь. Все будет хорошо.
Илья вышел из кафетерия, прошелся немного по университетскому коридору и вскоре нашел то, что искал, — небольшую аудиторию для семинаров, пустовавшую в это время. Затворил за собой дверь и, подойдя к окну, решительно набрал на коммуникаторе номер экстренного вызова.
— Илья? — раздался вскоре в трубке голос Липатова. — Что-то случилось?
— Случилось, Максим Петрович. Много что случилось. Что же вы нам ничего не рассказали? После указа от второго января такое происходит…
— Ты имеешь в виду понижение коэффициентов для бюджетников? Есть такое дело. Причем правильное дело, я считаю. В нашем положении уже мобилизацию объявлять надо. А уж заставить тех, кто ест государственный хлеб, приносить стране больше реальной пользы давно пора было. А в чем дело? Тебя сейчас это точно никак не касается.
— Проблема не у меня лично.
— А, понятно. Не беспокойся, семьи участников экспедиции никаких проблем с Комитетом иметь не будут.
— Спасибо и на том. Максим Петрович, я не знаю в курсе вы или нет, но у меня есть невеста…
— В курсе, Илья, еще как в курсе. Такое разве забудешь? Возможно, ты со своей синей госпожой скоро увидишься.
— Некогда хохмить, Петрович, — неожиданно для себя резко крикнул в трубку Илья. — У меня в Архангельске невеста. Аней зовут. У ее отца по последнему указу Комитет аннулировал полезность по работе. И не говори, что ты об этом не знал!
— О проблемах не знал, — сбавил несколько тон подполковник. — Но я-то что могу сделать? Я к Комитету никакого отношения не имею.
— Я думаю, можете, товарищ подполковник, — возразил Илья, снова переходя на «вы». — Если даже вы лично не знаете никого из Комитета, то наверняка знаете такую высокопоставленную шишку, которая к комитетским начальникам двери ногой открывает. И для которой оформить новый, высокий коэффициент и оставить отца Ани в покое ничего не стоит. Иначе просто быть не может. Наверняка наша экспедиция курируется на самом верху, не в бирюльки играем. Кроме того, я сам слышал, как вы с комитетским полковником запросто общались. Позвоните, куда следует, и сделайте так, чтобы у Аниного отца с полезностью все было хорошо. Это мое условие.
— Вот как, даже условие, — нехорошим тоном сказал Липатов. — А если нет, тогда что?
— Ничего, — немного помолчав, как-то устало выдохнул в трубку Илья. — Ничего. Что я ребенок, что ли — вам условия ставить? Вы все такие крутые, а от меня в экспедиции совсем ничего не зависит, не так ли? Вы меня просто по приколу с собой решили взять прогуляться на несколько парсеков? Или все-таки, извините за высокий стиль, властям что-то нужно, в том числе и от меня лично? А раз от меня командованию что-то требуется, то могу и я кое-что потребовать взамен, вот что я думаю.
— Не властям нужно, Илья, а родина просит, — прервал его монолог подполковник.
— Хорошо, в таком случае я прошу родину в вашем лице об ответной услуге. Думаю, родине это сделать будет нетрудно, — запальчиво сказал Илья. Помолчал немного и продолжил другим тоном: — Помогите мне, Максим Петрович. Это для меня очень, очень важно, и я думаю, решить вопрос с Комитетом вы в силах — по большому счету это пустяк. Очень прошу, помогите. Просто дайте слово, что вы постараетесь решить эту проблему, и мне больше ничего не нужно.
— Илья, так нельзя, — возразил Липатов. — Ну отмажу я его от Комитета. Но ты же сам понимаешь, подобные решения не просто так принимаются. Его же не на фронт посылают. Молодой мужик, поработает на заводе, что ему сделается? Страна из-за международных ультиматумов в критическом положении, а рабочих рук нет. Его ты предлагаешь оставить, а других взять? Мало того, что этим Комитет и власть дискредитируются в тяжелой ситуации, но это и несправедливо.
— А наплевать, — эмоционально ответил Илья. — Я всю жизнь слышу: стране нужно то, стране нужно это! Вот и сейчас, стране нужно, чтобы я летел, куда Макар телят не гонял. Да не просто летел, а проявляя высокую гражданскую сознательность. А меня кто-нибудь спросил, что мне нужно? Не помню такого… Так что извините, Максим Петрович, но мне нет дела до государственных соображений и высшей справедливости. Я хочу, чтобы моя просьба была выполнена, и точка. Отец Ани должен остаться работать в библиотеке с высоким коэффициентом полезности. И не надо со мной в сознательность и патриотизм играть, я их уже на деле доказал.
— Ладно, жди звонка, — после паузы сухо сказал Липатов. — Выросло поколение торгашей на нашу голову. Ничего святого, даже лучшие из вас с родиной уже готовы торговаться. Правильно вас президент прижал, с таким материалом империи не построишь. — В голосе подполковника явственно слышались нотки неподдельной горечи. — Куда Россия катится… — на том конце трубки раздался сигнал отбоя.
Подполковник перезвонил через три часа, когда Илья с Аней не спеша прогуливались по улице, ожидая новостей. Девушка нервничала, крепко держала Илью за руку и не отпускала от себя ни на шаг.
— Все, пусть твоя Аня с тещей не волнуются. Всей их семье в индивидуальном порядке утвердили новые высокие коэффициенты на старом месте работы. Электронное уведомление придет им сейчас по почте, а к вечеру с курьером будут бумаги. Думай теперь, студент, как перед своей госпожой будешь за связь на стороне оправдываться. Ты меня в такое втравил, что я ей при встрече все обязательно расскажу, будь уверен. Бывай, до завтра, — сказал Липатов и сразу же отключился.
Аня не осталась с Ильей на ночь в гостинице — она стремилась домой, спеша поделиться радостью, что все семейные проблемы решены. Илья ее понимал и не настаивал, хотя от встречного предложения переночевать у нее дома решительно отказался. Распрощались по-быстрому. У подъезда своего дома Аня прошептала: «Буду ждать», поцеловала парня в губы и скрылась внутри. Илья проводил ее долгим взглядом и медленно пошел к гостинице. В номере он заказал большую бутылку колы, достал загодя купленную фляжку с коньяком и залез в медиасеть. Выспаться он еще успеет — на борту звездолета распорядок соблюдается строго. На улице гулять холодно, а на душе было почему-то гадко, хотя никакой вины за собой Илья не чувствовал. Так он и сидел до глубокой ночи, потягивая коньяк, бездумно шаря по сайтам и смотря в окно на ночной Архангельск.
Ждать осталась недолго — послезавтра старт. А сейчас, пожалуй, пора спать.
Глава 6Заправлены в планшеты космические карты…
Взлетали в непогоду, в метель. Правда, очень уж сильного ветра не было, но снег падал густо, так что за окнами автобуса, доставлявшего офицеров к стартовому столу номер девять, почти ничего не было видно. Всего четырнадцать человек — одиннадцать парней из бывшего первого взвода, нахохлившийся Липатов, странно похожий в своей не по размеру маленькой пилотке на худого полинялого суслика, и двое здоровых краснорожих мужиков с военной выправкой, но без знаков различия, одетых в кожаные комбинезоны техников; видимо, они отправлялись на орбиту к «Варягу» этим же кораблем. Все молчали, думая каждый о своем, только один из техников что-то возмущенно рассказывал своему соседу таким громким шепотом, что было слышно во всем автобусе.
— И ты представляешь, Михалыч, эта, значит, врачиха на медкомиссии мне и говорит: «У вас алкоголя в крови две сотых промилле и давление сто шестьдесят на сто десять. Вы, Анатолий Сергеевич, вчера пили, что ли? Я должна вас со старта снять, с такими показаниями нельзя». Вот коза, да? — разобрал Илья, ненадолго прислушавшись к его монологу. — А я ей отвечаю: «Уважаемая Антонина Степановна, что вы, я вообще непьющий. Кваса с утра только глотнул. А давление у меня всегда повышенное, организм такой, с детства ниже ста сорока никогда не было. К тому же я перед вами сейчас чуть-чуть нервничаю, потому что всегда перед умными и красивыми женщинами робел, от этого и давление подскочило. Не снимайте меня, я здоров как бык». Ну и прочую пургу несу в таком же духе… Еле-еле эту козу уболтал, допустила к старту.
Его сосед слушал собеседника с видимой неохотой, слегка брезгливо поджимая губы. Потом сказал наконец вполголоса с еле заметной презрительной ноткой:
— Завязывал бы ты уже с бухлом, Сергеич.
— А я что, я, считай, завязал. Мне вчера принять надо было, чтобы заснуть. Знал бы ты, Михалыч, как я этой ракеты боюсь. На орбите нормально, а вот взлетать… Боюсь я. Ее ж трясет, так что сердце из груди выпрыгивает, каждый раз думаю, что сейчас мне конец придет.
— Все боятся, — рассудительно отозвался Михалыч. — А пить нельзя. У тебя же, Сергеич, руки золотые, ты же тестировщик от Бога, потому и терпят пока… Хочешь профессию на водку променять? Это у нас быстро бывает. Один раз тебе прокатило, второй раз точно снимут. И со старта и с работы. А времена нынче сам знаешь какие — за нашу работу держаться надо, а то Комитет новую в два счета найдет, пикнуть не успеешь. Говорю тебе — завязывай.
— Вот и ты меня не понимаешь, — обиделся мужик и замолчал, отвернувшись к окну.
— Да чего тебя понимать-то? — пожал плечами его собеседник. — Чай, не бином Ньютона. А завязывать надо, Сергеич.
Однако его собеседник не ответил, с преувеличенным вниманием глядя на пляску снежинок за оконным стеклом.
«Мне, наверное, тоже, как тому Сергеичу, пора завязывать, — невольно подумал про себя Илья. — Позавчера пил, вчера пил, сегодня…» В голове мягким, обволакивающим, волшебно искристым туманом давали о себе знать выпитые тайком на троих с Борей и Кимом сразу перед посадкой в автобус триста граммов виски. Памятуя о первом опыте полета на орбиту, парни, чтобы не укачало при старте, буквально за пять минут в туалете «раздавили» припасенные корейцем две пол-литровые пластиковые бутыли, и вот сейчас они наконец «постучались» в голову. В отличие от военных основного экипажа звездолета и рабочих орбитальных верфей, которые перед стартом проходили медкомиссию, офицерами и Липатовым практически не интересовались, держа их чуть ли не за неодушевленный груз. Для гражданского ведомства, контролирующего орбитальные работы по подготовке к старту, они были чужими, для космонавтов из экипажа «Варяга» тоже. Десантники основной боевой группы «Варяга» то ли уже были на борту, то ли прибудут позже — Липатов не объяснил. Он вообще сегодня был невесел и неразговорчив и, похоже, махнул на своих подопечных рукой. Ничего хорошего такое поведение командира не предвещало, но думать об этом Илье не хотелось — и так достаточно проблем.