Дипломатическая быль. Записки посла во Франции — страница 63 из 66

ие часы его больше всего заботит одно: что же в самом деле могло случиться с Горбачевым. Ф. Миттеран пытался связаться с ним по телефону в его резиденции в Форосе, но получить связь с Крымом из Парижа — это нечто невероятное. В промежутках между рабочей встречей с премьер-министром Эдит Крессон и несколькими телефонными разговорами с историком Жаном Элленштейном и академиком Элен Каррер д’Анкос (Элен Каррер д’Анкос звонила ему несколько раз из Биаррица, советуя поддержать Ельцина) Франсуа Миттеран переговорил по телефону в ‘обеденное время с Джорджем Бушем, Гельмутом Колем, Джоном Мейджером и с полдюжиной европейских руководителей. Он тщательно проанализировал ситуацию. Наедине с собой, как всегда в моменты кризиса. Глава государства уже давно убежден, что армия представляет единственную альтернативу в Советском Союзе. Об этом он часто говорил в доверительных беседах. На него произвели огромное впечатление признания, которые как-то сделал ему Горбачев и, которые потом обошли Париж: «В тот день, когда будет объявлено о германском объединении, вы прочтете сообщение длиной в пару строк, что мое кресло занято кем-нибудь из маршалов». Присутствие в тени Геннадия Янаева маршала Дмитрия Язова утверждает президента в этом отправном пункте его анализа.

В 16.30 Ф. Миттеран закрылся в своем кабинете со своим другом Роланом Дюма для длительного разговора с глазу на глаз. Они располагают, среди прочей информации, двумя конфиденциальными записками (одна из них от второго лица Генеральной дирекции внешней безопасности (DGSE) Жана Клода Куссерана, другая — от советника-посланника посольства Франции в Москве Мишеля Пессика). Из записок явствует, что путч, по крайней мере с технической точки зрения, удался. Миттеран и Дюма — люди хладнокровные. Прагматики. Если оставить в стороне все эмоции, то в чем состоит интерес Франции? Сохранить контакт во что бы то ни стало с непредсказуемым и сверхвооруженным Советским Союзом. Не порывать с новым режимом. Показать, что отношения не прерываются. Ф. Миттеран часто задавался вопросом, в том числе в ставшей знаменитой речи, произнесенной в 1982 г., можно ли было бы «покончить с Ялтой» иначе, чем войной. Быть может, наконец, наступил момент, когда можно будет опровергнуть это зловещее предчувствие.

В 18.45 Елисейский дворец распространяет заявление главы государства, составленное Юбером Ведрином и Софи-Каролин де Маржери, в котором Миттеран ставит вопрос о гарантиях жизни и свободы Горбачева и шлет предупреждение «новым руководителям Москвы», о которых, как говорится в заявлении, будут «судить по их действиям». Ведрин спрашивает: «Не лучше ли было бы использовать этот текст для телевизионной передачи?» Миттеран отвечает: «Нет, дело срочное»»[14].

Нужно ли удивляться после всего этого (когда все решения на высшем государственном уровне не только приняты, но и преданы гласности), что, встречая нас через каких-то полчаса после выпуска заявления, его авторы (а нас встречали именно они — Юбер Ведрин и Софи-Каролин де Маржери) ограничились лишь тем, что взяли бумагу и добавили, что как-нибудь потом надо будет поговорить.

В восемь часов вечера Ф. Миттеран встретился перед телекамерами с четырьмя журналистами. Он повторяет все основные тезисы своей позиции, в том числе главный из них: «Государственный переворот свершился». «Журналист телеканала-1 Доменик Бромберже — пишет Бернар Леконт в уже цитированном исследовании, — задавший банальный вопрос относительно осуждения переворота, потрясен: в то время, когда Джордж Буш и Джон Мейджер уже осудили «переворот» без всяких оговорок как антиконституционный, журналисту потребовалось настойчиво повторить свой вопрос:

— Так вы осуждаете государственный переворот?

— Разумеется! Как вы можете задавать такой вопрос?

Однако тональность выдавала. К концу интервью глава государства поясняет, что речь идет пока не об «акте холодной войны», а о «внутриполитической операции» и бросает тень сомнения в отношении «искренности нового руководства СССР»».

Наутро Ф. Миттеран попал под жесточайшую атаку со стороны оппозиции и средств массовой информации Франции.

Проанализировав обстановку, я послал 20 августа в Москву развернутое сообщение. Поскольку оно может представлять интерес не только с точки зрения описания событий, но и как показатель настроений руководства посольства, привожу основное его содержание:

За истекшие сутки подход Франции к событиям в СССР заметно изменился. Эго вписывается в общую эволюцию позиции Запада, которая, в частности, нашла отражение в решениях чрезвычайной сессии Совета министров Европейских Сообществ в Гааге.

В распространенном сегодня утром новом заявлении Ф. Миттеран отметил, что его попытки связаться по телефону с М. С. Горбачевым, не дали результатов. В этой связи он подчеркнул «необходимость возвращения к демократической практике в СССР в соответствии с принятыми им международными обязательствами». Ф. Миттеран также выступил за то, чтобы ускорить проведение встречи глав государств и правительств «двенадцати» для обсуждения положения в СССР и согласования совместных действий. Ожидается, что эта встреча состоится в пятницу 23 августа Одновременно стало известно о выдвинутом Францией требовании относительно проведения в самые кратчайшие сроки встречи между М. С. Горбачевым и премьер-министром Нидерландов, председательствующим в ЕС, с целью определить, каково на самом деле состояние здоровья М. С. Горбачева.

В публичном заявлении в Гааге на встрече министров иностранных дел ЕС Р. Дюма в жестком тоне осудил смещение М. С. Горбачева с поста президента СССР и потребовал его возвращения к власти.

Со стороны официальных кругов настойчиво проводится тезис о том, что соблюдение принципов демократии и прав человека отвечает международным обязательствам, которые СССР принял на себя в соответствии с Парижской Хартией, и что в случае их нарушения всякая помощь СССР со стороны Запада должна быть прекращена.

Активно продвигается тезис о том, что свержение М. С. Горбачева вносит элемент непредсказуемости в советскую внешнюю политику и чревато обострением международной обстановки и даже возвратом к «холодной войне». В этом духе высказался, в частности, министр обороны П. Жокс. Он заявил, что дальнейший вывод французских войск из Западной Германии будет связан с условиями вывода советских войск из Восточной Европы. В парламентских кругах, прежде всего со стороны правой оппозиции, раздаются голоса в пользу пересмотра планов по сокращению расходов на оборону.

С заявлениями, осуждающими «государственный переворот в СССР», выступили представители всего спектра политических сил Франции, включая руководство и различные фракции ФКП. В весьма жестких тонах выдержано заявление правящей соцпартии, с которым выступил ее первый секретарь П. Моруа. Осудив свершившееся, он высказался за немедленное освобождение М. С. Горбачева и возвращение его на пост главы советского государства. Он призвал к поддержке всех санкций, которые приняты в ЕС в отношении нового советского руководства. На состоявшихся с участием В. Ф. Петровского консультациях французская сторона, подчеркнув свою заинтересованность в проведении Московского совещания по человеческому измерению СБСЕ, вместе с тем поставила возможность его организации в зависимость от нормализации обстановки в СССР и отмены чрезвычайного положения. В связи с появлением утверждений о возможном применении силы против руководства РСФСР близкий к Ф. Миттерану председатель комиссии по иностранным делам Национального Собрания Возе ль заявил о необходимости сделать все возможное, чтобы предотвратить такой разворот событий, который, по его словам, имел бы «непоправимые» последствия для отношений Запада с СССР. В целом обстановка здесь характеризуется переходом от позиции выжидания к оказанию активного воздействия на ход событий в СССР как в двухстороннем плане, так и в рамках коллективных усилий по линии Европейских Сообществ.

На этом сообщение заканчивалось.

Я уже упоминал имя заместителя министра иностранных дел В. Ф. Петровского. Он прилетел в Париж вечером 19 августа для переговоров по проведению Московского совещания по человеческому измерению СБСЕ. Понятно, сколь велик был наш интерес к такому визитеру, однако он сохранил олимпийское спокойствие и примерную отрешенность. «Ничего не видел, ничего не знаю». Я показал ему все, что шло из Москвы по линии МИД. Опять-таки полная нейтральность. 20 августа я поехал вместе с ним на переговоры в МИД Франции. В кабинете директора европейского департамента Ж. Бло тянулся вязкий разговор насчет нескончаемых технических проблем, связанных с проведением Совещания в Москве. Разговор почти в мурлыкающем тоне, который как бы обволакивал все, что происходит в кабинете, ограждая, изолируя его от внешнего мира.

— Так состоится Совещание? — задает прямой вопрос кто-то из французов.

В. Петровский:

— Нашим подготовительным комитетом руководит Г. Янаев, — говорит он. — А теперь он… — и В. Петровский поднимает глаза выше голов сидящих за столом.

Но о каком же Совещании вы говорите, заявляют французы, когда на улицах Москвы танки. Разве может оно состояться без нормализации обстановки в Советском Союзе и отмены чрезвычайного положения?

В начале второй половины дня я говорю В. Петровскому, что, по сообщениям радио, в Париж прилетел А. Козырев, тогда министр иностранных дел Российской Федерации. Никаких сообщений о его прилете в посольстве не было. Добавляю, что посольство старается найти его. Молчание со стороны В. Петровского, хотя известно, что они люди близкие. Вечером В. Петровский улетает, но не в Москву, а в Женеву продолжать свое международное турне.

А. Козырев действительно в Париже. Вечером радио сообщает об этом каждые полчаса. Советник-посланник усиленно разыскивает его, но повсюду, куда он звонит, ему говорят, что А. Козырев либо был и уехал без указания куда, либо ссылаются на то, что ничего неизвестно. Как выясняется позднее, А. Козырев собирается не в Париж, а в США, но в связи с какой-то неувязкой залетел по пути туда в Париж. «Для французских дипломатов, придавленных заявлениями, сделанными Ф. Миттераном по телевидению накануне, это была нежданная находка, — пишет Бернар Леконт в уже упоминавшейся книге. — Как только А. Козырев выходит из кабинета Юбера Ведрина, он попадает в руки европейского департамента Кэ д’Орсе — Жака Бло, Филиппа де Сюрмена, Рене Рудо…»