Членами посольства являлись варяги — постоянные участники и смелых набегов, и пограничных переговоров, и дружинной службы при восточнославянских князьях, а также при константинопольском дворе.
Служебную функцию "свеонов" в составе русского посольства отметил еще К. Н. Бестужев-Рюмин. М. В. Левченко полагал, что "шведов русский князь послал потому, что они состояли при нем дружинниками и были известны как люди опытные в дипломатических переговорах". И. П. Шаскольский и В. Т. Пашуто также писали о них как о "норманнах", служивших Руси. А. В. Рязановский отметил, что в русской истории варяги неоднократно выступали в составе посольств "от рода русского", и в частности в период переговоров послов Олега и Византии в 907 г., а также русского посольства в Константинополь в 911 г. Послы 839 г. были русскими, так как представляли древнерусское государство, киевского кагана-князя, хотя по национальной принадлежности являлись "шведами". Г. Ловмяньский высказал мысль о том, что на различных этапах истории древней Руси варяги выполняли разные функции. До третьей четверти IX в. они выступали прежде всего как купцы "ввиду присущей им ловкости в торговых делах, знания чужих стран, которое облегчало им также функции дипломатические". Русь использовала в своих целях их навыки в военном деле, мореплавании. А с последней четверти X в. торгово-дипломатическая роль варягов падает, зато возрастают их функции "военно-наемные". Б. Дельмэр также полагал, что "свеоны" были скандинавами на службе у русского князя{79}.
По-видимому, сам факт представительства варягов в русском посольстве указывает на устойчивую дипломатическую традицию, существовавшую, возможно, до конца X в., когда Русь в Византии — а может быть, и в других странах — пользовалась их услугами при ведении дипломатических переговоров. Привлечение варягов на службу в Киеве было вызвано потребностями внутреннего развития страны, складыванием древнерусского государства, совершенствованием его внешнеполитических функций. Этим же потребностям служило так называемое призвание князя{80}.
Закономерен вопрос о целях русского посольства, прибывшего в Константинополь. Ряд историков считают, что оно добивалось заключения союзного договора{81}. Высказывались и более осторожные оценки: о "сношениях" Руси и Византии писал Д. И. Багалей, о начале установления "регулярных отношений" с империей говорит Г. Г. Литаврин, в установлении "мирных связей между Русью и Византией" видит цель посольства В, Т. Пашуто{82}.
В связи с этими разными оценками следует обратить внимание еще на один аспект истории посольства, не отмеченный исследователями. Из сообщения Пруденция следует, что франки заподозрили послов в шпионаже. История древнего мира и средних веков знает немало примеров выполнения посольскими и торговыми миссиями разведывательных функций{83}. Очевидна ординарность самого обвинения. Посольство, появившееся в Ингельгейме под сомнительным предлогом невозможности возвратиться на родину из-за "бесчеловечных и диких племен", перекрывших все пути, неясная национальная принадлежность русских посланцев не могли не вызвать подозрения у франков.
На наш взгляд, историки слишком серьезно воспринимают версию Феофила о том, что послы были лишены возможности вернуться восвояси традиционным путем. К. Эриксон даже высказал предположение, что послами были русские христиане, которые опасались нападения со стороны своих соплеменников — язычников{84}. Думается, что франки реально оценили затруднения послов и верно определили функции попавшего к ним русского посольства.
У Пруденция сказано, что русский хакан отправил послов к Феофилу "ради дружбы" (amicitiae causa). Согласно международным понятиям того времени, эта формулировка не подразумевала конкретного политического союза, военного соглашения или установления устойчивых отношений "мира и любви". Кстати, именно о такого рода отношениях можно говорить в связи с посольством в Ингельгейм епископа Феодосия Халкидонского и спафария Феофана. Посольство руссов, по нашему мнению, выполняло более ограниченную задачу — войти в дружеские, мирные отношения с Византийской империей, что, возможно, было связано с недавним нападением руссов на малоазиатские владения Византии и город Амастриду.
Такое посольство могло выполнять и наблюдательные функции. По-видимому, пребывание русского посольства в землях франков (вынужденное или целенаправленное) также проходило под знаком установления Русью отношений "дружбы" с франкским двором. Не исключено, что целью посольства являлся сбор определенной информации для правильной политической ориентации Руси, искавшей внешнеполитических контактов.
В Византии посольство встретили доброжелательно, так как установление дружественных отношений с Русью соответствовало целям империи. Отсюда и помощь в осуществлении дальнейших задач русской миссии — установлении контактов с франками. Появление русского посольства в Константинополе можно рассматривать и как начало конца той полосы изоляции, в которой оказались восточнославянские племена после нападения аваров, а позднее в связи с зависимостью от хазар. Посылка в Византию первого русского посольства и его появление в землях франков знаменует собой новый этап в становлении древнерусской государственности.
Глава вторая. Поход на Константинополь в 860 г. и "дипломатическое признание" древней Руси
'Дипломатическое признание' древней Руси
1. Нападение Руси на Константинополь и заключение перемирия
В 860 г. в Восточной Европе произошло событие, взбудоражившее современников от Константинополя до Рима и оставившее заметный след в византийских хрониках, церковных источниках, правительственной переписке. Позднее оно отразилось и в "Повести временных лет".
Ранним утром 18 июня 860 г. Константинополь неожиданно подвергся яростной атаке русского войска. Руссы подошли со стороны моря, высадились у самых стен византийской столицы и осадили город.
Не раз и не два до этого на протяжении VIII–IX вв. руссы наносили удары по владениям империи. Но их нападения на византийские владения, переговоры в Крыму и в Пафлагонии, посольство 838 — 839 гг. не привели к решению принципиальных вопросов взаимоотношений между двумя государствами. Мощная Византийская империя, являвшаяся для причерноморского и восточноевропейского "варварского" мира своего рода государственным образцом, законодательницей "политических мод", не признавала складывающееся древнерусское государство, которое только-только выходило из своего племенного бытия на государственную дорогу и поступь которого была еще слабо слышна большому европейскому миру. Факт нападения русского войска на Константинополь в 860 г. значительно изменил характер взаимоотношений между Византией и Русью.
Прежде всего обращает на себя внимание тот резонанс, который имело это нападение. Еще в XI в. автор "Повести временных лет" отметил этот факт как явление экстраординарное в русской истории. Под 852 г. читаем: "Наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля. О семь бо уведахомъ, яко при семь цари приходиша Русь на Царьгородъ, яко же пишется в летописаньи гречьстемь. Тем же отселе почнем и числа положимъ…" Не вдаваясь в существо спора о том, верно или неверно отразил русский летописец дату начала царствования византийского императора Михаила III{85}, обратим внимание на то, что именно в период его царствования в греческом летописании, оповестившем мир о нападении Руси на Царьград, русская земля стала называться русской землей.
Это необычное отношение летописца к факту нападения Руси на Константинополь давно заметили отечественные историки. Об этом писали М. В. Ломоносов, И. Н. Болтин, Д. И. Иловайский, С. А. Гедеонов, М. Д. Приселков, Ф. И. Успенский{86}.
Советские ученые М. Н. Тихомиров, Б. А. Рыбаков, М. В. Левченко, В. Т. Пашуто, анализируя данные византийских хроник, церковных источников, "Повести временных лет", подчеркнули, что поход отразил более высокую степень объединительных тенденций среди славянских племен, иную, чем прежде, степень их социально-экономического и политического развития, результатом чего и явился выход древнерусского государства на европейскую арену. М. Н. Тихомиров именно с походом 860 г. связал "начало русской земли". Б. А. Рыбаков также считает, что летопись признала 860 г. "началом русской земли" потому, что это был год "победоносного вторжения огромной русской эскадры в Константинопольский залив… Михаил был тем могущественным противником, с которым вступила в бой Киевская Русь… Теперь история Руси тесно сплелась с историей Византии, Болгарии". М. В. Левченко отмечал, что поход 860 г. показал возросшую силу славянских племен, осуществивших частичное объединение, и заставил Византию считаться с Русью как с самостоятельной политической силой. В. Т. Пашуто подчеркивает, что Русь показала себя более объединенной и крепнущей, что поход вызвал усиление дипломатической активности Византии в Хазарии. В западной историографии поход 860 г. как поворотный пункт в русско-византийских отношениях рассматривался А. Власто{87}.
Таким образом, как отечественные, так и некоторые зарубежные историки, несмотря на различные методологические принципы подхода к изучению политической истории древней Руси, отметили конкретно-исторический факт нападения русских войск на Константинополь в качестве важного события не только русской, но и европейской истории.
Но что же так поразило византийцев? Почему донесли о