{247}. Обращает на себя внимание та настойчивость, с которой народное предание повторяет факт прихода угров к Киевским горам. В летописи частично отразилась и причина такого упорства: угры стали под Киевом вежами, как это делали позднее половцы. А это значит, что над русской столицей нависла смертельная опасность — враг грозил штурмом. Иных следов событий, разыгравшихся под Киевскими горами, летописи не сохранили. Уже одно это указывает на определенный информационный провал в истории взаимоотношений угров и древней Руси тех лет, имеющийся в летописях. Возможно, сам ход событий был таков, что его отражение в древнейших летописных сводах было политически невыгодно великокняжеской власти.
Поход Олега на Константинополь
Поход руссов в ладьях 'на колесах'
Морской поход русского войска
Бой руссов с византийцами
Подношение дани киевскому князю племенами
Возвращение Олега в Киев
Олег и его 'старый' конюх
Гибель Олега от укуса змеи
В какой-то мере восполняет этот пробел известие венгерского анонимного хрониста XII–XIII вв. об угро-русской войне на исходе IX в., восходящее к протографу XI в. Хронист рассказывает, как, двигаясь на запад, кочевья угров дошли до киевских земель и "захотели подчинить себе королевство Русов". Киевский князь решил дать уграм бой и выступил им навстречу, но был разгромлен войсками венгерского вождя Альмоша. Воины Альмоша преследовали руссов вплоть до стен Киева, где те и заперлись. Далее хронист сообщает, что угры "подчинили себе землю Русов", хотя из самого текста изложения видно, что речь идет не о подчинении, т. е. не о долговременном владении завоеванными землями, а о типичных действиях пришельцев-завоевателей в чужой стране, напоминавших аналогичные действия русских войск в Византии, Закавказье. Угры "забрали" "имения" руссов, иными словами, разграбили близлежащие местности, а затем пошли на приступ киевских стен. Руссы запросили мира, и их посольство появилось в лагере Альмоша. Угры потребовали заложников, уплаты ежегодной дани в 10 тыс. марок и предоставления им продовольствия, одежды и других необходимых вещей. Руссы согласились на эти требования, но в свою очередь предложили, чтобы угры покинули русские земли. Хронист пишет, что Альмош посоветовался со своими вельможами и угры "исполнили просьбу князей Русов и заключили с ними мир"{248}. Таким образом, после неудачно проведенной войны руссы заключили с уграми стереотипный "мир", в основе которого лежала взаимная договоренность по ряду пунктов, и в первую очередь об уплате руссами уграм ежегодной дани. Дальнейшие следы этого "мира" и русско-венгерских отношений в конце IX — начале X в. не сохранились.
Выплачивая за мир дань уграм, за мир и союзную помощь — ежегодную дань варягам, Русь, согласно договору с Византией 60-х годов IX в., вероятно, взимала дань с империи, состояла с ней в мирном согласии и, возможно, в союзе.
Какое же место в свете этих дипломатических соглашений занимал в раннесредневековой истории Восточной Европы русско-византийский договор 907 г.?
К началу X в. взаимоотношения Киевской Руси с Византией представляли собой урегулированное состояние "мира и любви", установившееся после нападения руссов на Константинополь в 860 г. и заключения первого межгосударственного русско-византийского договора 60-х годов IX в. Этот договор являлся общеполитическим соглашением, которое прекращало состояние войны между двумя государствами, декларировало между ними "мир и любовь", что во многих других аналогичных случаях имело в виду уплату Византией ежегодной дани недавнему противнику, регулярный допуск в империю посольств и купечества, т. е. предоставление обычных привилегий руссам.
Не отрицая торговых противоречий в качестве одной из возможных причин военного конфликта между Византией и Русью в начале X в., все же следует сказать, что, видимо, не они предопределили новое нападение Руси на Константинополь. Скорее всего, причина заключалась в отказе Византии соблюдать наиболее обременительное для нее условие договора 60-х годов IX в. — платить дань. Рухнула сама основа политического договора о "мире и дружбе", и поход Олега мог явиться санкцией в ответ на нарушение греками этого кардинального условия прежнего договора. У нас нет сведений о нарушении греками своих обязательств в отношении уплаты дани Киеву. Но если допустить, что такие обязательства существовали, то греки вполне могли их нарушить, воспользовавшись междоусобицей на Руси, падением старой княжеской династии в Киеве, появлением на киевском престоле нового правителя, затяжными войнами Олега с окрестными племенами и хазарами. И не случайно вопрос о дани как основе общеполитического договора возник с первых же шагов византино-русских переговоров под стенами Константинополя в 907 г. по образу и подобию других византино-иностранных соглашений.
Готовясь к походу против Византии, Олег не только собирал под свою руку все наличные силы восточнославянских племен, подчиненных Киеву, но и привлек тех из них, которые еще не вошли в состав Киевского государства. В первую очередь здесь следует сказать о тиверцах. О них говорится в той части летописи, где речь идет о составе Олегова войска: "…поя же множество варяг, и словенъ, и чюдь, и словене, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверци, яже суть толковины: си вси звахуться от грекъ Великая скуфь"{249}. Почти все названные в этом списке племена не раз до этого встречались на страницах летописи, В частности, они упоминаются в той ее части, где говорится о подчинении Олегом окрестных славянских племен{250}. Что касается теверцев, то о них ранее было сказано следующее: "…а съ уличи и тиверци имяше рать"{251}. Это означало, что, подчинив древлян, северян, радимичей, Олег лишь начинал завоевание других славянских племен. Любопытно, что именно тиверцы, с кем вел войну Олег ранее, выделены в этом списке особой характеристикой — названы "толковинами".
Эта характеристика вызвала в историографии оживленные споры, в ходе которых выявились в основном три точки зрения. Г. М. Барац и французский историк Ж. Леписье полагали, что в данном случае имеет место ошибка переписчика. Так, французский автор считал, что здесь должно было стоять слово "толкованы" и смысл всей фразы в связи с этим должен был заключаться в том, что тиверцев надо было толковать как ту же "скуфь"{252}.
М. Н. Тихомиров и Д. С. Лихачев вслед за А. А. Потебней, А. И. Соболевским, А. А. Шахматовым предположили, что "толковины" — это переводчики, толмачи и это слово относится не только к тиверцам, но и к уличам, племенам южным, владения которых граничили с владениями балканских славян и Византии{253}.
Но существует и третья точка зрения. Еще в 1936 г. Д. Расовский высказал мысль, что слово "толковины" происходит от старославянского "толока" (помощь) и означает "помощники", "подручники". Ссылаясь при этом на такое же понимание этого слова П. П. Вяземским, И. И. Срезневским, М. С. Грушевским, он заметил, что было бы странным, если бы целое племя вдруг характеризовалось в качестве переводчиков{254}. По нашему мнению, такое возражение вряд ли состоятельно.
Русский летописец вполне мог дать подобную характеристику тиверцам по наиболее распространенному роду их занятий в византийском и болгарском приграничье. Однако, обратившись к "Слову о полку Игореве", Д. Расовский справедливо, на наш взгляд, заметил, что там слово "толковины" связано с определением "поганые" — "поганые толковины", т. е. в данном случае речь может идти о союзниках-кочевниках, которые помогали Руси в борьбе с врагами. К этому следует добавить, что такими же "толковинами" могли быть печенеги — союзники Игоря, а позднее и Святослава{255}.
Вместе с тем ни Д. Расовский, ни позднее высказавший ту же мысль Б. Д. Греков не обратили внимания на то, что в составе Олегова войска шли, скажем, вятичи, которые в начале X в. еще не входили в состав Киевского государства. Во всяком случае, согласно летописи, они были подчинены Киеву, кажется, лишь Святославом. Однако этих очевидных союзников летописец не называет "толковинами". Вполне вероятно, что сведения о вятичах могли быть позднейшей вставкой. И все же понимание тиверцев как союзников, помощников, "толковинов" представляется нам верным, но объяснять значение слова следует в аспекте не столько филологическом (в этом случае толкования могут быть весьма различными и каждое из них трудно доказуемо), сколько чисто историческом. Несомненно, что упоминание племен, шедших с Олегом на Константинополь, было связано с их местом в системе древнерусского государства, как оно было отражено в летописи. Так, и древляне, и радимичи, и северяне были к тому времени подчинены Киеву; варяги были замирены и стали союзниками Киева; словене входили вместе с Новгородом в состав возникшего государства; о кривичах, вятичах, хорватах, дулебах иных сведений от этого времени нет, а о тиверцах есть: с ними Олег воевал. Следовательно, из всех упоминавшихся в данном смысле племен лишь тиверцы отличались тем, что незадолго перед походом на Византию Олег вел с ними, как и с уличами (не упомянутыми в списке), войну. И появление в составе Олеговой рати тиверцев — недавних противников, так и не подчинившихся Киевскому государству, видимо, потребовало дополнительной характеристики летописца. Он назвал их союзниками, помощниками, потому что еще вчера они были противниками Олега. А это означает, что, готовясь к походу против Византии, русский князь стремился обеспечить союзную помощь со стороны сильного южнорусского племени.