Дипломатия древней Руси: IX - первая половина X в. — страница 33 из 84

В договоре 911 г. нашла отражение и другая кардинальная идея договора 907 г. — о регламентации поведения руссов в Византии. В договоре 907 г. говорится о том, что руссы не должны творить "пакости в селех". Договор 911 г, эту идею развивает и конкретизирует в разделе "Аже ся ключит проказа, урядимъ ся сице", т. е. если случится какое-либо злодеяние, то стороны договорятся по этому поводу следующим образом, а далее идет серия конкретных статей относительно возможных "проказ". В договоре 907 г. эта идея носит общеполитический характер, а в договоре 911 г. она получает конкретное развитие, хотя исходная точка и в том и в другом случае одинакова. Слова договора 911 г.: "Да егда ходим в Грекы или с куплею, или въ солбу ко цареви вашему" — ясно указывают на то, что и сюжет о посольских и торговых обменах знаком авторам договора 911 г. Однако они говорят и о том, что в договоре 911 г. ранее не было речи ни о посольских, ни о торговых миссиях. Данная статья договора 911 г. как бы заново раскрывает сюжет, который столь подробно изложен в договоре 907 г. Наконец, обе статьи о полоняниках договора 911 г. являются определенным дополнением к рассказу о событиях 907 г., когда вопрос о пленных, которые были лишь объектом действия воюющих сторон, и прежде всего, конечно, напавшей Руси, не попал еще в сферу правового межгосударственного регулирования.

Не исключено, что в испорченном тексте договора 911 г., открывающемся разделом "О взимающих куплю Руси", могли быть представлены какие-то конкретные статьи, касающиеся порядка русской торговли в Византии. Однако не представляется возможным считать, как это сделали А. А. Шахматов и ряд других поддержавших его в этом вопросе ученых, что текст следует читать по-иному: "О взимающих месячину и творящих куплю Руси" — и что именно в этом месте должен был находиться текст, идущий в договоре 907 г. от греческой стороны{343}. Во-первых, следует обратить внимание на некоторую терминологическую неточность реконструкции А. А. Шахматова: руссы не взимали в Византии месячину — им ее предоставляли. Во-вторых, — и это, на наш взгляд, главное — суть договора 907 г., в том числе и данной статьи, не столько торговая, сколько политическая. Да и указания "Троицкой летописи" и позднейшие цитирования данной статьи в договоре 944 г. свидетельствуют о том, что речь идет как о купцах, так и о послах, т. е. об общеполитическом характере этой статьи. Упоминание о послах под рубрикой "О взимающих куплю Руси" представляется маловероятным. Данная статья договора 907 г. по существу лишь одна из сторон общеполитического соглашения древней Руси с Византией, и ее присутствие среди конкретных статей договора 911 г. представляется неправомерным.

Об общности двух договоров говорит и заключительная часть договора 911 г. Здесь трижды проводится узловая идея "мира и любви", лежавшая в основе договоров как 907 г., так и 911 г. Об этом свидетельствуют и слова об утверждении "бывшего мира", и клятва не преступить "уставленых главъ мира и любви" и утвердить "бывающаго мира". Конечно, можно предположить, что во всех этих случаях договор 911 г. лишь содержал те прокламации "мира и любви", которые в дальнейшем летописец вынес "за скобки" и на основании которых создал свою версию договора 907 г. Однако версия "мира и любви" в договоре 907 г. имеет свою закономерность: она тесно связана с решением других общегосударственных вопросов — с обязанностью Византии выплачивать дань руссам, с вопросом о посольских и купеческих обменах. В договоре же 911 г. эта идея связана с конкретными статьями. Поэтому не ясно, какой текст мог быть изъят из договора 911 г., поскольку все его части тесно связаны друг с другом, как и части договора 907 г. А если уж говорить об искусственном воссоздании договора 907 г., то так же подробно, видимо, следует сказать и о полной переработке договора 911 г., после которой он приобрел столь законченный вид. Наконец, оба договора завершаются их утверждением и русской, и греческой сторонами.

Ученые, писавшие о переносе летописцем ряда статей из договора 911 г., подчеркивали, что ссылки соглашения 944 г. приходятся на эти вынесенные статьи. Наиболее четко эту мысль выразил А. А. Шахматов{344}. Собственно, этот факт и являлся одним из основных аргументов неисторичности договора 907 г. Но А. А. Шахматов и другие исследователи упустили из вида, что договор 944 г. не только благосклонно дарит своим вниманием договор 907 г., но и ссылается на соглашение 911 г. Это относится к статье договора 944 г. "Аще ускочить челядинъ от Руси". В договоре 911 г. в особой статье было записано, что если будет украден русский челядин, или он убежит, или будет насильно продан, а затем русские пожалуются по этому поводу, то он должен быть возвращен на Русь; потерянного челядина также следует возвращать через суд. Об этом же говорит и статья договора 944 г.: русские могут вернуть бежавшего челядина; если же он не будет обнаружен, то по заявлению русской стороны греки за него будут обязаны отдать "цену свою", "яко же уставлено есть преже, 2 паволоце за чалядинъ"{345}. Слова "яко же уставлено есть преже" непосредственно относятся к соответствующей статье договора 911 г. и к сложившейся на ее основе практике. И оказывается, что некоторые статьи составитель "Повести временных лет" вынес за рамки договора 911 г. и сотворил на их основе соглашение 907 г., а с другими это сделать "позабыл". Авторы же договора 944 г. не обратили внимания на эту "забывчивость" и сослались на статьи как одного, так и другого договора. Этот факт, думается, может говорить только об одном — о реальности договоров 907 и 911 гг. и о внимательном изучении авторами договора 944 г. предшествующих русско-византийских соглашений, о чем свидетельствуют ссылки на оба этих соглашения.

Не выдерживает критики и точка зрения, что судьбу договора 907 г. определил поход 911 г. Судьбу договора 907 г. определил в действительности поход ему предшествовавший. Договор 907 г. политически вырос из событий, разыгравшихся под стенами Константинополя. Он — детище успехов русского оружия. О походе же 911 г. в источниках вообще нет никаких сведений. Кроме того, весьма сомнительно, чтобы руссы организовали второй поход, после того как добились общеполитического соглашения, которое дало им все, на что могло претендовать в отношении Византии "варварское" государство, — мир, контрибуцию, дань, выгодный статус для посольских и торговых миссий, беспошлинную торговлю.

Не правы и те историки, которые полагали, что, поскольку есть два договора, должны быть и два похода; а если поход был один, то и договор должен быть один (А. А. Шахматов, А. Е. Пресняков, С. В. Бахрушин, С. П. Обнорский, И. Сорлен). Подсказать именно такое решение может формальный подход к проблеме, но суть как раз и заключается в том, что такое мнение опровергается всем ходом исторических событий. Разрыв в три-четыре года между полевым перемирием и окончательным миром или между двумя мирными договорами (при отсутствии военных действий), когда более позднее соглашение либо дополняло, либо подтверждало ранний договор, неоднократно встречается в истории дипломатических отношений Византии с соседними странами.

Напомним события VI в. — длительную войну Византии с Персией. В 558 г. военные действия были приостановлены, состоялось перемирие "до точнейшего рассмотрения спора", а поскольку мир был, как пишет византийский историк Менандр, "половинчатым", в Персию в 561 г. было направлено посольство магистра Петра, для того чтобы заключить полный мир и "прийти к совершенному покою". Никаких крупных военных действий между договором 558 г. и договором 562 г. не последовало. Мир 562 г. в деталях определил политические и экономические отношения между двумя государствами{346}.

В 574 г. греки направили в Персию посольство, которое заключило мир на три года. Было решено, что в течение этих лет стороны окончательно договорятся по спорным вопросам и выработают долгосрочное соглашение. Переговоры состоялись, но не дали желаемого результата. В 617 г. Византия заключила мирный договор с Аварским каганатом, но авары предложили провести позднее переговоры лично между каганом и императором Ираклием по поводу взаимоотношений двух государств. Мирные переговоры с арабами также должны были начаться по истечении 11 месяцев после заключения предварительного мира 641 г. В 762 г. аварскому кагану Байану было послано письмо из Константинополя с согласием на встречу с ним императора Константина V для переговоров о подтверждении мира, хотя состояние мира между двумя странами было установлено ранее. И позднее в отношениях с болгарами, арабами, уграми не сразу достигались необходимые дипломатические результаты, велись длительные переговоры, после одних мирных соглашений заключались другие. В VIII–IX вв. попытки заключить договоры о мире с державой франков византийские императоры предпринимали неоднократно при отсутствии каких-либо военных действий между Франкским королевством (позднее империей) и Византией{347}.

И в случае русско-византийского конфликта начала X в. события в известной мере повторились: поход был один, а договоров было два — один общеполитический, регулировавший принципиальные вопросы отношений между двумя государствами, а другой также межгосударственный, но более конкретный, основывавшийся на положениях первого соглашения.

Не можем мы согласиться и с теми, кто определял договор 907 г. как прелиминарный мир. Во-первых, ему самому предшествовала предварительная договоренность под стенами Константинополя о прекращении военных действий и отходе русской рати от города, что указывает на его вполне самостоятельный характер. Во-вторых, и это главное, содержание договора 907 г. говорит отнюдь не о прелиминарном соглашении, а о развернутом, самостоятельном, законченном политическом документе.