{366} Каштанов по этому поводу заметил: "Слова "Равно другаго свещания…" в грамотах 911 и 944 гг. выражали равносильность грамоты соответствующему хрисовулу"{367}; т. е. императорскому указу, выданному другой стороне в качестве своеобразного "удостоверения" правомерности заключенного договора.
Первым представителем иной точки зрения был В. Н. Татищев. Вот его трактовка первых слов договора 911 г.: "Противо прежде учиненного им самим (Олегом. — а. С.) со цари Львом и Александром". Затем Г. Эверс посчитал начало договора 911 г. относящимся к предварительному соглашению, на основании которого был заключен сам договор 911 г. С. М. Соловьев представлял дело довольно просто: "На основании прежнего ряда, заключенного тотчас после похода", Олег направил своих послов в Константинополь для заключения мира и "ряда". Тем самым он определенно связал начальную фразу договора 911 г. с предшествующей на этот счет договоренностью. В. В. Сокольский заметил, что в грамоте 911 г. совершенно ясно говорится о предварительных переговорах и соглашении, предшествовавших заключению договора 911 г. Д. Я. Самоквасов также считал, что в начале договора 911 г. идут высказывания послов по тем положениям, которые были согласованы на другом совещании, состоявшемся при императорах Льве и Александре. Он не согласен с версией о копии, поскольку сама глагольная форма "бывшаго" указывает на действие, происшедшее прежде. Да и пропуск имени Константина он не считал случайным — просто тот еще не был венчан на царство к моменту переговоров. Так же трактует Самоквасов и спорную формулу, имеющуюся в начале договора 971 г., - "согласно с предварительным соглашением…". Она же, по мысли и Д. М. Мейчика, доказывает лишь одно — существование договоренности и до 911 г.{368}
Развернутую защиту тезиса о понимании первых слов договора 911 г. как ссылки на состоявшуюся ранее договоренность, являвшуюся юридическим основанием для выработки договора 911 г., дал А. В. Лонгинов. Он также обратил внимание на глагольную форму "бывшаго", аналоги которой находит в договорах польского короля Болеслава II с Изяславом Ярославичем в 1070 г., византийского императора Исаака Ангела с Венецией в 1187 г. Автор приводит и факты из практики Русского централизованного государства, когда посольские обмены и заключение дипломатических соглашений определялись ранее достигнутыми на этот счет соглашениями. Лонгинов не согласен с узким пониманием Н. А. Лавровским слова "свещание" лишь как "договор" и толкует его более широко — в качестве и "переговоров", "совещания". Вовсе не связывая эту фразу с событиями 907 г., он пишет о тождестве упомянутого в начальных словах договора 911 г. совещания "с предварительным, изложенным на письме соглашением, достигнутым взаимным обсуждением державами через своих послов условий того же договора, в коем делается ссылка на совещание", т. е. договора 911 г. Это соглашение о заключении мира 911 г. состоялось при императорах Льве и Александре, которые провели, как полагает Лонгинов, переговоры через своих послов, аналогично тому как это было при заключении договоров 944 и 971 гг.{369}
В 941 г. сомнение в правомерности шахматовского анализа высказал М. А. Шангин, а при подготовке к изданию "Повести временных лет" Д. С. Лихачев и Б. А. Романов вновь отдали предпочтение версии Шахматова{370}. Правда, Лихачев склонился к мнению Срезневского, переводившего слово "другый" не как "другой", а как "дружественный". Но, приняв термин "дружественный", мы должны отказаться от понятия "список", "копия", так как дружественной копия быть не может, дружественным может быть только договор, соглашение. В то же время и Лихачев, и Романов согласились с гипотезой Лавровского и его последователей относительно перевода слова "равно" как "список", "копия", хотя все построение Шахматова основывалось на ином понимании летописцем этого текста — как говорящего о ранее заключенном соглашении.
И. Сорлен заметила, что упоминание в договоре 911 г. сначала двух императоров, а потом трех могло означать, что переговоры по поводу заключения договора 911 г. начались при Льве VI и Александре, а завершились, когда на троне было уже три соправителя{371}.
Рассматривая спорный текст, мы должны иметь в виду следующие направления исследования: во-первых, учитывая возможность перевода договора с греческого языка, выяснить соответствие русского слова "равьно" греческому оригиналу; во-вторых, определить значение самого этого русского слова; в-третьих, подойти к вопросу с точки зрения не только филологической, но и сравнительно-исторической, прочитать начальную фразу договора как 911 г., так и 944 и 971 гг. в историческом контексте.
Что касается проблем перевода, то мы не располагаем возможностями филологического анализа и отдаем себе отчет в ограниченности и гипотетичности в связи с этим своего общего вывода. Тем не менее исследование спорного вопроса по двум другим направлениям может помочь, на наш взгляд, в его относительном прояснении, тем более что и поиск греческого оригинала слова "равьно" сам по себе, без сравнительно-исторического анализа, также является весьма альтернативной и непрочной основой для решения данного вопроса.
Что касается трактовки слова "равьно", то ее дал И. И. Срезневский{372}. Он переводил это слово как "наравне", "вровень", "поровну", "ровно", "одинаково", "столько же", "тем не менее", "список", "копия", а слово "равный" — как "ровный", "одинаковый", "сходный", "подобный", "равный по значению", "достаточный". Сам И. И. Срезневский из этого обилия понятий выбрал "копию", "противень", хотя можно было бы воспользоваться и другими понятиями, которые говорили бы о том, что речь идет о соответствии данного договора другой договоренности.
Но посмотрим, к каким выводам приведет нас сравнительно-исторический анализ.
Такую попытку в свое время предпринял А. В. Лонгинов. Он исследовал случаи употребления в X в. слова "свещание", проявил интерес к реальности исторических фигур, упоминаемых в начальных словах русско-византийских договоров 911, 944 и 971 гг., и пытался выявить хронологическую и как следствие этого политическую обусловленность их упоминаний в этих документах, а также стремился выяснить вопрос, существовала ли в X в., в том числе и в других русско-византийских договорах, практика ссылки на заранее достигнутую обеими сторонами договоренность. Однако, на наш взгляд, аргументы Лонгинова ограничены, а источник может дать значительно больше.
Действительно, Н. А. Лавровский и его последователи, в основном филологи, довольно узко понимали слово "свещание" и переводили его лишь как "договор". Отсюда и их перевод: "другой договор", т. е. документ, а слово "равьно" подсказывало, что этим другим документом могли быть только копия, список и т. д.
Проанализируем, в каком контексте употребляется это слово в летописи. В этом же договоре 911 г. слово "свещание" встречается еще раз в заключительной части: "И таковое написание дахом царства вашего на утвержение обоему пребывати таковому свещанию, на утвержение и на извещание межи вами бывающаго мира"{373}. Здесь действительно слово "свещание" можно перевести как "договор", что и отражено в тексте перевода "Повести временных лет". Причем очевидно, что эти заключительные слова говорят об итоговом моменте выработки документа: процесс его создания закончен и теперь он подлежит утверждению и византийскими императорами, и русскими послами.
Далее мы сталкиваемся с этим понятием при описании похода Игоря на Византию в 941 г. Когда доместик Памфир и патрикий Фока выступили навстречу руссам, "съвещаша" Русь и решила дать бой грекам{374}. Здесь слово "съвещаша" явно обозначает совещание, военный совет. В заключительной части договора 944 г. говорится: "Мы же свещание се написахомъ на двою харатью…"{375}. В этом случае слово "свещание" можно понять и как договор-документ, и как ход переговоров, обмен мнениями. Вторая версия предпочтительнее, так как, во-первых, документ здесь обозначен словом "харатья", на которую занесено "свещание", и, во-вторых, буквально несколькими строками ниже глагол "свещахомъ" расшифровывает характер переговоров: "А отходяче послом царства нашего до допроводять къ великому князю рускому Игореви и къ людемъ его; и ти приимающе харатью, на роту идуть хранити истину, яко мы свещахомъ, напсахомь на харатью сию…"{376}. Здесь говорится о том, что по приезде в Киев императорские послы должны принять присягу в верности договору со стороны руссов, о чем состоялась договоренность при выработке соглашения в Константинополе и что зафиксировано "на харатью сию". В данном случае понятие "свещание", "свещахомъ" мы обязаны понимать как предварительную договоренность по интересующему нас вопросу.
В договоре 971 г. говорится, что Святослав клялся соблюдать вновь заключенный мир и утвердил эту клятву "на свещанье семь". Здесь слово "свещанье" обозначает ход переговоров, совещание, встречу дипломатических представителей. В этом же документе Святослав клянется сохранить "правая съвещанья", т. е. первые договоры, первые договоренности{377}.
Таким образом, мы не видим четкости в употреблении древним летописцем и переводчиком слова "свещание". Оно означает и договор, и переговоры, записанные на "харатьи", и просто сам ход переговоров. Думается, что это не случайно. По-видимому, в то время грани между "речами", письменными документами, ходом совещания и его фиксацией в виде договора в сознании русских дипломатов, переводчиков, летописцев были весьма расплывчатыми. Отсюда и употребление в разных, но, подчеркиваем, весьма близких значениях слова "свещание".