Справедливо замечено, что дальнейшее возвышение Адальберта может свидетельствовать о рьяном исполнении им возложенного на него поручения, тем более что папа Иоанн XIII в булле о поставлении его в архиепископы отметил, что на Руси Адальберт потерпел неудачу "не по своей нерадивости"{773}. Однако вряд ли есть основания связывать изгнание Адальберта с серьезными внутриполитическими переменами в Киеве, которые, кстати, не прослеживаются по источникам. Не видно, чтобы расхождение Ольги с сыном пошло дальше споров по поводу введения христианства. Более того, когда Святослав надолго покидал Киев — а так было во время его войны с вятичами, волжскими булгарами, хазарами, ясами и касогами, а также в период первого похода в Болгарию, во главе государства по-прежнему оставалась Ольга, что со всей очевидностью подтверждается изложенной в летописи историей печенежского нашествия на Киев в 968 г., когда княгиня возглавила оборону города. Добрые отношения, согласно летописным данным, существовали между Ольгой и Святославом и позднее, когда князь встретился с матерью и остался около больной Ольги и лишь после ее смерти вторично двинулся в Болгарию{774}.
Согласие русской стороны принять у себя, по выражению В. П. Шушарина, "миссийного епископа" было в конечном счете использовано Оттоном I для того, чтобы превратить его в полноправного представителя немецкой церкви и учредителя церковной организации на Руси. Вот это и встретило отпор, и не столько, по-видимому, народа, сколько правящей языческо-христианской верхушки, не пожелавшей предоставить какие бы то ни было церковные и политические права представителю германского короля. Поэтому версии о том, что Русь "выбирала" путь между Византией и Западом, "могла примкнуть" к той или другой стороне; что она оказывала на Византию политическое давление, демонстрируя ей свою независимость; что Ольга обращением на Запад мстила за "дипломатический карантин" "в Суду", а когда крестилась и Адальберт "опоздал", возвратилась опять к союзу с Византией, — представляются нам необоснованными. Русское посольство на Запад преследовало самостоятельные политические цели, не связанные непосредственно с отношениями Руси и Византии.
Дипломатия княгини Ольги осуществлялась, когда Русь не воевала ни с одним из соседних государств. Но и в мирных условиях русское раннефеодальное государство настойчиво проводило прежнюю внешнеполитическую линию правящих кругов Руси, когда она силой оружия добивалась политического признания, равноправных межгосударственных соглашений с Византией, закрепляла за собой новые районы в Причерноморье. Линия на дальнейшее возвышение государственного престижа древней Руси, расширение ее между народных связей прослеживается и в 50-х — начале 60-х годов X в. Не во всем и не повсюду дипломатическим усилиям Ольги сопутствовал успех: лишь частично добилась она поставленных целей в отношении Византийской империи, тернист был путь установления нормальных внешнеполитических отношений с другой могущественной державой Европы — Германским государством. Каждый из дипломатических шагов Руси встречал контрдействия и Византии, и Оттона I, и киевским правителям приходилось соизмерять степень достигнутых успехов с политическими уступками, которых требовали взамен Византия и Германское королевство. В этом дипломатическом противоборстве нащупывала древняя Русь политическую линию, которая в тогдашних условиях наиболее полно выражала бы интересы раннефеодального государства, интересы правящей династии.
Заключение
Зарождение древнерусского раннефеодального государства IX–X вв., складывание его внешней политики, отражавшей интересы правящей верхушки, феодализирующейся знати, богатого купечества, закономерно сопровождались возникновением и развитием дипломатической системы, являвшейся органической частью раннефеодальной государственности древней Руси.
Эта система, представлявшая собой определенные средства, приемы, традиции, документацию и т. п., людей, которые сосредоточивали свои усилия на выполнении дипломатических поручений киевского великокняжеского дома, совершенствовалась и видоизменялась в соответствии с внутриполитической эволюцией древнерусского государства, а также под воздействием развития дипломатической службы в странах Центральной и Восточной Европы, Передней Азии, в Прибалтике, на Северном Кавказе, в Закавказье, т. е. в тех регионах, которые являлись сферой приложения внешнеполитической активности древних руссов. Уровень развития дипломатической системы в тот или иной период соответствовал определенной стадии становления государственности в древней Руси, в известной мере отражал состояние международного дипломатического опыта своего времени и в значительной степени зависел от практики дипломатических контактов "варварских" раннефеодальных государств, сопредельных Руси, а также других государственных образований второй половины 1-го тысячелетия с Византийской империей, которая к IX в. располагала тщательно разработанной дипломатической системой, в том числе и непосредственно адресованной "варварским" государствам и народам.
На всем протяжении изучаемого периода мы видим, как дипломатическая практика древних руссов, во-первых, уходит корнями в глубь веков, впитывает в себя первый опыт дипломатической активности руссов прошлых десятилетий, закрепляет и совершенствует раз приобретенное; во-вторых, осваивает дипломатический опыт сопредельных "варварских" государств, вкладывая в него собственные традиции и представления о месте древнерусского государства в международной системе Восточной Европы и Передней Азии. Об этом говорит сравнительно-историческое изучение дипломатических усилий руссов и других народов того времени. В-третьих, эта практика находилась в постоянном взаимодействии с византийской дипломатической системой, которая оказывала на нее мощное воздействие, однако руссы заимствовали из имперского арсенала лишь то, что содействовало успехам собственной внешней политики и усиливало международные позиции древней Руси.
Истоки древнерусской дипломатии восходят еще ко временам антов. Именно от VI — начала VII в. до нас дошли первые сведения о дипломатической практике предков восточных славян.
Анты знали переговоры по территориальным вопросам, соглашения о выкупе пленных, посольские обмены и статус послов, заключали со своими соседями военно-союзные договоры. Племенные союзы антов вступили на традиционный как для "варваров" VI в., так и для позднейших "варварских" государственных образований путь получения постоянных денежных даней от Византийской империи в обмен за соблюдение мира на ее границах. Аналогичную практику знали другие древнеславянские племена — соседи антов — склавины.
Первые, правда чрезвычайно зыбкие, сведения о внешнеполитических контактах древних славян на Востоке в VI в. доносят до нас арабские авторы.
Применительно к концу VIII — первой трети IX в. есть уже основания говорить о первых дипломатических соглашениях древних руссов с греками. После типично грабительских "военно-демократических" походов на крымские и малоазиатские владения империи руссы вступали в мирные переговоры с местными византийскими властями, во время которых определились первые дипломатические стереотипы древних руссов: противники договаривались о приостановлении военных действий, о возвращении руссами плененных жителей прибрежных городов и награбленной добычи. Обращает на себя внимание появление в их мирных переговорах сюжетов, связанных с крещением. В этот период определяются основные направления военных предприятий руссов на юге и юго-западе: Северное Причерноморье и побережье Крыма, опорные византийские пункты в этом регионе — Херсонес и Сурож, а также Южное побережье Черного моря, богатые малоазиатские районы. Эти военные предприятия указывают и на то, что в начале IX в. руссы решают здесь собственные внешнеполитические задачи, не связанные с политикой их недавнего сюзерена — Хазарии. Более того, удар по Крыму не только был направлен против могущественной империи, но и являлся вызовом ее давнему союзнику — Хазарскому каганату. Нападение же на Амастриду стало своеобразной рекогносцировкой перед большим общерусским походом на Константинополь в 860 г.
Руссы того времени еще не вышли в своих внешнеполитических контактах с империей за рамки соглашений с местными византийскими властями. Большая константинопольская политика пока еще обходила их стороной. Условия первых договоров с греками, и в первую очередь соглашения о прекращении военных действий и возврате пленных, имеют близкие аналоги в договорах Византии с арабами, болгарами, венграми на начальной стадии формирования ими своих государств. Но уже в то время в переговорах руссов с греками появляется дипломатический мотив, которому суждено было звучать в период и переговоров в 60-х годах IX в., и визита княгини Ольги в Константинополь в 957 г., и русско-византийского конфликта 987 — 988 гг. и последовавших за ним переговоров. Речь идет о крещении Руси византийскими церковными иерархами в качестве определенной политической привилегии со стороны Византии по отношению к Руси, которая использовала этот акт, естественно, не для усиления влияния империи на свою политику (как оценивали такого рода договоренности византийские государственные деятели), а как средство возвышения собственного внешнеполитического престижа и укрепления авторитета государственной власти.
Русское посольство в 838 — 839 гг. в Константинополь и в столицу Франкского государства Ингельгейм явилось новым шагом в складывании древнерусской дипломатической системы. Впервые в истории Русь как государство была представлена при дворе византийского императора Феофила и франкского императора Людовика Благочестивого. Появление посольства в Византии было вызвано необходимостью урегулировать русско-византийские отношения после набега русской рати на Пафлагонию. Поддержание мирных отношений с Русью сопровождается активной помощью со стороны Византии Хазарскому каганату, позиции которого стали не столь прочными, как прежде, из-за появления в причерноморских степях печенегов и угров. Русскую миссию в Константинополь следует рассматривать и в связи с начавшимся активным наступлением арабов на владения империи в Малой Азии: в этих условиях константинопольское правительство было заинтересовано в надежном обеспечении своих границ на севере.