!
Следом, по совету хозяина лавки был приобретён звукосниматель, который можно будет прикрепить к неку — нижней части грифа в тот славный день, когда вблизи появится первый усилитель.
— На новой планете должны появляться новые «битлз», так что дерзайте, молодые люди, весь мир лежит перед вами! — напутствовал нас старый алавит, бережно упаковывая битловскую гитару с документами в фирменный жёсткий кейс.
Как не послушаться такого мужчину…
Уже первые километры дороги на Форт-Уингейт стали очередным подтверждением моей давней догадки: при перемещении очередного народа на Платформу-5 Смотрящие частенько учитывают особенности исходной среды обитания.
Так, русским была предоставлена полноводная река с лесистым левым берегом и чернозёмным правым, Берлин, как и французов, поместили в натуральные медвежьи чащобы древней Европы, а египтянам и эфиопам достались оазисы посреди песков и саванн.
Для швейцарцев кураторы вообще соорудили практически идеальную копию в альпийской долине… Англичан поделом забросили на удалённый остров. Говорят, что китайцам несколько не повезло с климатом, хотя я там не бывал, не скажу… Может, у них там сплошная Внутренняя Монголия и Маньчжурия? И конкретно не повезло евреям, да что ж такое-то?
Впереди лежали Ничейные земли, странный феномен — пока что никого не интересующая территория. И так будет продолжаться до тех пор, пока население анклавов не увеличится настолько, чтобы начать обживать всё более далекие пространства, пока захваченные земли не соприкоснуться в линиях настоящих государственных границ…
Это частое явление, мало кто хочет выносить пограничные посты слишком далеко от городов и крупных поселений — теряется смысл оперативного реагирования, маневренная группа просто не успеет доехать.
В принципе, изучив обстоятельные записки погибшего русского посла, я был готов увидеть именно такую картину. Местность, по которой двигался наш маленький конвой, вполне тянула на звание Новой Аризонщины.
Разве что пока не видать характерных силуэтов отдельно стоящих высоченных скал, выжженной солнцем пустыни здесь поменьше, а лесов побольше. В том числе и с правой, пустынной стороны, где, казалось бы, на сотню миль вообще не должно быть настоящих сосен, из каменистых обнажений поднимались тёмные, длинноиглые хвойные деревья с сочной светло-коричневой корой и прямыми стволами — настоящие горные сосны. Прямо чудо!
В этих невысоких, но весьма разнообразных каменных зубах и больших валунах, в зарослях кактусов, юкки славной — испанского меча, мескита, в крохотных заплатках низкорослых, приземистых деревьев и гром-травы чувствовалась большая щедрость воображения матушки-природы.
Екатерина мечтательно щурилась и что-то непрерывно мурлыкала, высунув локоть в окно. Я мельком посмотрел на неё при столь выгодном ракурсе да при ярком солнечном освещении и вдруг впервые заметил форелевый цвет её глаз и россыпь веснушек на маленьком носике и загорелых щеках.
Ёлки, моя начальница конопатая! Прелестно, прелестно! Только бы не проболтаться.
Дино, как выяснилось, категорически не способен ехать в колонне. То в сторону вильнёт, желая что-то рассмотреть, то рванёт вперед, торопясь первым разведать местность и тут же доложить.
Он же первым въехал и в неглубокое ущелье, которое мне немедленно захотелось назвать каньоном. Турецкий Тракт потянулся вдоль типичного, как мне представлялось, аризонского ручья — чистого и ясного, порождающего по пути к равнине карликовые водопады и омуты, а порой и вовсе пропадавшего с глаз, чтобы устремляться к цели сквозь слепые пески.
На стенах и пологих склонах каньона было полно зелени, в которой, как указано в натуралистских записках Полосова, живут красивые лисьи белки, серые и черные, осторожные, и в то же время любопытные создания. Их изредка можно было заметить среди высоких желтых сосен. Высота этих деревьев и испанский мох, густо покрывающий их верхушки, делали их самым безопасным убежищем, где зверьки могли укрыться от преследователя.
На крутом повороте дороги конвой буквально наткнулся на пятиметровый водопад со вспененной зелёной водой — внизу дрожал под ударами потока небольшой гравитационный водоём — прелестное озерцо, из которого извилистой змейкой ручей убегал дальше. Его чистая вода орошала стометровую полосу мягкой травы, кое-где покрытой мелкими камешками, скатившихся со стен каньона, поросших взламывающими его жёсткими сосенками, мадроне, карликовым дубом и местным грецким орехом.
Невообразимой красоты место!
Пш-ш…
— Останавливаемся, привал! — решительно сообщил я по рации. — В этом краю наверняка есть сотня каньонов, полных самородков и золотого песка, а рассказы об утраченных сокровищах роятся в воздухе Додж-Сити, как мухи! Ребята, мы просто обязаны здесь искупаться!
— Думаешь, к коже прилипнет? — ехидно осведомилась Екатерина.
Я лишь широко улыбнулся и глубоко вздохнул, окидывая мечтательным взором дрожащее марево полуденного зноя…
— Думаю.
— Падре! Там уже виден Форт-Уингейт! — громко объявил adottato, с заносом останавливаясь возле открытой водительской двери.
Так, значит, на этот раз он махнул рукой не зря.
— Но это не блокгауз!
— Поясни.
— Там настоящая крепость из брёвен, со сторожевой башней и заострённой изгородью!
— С частоколом? Большая?
— Нет же, совсем маленькая, башня всего одна. Флаг на длинном шесте висит. Людей не видно. А рядом что-то дымиться! Какой-то старый сарай!
— Всё не слава богу… — пробурчала Селезнёва. — Похоже, мы приносим местным несчастья.
— Но ведь нам всё равно придётся пробираться вперёд, — напомнил Дино об очевидном.
— Ты точно никого не увидел?
— Нужно ещё присмотреться.
Молчание воцарилось всего на десяток секунд, но за это время я почувствовал, что жестокая мощь солнца начала ослабевать. Скоро светило спрячется за жёлтыми горами к северу и уже не будет таким свирепым. Станет больше тени, а вечерний воздух оживит силы.
— Да, — согласился я, — думаю, ты прав.
— Долго наблюдать не получится, хорошо бы прибыть в Додж-Сити засветло… — сказал сынуля. — Предлагаю не гадать и ждать здесь полдня, а разбираться по ходу дела. Что ты на это скажешь, Катя?
— Скоро вечер, — ответила мне начальница. — Какие-то жалкие пятьдесят километров, и опять ненужные приключения… Хорошо, действуем по обстоятельствам. Но без героизма.
Песчаниковый бугор впереди сильно ограничивал обзор, пришлось подъехать ближе. Мы взобрались наверх и с этой позиции уже смогли разглядеть долину и маленькую крепость, охраняющую магистраль, ведущую в американские земли, а заодно и озерцо по соседству со странным названием Скелет.
В течение первых минут я издали изучал строение, пытаясь заметить признаки жизни, уловить принесенные ветром собачий лай, блеянье овец или ржанье лошадей, заметить дымок, поднимающийся над заострённым частоколом. Но ничего этого не было. Форт выглядел совершенно необитаемым.
Что? Мне одному послышался щелчок выстрела?
— Вы слышали?
Напарники отрицательно покачали головами.
— Максим! — нервно окликнула меня Селезнёва. — Там кто-то идет! Или бежит!
Я посмотрел в сторону указующего перста.
— А что, бинокль никто из вас не взял? — ехидно спросил Катрин.
— Подумал, что крепость совсем близко, — смущённо ответил я.
От бревенчатого укрепления в сторону ближайшего леса неторопливо ползли три чёрные точки.
Проклятье! Ни черта не вижу! Скоро уйдут!
Я резко повернулся к сыну и отрывисто спросил:
— Сможешь рассмотреть?
Известный своим прекрасным зрением Бернадино ненадолго прикрыл глаза, легонько помассировал подушками пальцев веки, медленно открыл их и, чуть подав голову вперёд, пристально посмотрел вдаль.
— Угу-м… — густо пророкотал он, настраиваясь. — Так-так-так… Двое парней примерно моего возраста и один dude постарше, он хромает. У него крупный нос… Он опасный. Все сильно загорелые, в национальной одежде с плохо читаемыми узорами и короткой бахромой, взрослый лысый, как бильярдный шар, на затылке пёстрая бандана… Возле деревьев стоят три мопеда: один серебристо-серый, другой чёрный, а третий с ободранной краской… не разберу. Хорошие мопеды, падре! И у всех за спиной большие луки! Настоящие индейские луки!
— Чего-о? — не поверил я. Нет, конечно, мы в Аризонщине, но не так же сразу!
— Вот этого нам только и не хватало! — уже традиционно простонала начальница.
— Да нормально, Катя, не нагнетай раньше времени, — поморщился я. — Пальбы-то нет.
— Ты же слышал?
— Щелчок или треск, это не точно.
— А дым?
— Да он почти угас. Сейчас разберёмся.
— Ага, ну ты тогда скомандуй, будь добр, когда мне можно будет нагнетать…
— Нормально будет, — повторил я упрямо. — Дино, отложи ружьё и возьми ППС. Катя, садись за руль.
Зараза, пока что нет ни единого признака, что этот чёртов Форт-Уингейт обитаем. На радиовызовы обитатели форта раз за разом не откликались. Попробовал менять стандартные фиксированные частоты, бесполезно. Непонятно, отчего загорелась дверь амбара, но дальше огонь по обмазанному глиной дереву не пошёл. Неужели подожгли зажжённой стрелой? Настороженные царившей вокруг тишиной, мы подъехали к высоким двустворчатым воротам.
Я с силой надавил на доски плечам, крикнул и снова надавил. Нет, ворота надёжно заперты изнутри. Над ними висела широкая, чуть вогнутая сплошная доска из доброго ствола с выжженной надписью. Ну да, это Форт-Уингейт… Тогда какого рожна?
В целом строение напоминало мне типичный енисейский острог или острожное зимовье, которые, начиная с XVI века, массово возводили по берегам великих северных рек. Только размером поменьше. Хотя для зимовья, в котором хранилось в ожидании сдачи немалое количество мягкой рухляди, самое то.
Прямоугольник двадцать на тридцать метров, в центре высится башня, в которой есть и бойницы, и небольшие оконца. С каждого уровня огонь могут вести двое или трое, На флагштоке неподвижно висит флаг с угадываемой геральдикой Конфедерации.