. В апреле предыдущего года в документе № 68 Совета национальной безопасности делался вывод, что глобальное равновесие сил ставится под угрозу в Индокитае: «…любое дальнейшее значительное расширение господства Кремля в данном районе усилило бы возможность того, что не удастся собрать коалицию, которая была бы в состоянии противостоять Кремлю с большими силами»[888].
Но соответствовало ли истине утверждение документа, будто бы любое завоевание коммунизма в данном районе расширяло контролируемую Кремлем сферу, — особенно при наличии опыта титоизма? И мыслимо ли было утверждать, что включение Индокитая в состав коммунистического лагеря могло само по себе нарушить глобальный баланс сил? Поскольку подобные вопросы не ставились, Америка так и не осознала геополитической реальности, состоящей в том, что в Юго-Восточной Азии она подходила к точке, в которой глобальные обязательства перерастали в перенапряжение сил — как раз так, как предостерегал ранее Уолтер Липпман (см. восемнадцатую главу).
На деле, однако, существовали огромные отличия в характере угрозы. В Европе главная угроза исходила от советской сверхдержавы. В Азии угроза американским интересам приходила от держав второстепенных, обладавших в лучшем случае лишь слабым подобием советской мощи, советский контроль над которыми был — или должен был подразумеваться как существующий — ненадежным. На самом же деле, как только разразилась война во Вьетнаме, Америке пришлось воевать с подобием подобия, каждое из которых глубочайшим образом не доверяло соответствующему старшему партнеру. Согласно американскому анализу, глобальному равновесию угрожал Северный Вьетнам, как предполагалось, контролируемый Пекином, который, в свою очередь, как представлялось, контролировался Москвой. В Европе Америка защищала исторически сложившиеся государства; в Индокитае Америка имела дело с обществами, которые в данных параметрах впервые создавали государства. Европейские страны имели давние традиции сотрудничества в области защиты сложившегося баланса сил. В Юго-Восточной Азии государственность только возникала, концепция баланса сил представлялась инородной, не было и прецедента сотрудничества среди существовавших государств.
Такие фундаментальные геополитические различия между Европой и Азией, а также в американских интересах к каждой из них оказались погребенными под универсалистским, идеологизированным подходом Америки к вопросам внешней политики. Переворот в Чехословакии, блокада Берлина, испытание советской атомной бомбы, победа коммунистов в Китае и нападение коммунистов на Южную Корею — все это было поставлено американскими руководителями на одну доску и воспринималось как единая глобальная угроза, поистине как централизованно контролируемый глобальный заговор. Realpolitik, как реальная политика, трактовала бы корейскую войну в максимально узких рамках; манихейское же восприятие этого конфликта Америкой срабатывало в противоположном направлении. Придавая Корее глобальное значение, Трумэн в дополнение к отправке туда американских войск объявил о значительном увеличении военной помощи Франции, которая вела тогда собственную войну против движения коммунистических партизан в Индокитае (именовавшегося тогда Вьетминем), и о направлении Седьмого флота на защиту Тайваня. Американские политики проводили аналогию между одновременным ударом Германии и Японии во Второй мировой войне соответственно по Европе и Азии и маневрами Москвы и Пекина в 1950-е годы, в которой Советский Союз выступал в роли Германии, а Китай подменял Японию. В 1952 году треть французских расходов в Индокитае субсидировалась Соединенными Штатами.
Вступление Америки в Индокитай вызвало к жизни совершенно новую с моральной точки зрения постановку вопроса. НАТО защищало демократические страны; американская оккупация Японии привнесла в эту страну демократические институты; корейская война велась для того, чтобы дать отпор покушению на независимость малых стран. В Индокитае, однако, дело, оправдывающее сдерживание, изначально имело почти исключительно геополитический характер, что делало еще более трудным подведение этого случая под господствовавшую в Америке идеологию. С одной стороны, защита Индокитая прямо и недвусмысленно противоречила американской традиции антиколониализма. Формально все еще оставаясь французскими колониями, государства Индокитая не были ни демократическими, ни тем более независимыми. Хотя в 1950 году Франция преобразовала свои три колонии в лице Вьетнама, Лаоса и Камбоджи в «ассоциированные государства Французского Союза», их новый статус еще не свидетельствовал о наличии у них реальной независимости, поскольку Франция опасалась, что, если этим территориям предоставить полный суверенитет, придется сделать то же самое и для трех североафриканских владений — Туниса, Алжира и Марокко.
Американские антиколониальные настроения времен Второй мировой войны особенно остро сфокусировались на Индокитае. Рузвельту не нравился де Голль, и по этой причине он не принадлежал к числу поклонников Франции, особенно после ее краха в 1940 году. На протяжении всей войны Рузвельт носился с идеей передать Индокитай под опеку Организации Объединенных Наций[889], хотя прекратил афишировать этот план уже в Ялте. А администрация Трумэна полностью от него отказалась, так как нуждалась во французской поддержке в деле создания Североатлантического альянса.
К 1950 году администрация Трумэна решила, что безопасность свободного мира требовала, чтобы Индокитай не попадал в руки коммунистов, — что на практике означало подчинение американских антиколониалистских принципов необходимости поддержки французской борьбы в Индокитае. Трумэн и Ачесон не видели иного выбора, поскольку Объединенный комитет начальников штабов пришел к выводу, что американские вооруженные силы перенапряжены до предела вследствие одновременного выполнения ими обязательств по НАТО и Корее и что следует сделать все возможное для защиты Индокитая, — даже если туда вторгнется Китай[890]. Отсюда у них не было иного выбора, как полагаться на французскую армию, которая должна была бы сдерживать индокитайских коммунистов при финансовой и материальной поддержке Америки. После победы в этой борьбе Америка намеревалась привести в соответствие свои стратегические и антиколониальные убеждения, оказав давление с тем, чтобы этим территориям была предоставлена независимость.
Как случилось потом, первоначальная вовлеченность Америки в дела Индокитая еще в 1950-е годы привела к созданию модели ее будущих обязательств: достаточно масштабных, чтобы Америка оказалась ими связанной, но недостаточно значимых, чтобы оказаться решающими. На ранних стадиях существования этой трясины сложившаяся ситуация была в основном результатом непонимания реальных условий и почти полной невозможности проводить операции при наличии двух уровней французской колониальной администрации, а также бесчисленных местных властей, которые было позволено создавать так называемым ассоциированным государствам Вьетнама, Лаоса и Камбоджи.
Не желая быть заклейменными как сторонники колониализма, Объединенный комитет начальников штабов и Государственный департамент старались защитить моральные фланги собственной страны путем оказания нажима на Францию с тем, чтобы та дала клятвенное обещание о предоставлении независимости в будущем[891]. Такое тонкое балансирование в конце концов оказалось в руках Государственного департамента, который выразил свое полное понимание всех связанных с этим сложностей, назвав свою программу по Индокитаю операцией «Яичная скорлупа». К несчастью, в это название оказалось заложено гораздо больше пророческого смысла, чем содержание самой программы приближало решение проблемы. Идея заключалась в том, чтобы подтолкнуть Францию в направлении предоставления независимости Индокитаю, настаивая в то же время на продолжении ею антикоммунистической войны[892]. Никто не объяснял, почему Франция должна рисковать жизнями своих граждан в войне, рассчитанной на то, чтобы сделать ее присутствие в этом регионе необязательным.
Дин Ачесон описал эту дилемму с присущей ему едкостью. С одной стороны, как сказал он, Соединенные Штаты могут «потерпеть неудачу», если будут продолжать поддерживать «старомодные колониальные взгляды» Франции; с другой стороны, если нажим окажется чересчур сильным, Франция может просто выйти из игры со словами: «Ну, ладно, забирайте всю страну себе. Нам она не нужна»[893]. «Решение» по Ачесону оказалось лишь подтверждением уже наличествующих в американской политике противоречий: увеличение американской помощи Индокитаю и одновременное требование от Франции и от поставленного ею местного правителя Бао Дая «привлечь националистов на свою сторону»[894]. Ачесон не предложил никакого плана для разрешения этой дилеммы.
Ко времени истечения срока полномочий администрации Трумэна уклончивость превратилась в официальную политику. В 1952 году документ Совета национальной безопасности формально закрепил «теорию домино» и придал ей максимально широкую трактовку. Называя военное нападение на Индокитай опасностью, «являющейся неотъемлемой частью самого факта существования враждебного и агрессивного коммунистического Китая»[895], документ утверждал, что потеря даже одной южноазиатской страны приведет «к относительно быстрому подчинению коммунистам или присоединению к коммунизму оставшихся стран. Более того, присоединение к коммунизму остальных стран Юго-Восточной Азии и Индии, а в более долгосрочном плане стран Ближнего и Среднего Востока (с возможными исключениями, по крайней мере, в виде Пакистана и Турции) может со всей вероятностью постепенно произойти»