коммунизма, он выбросил за борт, как балласт, французский колониализм и с той поры сосредоточил усилия на сдерживании коммунизма. Он считал достоинством Женевских соглашений создание политических рамок, позволивших найти гармонию между политическими и военными задачами Америки и обеспечивших юридическую основу для отражения дальнейших действий коммунизма.
Со своей стороны коммунисты были сильно озабочены созданием собственной системы управления к северу от 17-й параллели, задачей, которой они занимались с характерной жестокостью, убив, по меньшей мере, 50 тысяч человек и заключив еще 100 тысяч в концентрационные лагеря. От 80 до 100 тысяч коммунистических партизан переместились на Север, а почти миллион северных вьетнамцев сбежал в Южный Вьетнам, где Соединенные Штаты нашли в Нго Динь Зьеме лидера, которого, по их мнению, они могли поддержать. У него оказалась ничем не запятнанная репутация националиста; к сожалению, приверженность демократии не была его сильной стороной.
Мудрое решение Эйзенхауэра не связываться с Вьетнамом в 1954 году оказалось тактическим, а не стратегическим. После Женевы и он, и Даллес сохраняли убежденность в решающем стратегическом значении Индокитая. Пока Индокитай разбирался сам в себе, Даллес навел последний глянец на систему коллективной безопасности, которая не сработала в начале года. Организация Договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО), появившаяся на свет в сентябре 1954 года, состояла, в дополнение к Соединенным Штатам, из Пакистана, Филиппин, Таиланда, Австралии, Новой Зеландии, Соединенного Королевства и Франции. Ей не хватало ни общей политической цели, ни средств для взаимной поддержки. В действительности страны, отказавшиеся вступить в СЕАТО, были более важными, чем члены этой организации. Индия, Индонезия, Малайя и Бирма предпочли искать безопасность в нейтралитете, а Женевские соглашения запрещали всем трем индокитайским государствам вступать в какие-то союзы. Что же касается европейских союзников Америки, то Великобритания и Франция, судя по всему, не стремились рисковать ради региона, из которого их только что изгнали. В действительности Франция и — в меньшей степени — Англия почти наверняка вступили в СЕАТО, чтобы приобрести право вето на случай, как они полагали, потенциально опрометчивых американских действий.
Официальные обязательства, предусмотренные договором о создании СЕАТО, были весьма расплывчатыми. Требуя от договаривающихся сторон ответить на «общую опасность», привлекая свои «конституционные процедуры», договор не устанавливал критериев определения общей опасности и не компоновал механизм совместных действий — как было сделано в НАТО. Тем не менее СЕАТО служило целям Даллеса, обеспечивая юридические рамки для защиты Индокитая. Именно поэтому, как это ни странно, организация СЕАТО с большей точностью квалифицировала коммунистическую агрессию против трех стран Индокитая, — которым Женевскими соглашениями было запрещено участие в ней, — чем коммунистическое нападение на страны — участницы договора. Отдельным протоколом угрозы Лаосу, Камбодже и Южному Вьетнаму определялись как угрожающие миру и безопасности договаривающихся сторон, что, по сути дела, являлось односторонней гарантией[916].
Теперь все зависело от того, превратятся ли новые государства Индокитая, особенно Южный Вьетнам, в полноценно функционирующие страны. Ни одна из них еще никогда не управлялась как политическое образование в рамках существующих границ. Город Хюэ был древней столицей империи. Французы разделили Вьетнам на три региона — Тонкин, Аннам и Кохинхину, — управляемые соответственно из Ханоя, Хюэ и Сайгона. Территории вокруг Сайгона и в дельте реки Меконг были колонизованы вьетнамцами сравнительно недавно, в течение XIX века, примерно одновременно с приходом французов. Существующая власть представляла собой комбинацию из прошедших обучение во Франции государственных служащих и лабиринта тайных обществ — так называемых сект, — часть которых имела религиозные корни, но все они без исключения занимались самообеспечением и поддержкой автономного статуса, заставляя раскошелиться местное население.
Новый правитель Нго Динь Зьем был сыном сановника при императорском дворе в Хюэ. Получив образование в католических учебных заведениях, он в течение ряда лет работал чиновником колониальной администрации в Ханое, но ушел в отставку, когда французы отказались проводить в жизнь некоторые из предложенных им реформ. Последующие два десятилетия он провел как ученый-отшельник в собственной стране, а также в качестве изгнанника за рубежом — в основном в Америке, — отказываясь от предложений японцев, коммунистов и поддерживаемых французами вьетнамских руководителей войти в состав различных правительств.
Лидеры так называемых освободительных движений, как правило, не демократы; они в течение долгих лет изгнания и тюрем поддерживали себя представлениями о будущих преобразованиях, которые они осуществят, как только придут к власти. Смирение редко является их характерной чертой; если бы это было так, тогда они вовсе не были бы революционерами. Создание правительства, руководитель которого был бы сменяем — в этом состоит сущность демократии, — представляется для большинства из них логическим противоречием. Лидеры борьбы за независимость стремятся быть героями, а герои, как правило, не бывают приятными спутниками.
Особенности характера Нго Динь Зьема сформировались под влиянием конфуцианской политической традиции Вьетнама. В отличие от демократической теории, согласно которой истина рождается в столкновении мнений, конфуцианство утверждает, что истина объективна и может быть познана лишь путем усердных занятий и образования, на что способны лишь очень немногие. В своем поиске истины конфуцианство вовсе не рассматривает противоречащие друг другу идеи как имеющие равную ценность, что характерно для теории демократии. Поскольку существует только одна истина, то, что не является истиной, не может претендовать на признание и не может обрести силу в соперничестве с другими мнениями. Конфуцианство по своей сути иерархично и элитарно, оно делает упор на преданность семье, уважение государственных структур и власти. Ни одно общество, находящееся под влиянием этой идеологии, пока еще не породило нормально функционирующей плюралистической системы (ближе всего к ней в 1990-е годы подошел Тайвань).
В 1954 году в Южном Вьетнаме было мало оснований для формирования нации и еще меньше для демократии. И тем не менее ни в стратегических расчетах Америки, ни в ее уверенности в том, что Южный Вьетнам должен быть спасен посредством демократических реформ, эти реалии не были приняты во внимание. С энтузиазмом невинных младенцев администрация Эйзенхауэра с головой окунулась в дело защиты Южного Вьетнама от коммунистической агрессии и в задачу национального строительства во имя того, чтобы дать возможность обществу, чья культура резко отличается от американской, сохранить только что обретенную независимость и исповедовать свободу в американском смысле слова.
Даллес настаивал на безоговорочной поддержке Нго Динь Зьема на том основании, что это «единственная годная лошадка». В октябре 1954 года Эйзенхауэр, стремясь получить выгоду от неприятной обязанности, написал Нго Динь Зьему, пообещав ему помощь, обусловленную характером «мероприятий… по проведению необходимых реформ». Американская помощь «будет соотноситься» со степенью независимости Вьетнама, в зависимости от «наличия у него сильного правительства… и в такой степени идущего навстречу национальным чаяниям своего народа», чтобы это вызывало уважение к себе как внутри страны, так и за рубежом[917].
В течение нескольких лет все, казалось, встало на свои места. К концу срока пребывания у власти администрации Эйзенхауэра Соединенные Штаты передали Южному Вьетнаму в виде помощи свыше одного миллиарда долларов; в Южном Вьетнаме находился американский персонал численностью в 1500 человек, а посольство Соединенных Штатов в Сайгоне стало одной из крупнейших дипломатических миссий мира. Консультативная группа по оказанию военной помощи Соединенных Штатов, состоявшая из 692 человек, превысила все лимиты, установленные Женевскими соглашениями для иностранного военного персонала[918].
Вопреки всем ожиданиям и при солидной американской поддержке разведывательного характера, Нго Динь Зьем подавил деятельность тайных обществ, стабилизировал экономику и сумел установить контроль центральной власти — потрясающие достижения, которые приветствовали в Америке. После поездки во Вьетнам в 1955 году сенатор Майк Мэнсфилд докладывал, что Нго Динь Зьем олицетворяет «подлинный национализм» и взялся «за, казалось бы, проигранное дело свободы, вдохнув в него новую жизнь»[919]. Сенатор Джон Ф. Кеннеди одобрил двуединые основы вьетнамской политики Америки, безопасность и демократию, называя Вьетнам не просто «краеугольным камнем» безопасности Юго-Восточной Азии, но «испытательным полигоном демократии в Азии»[920].
События вскоре показали, что Америка праздновала лишь перерыв в коммунистическом давлении, а не постоянное достижение. Предположение Америки о том, что ее уникальный тип демократии вполне годится на экспорт, оказалось ошибочным. На Западе политический плюрализм достиг своего расцвета в гармонично развитых обществах, в которых общественный консенсус уверенно и прочно присутствует уже в течение достаточно длительного времени, обеспечивая терпимость к оппозиции и не ставя этим под угрозу жизнеспособность государства. Но там, где нацию только предстоит создать, оппозиция может оказаться угрозой самому национальному существованию, особенно когда отсутствует гражданское общество, выступающее в роли «сетки безопасности». При данных обстоятельствах сильным, и даже всеподавляющим является искушение поставить знак равенства между оппозицией и предательством.