средней дальности могло уцелеть и нанести серьезный урон, давая возможность неповрежденным американским силам возмездия выступить в роли вершителя судеб. Таким образом, ракеты среднего радиуса действия закрывали бы пробел в системе устрашения. На техническом жаргоне того времени оборона Европы и Соединенных Штатов оказывалась «связанной»: Советский Союз лишался возможности нападать на любую из этих территорий, не создавая риск неприемлемой для него ядерной войны всеобщего характера.
Эта техническая «связка» также являлась ответом на растущие страхи перед германским нейтрализмом по всей Европе, особенно во Франции. После поражения Шмидта в 1982 году социал-демократическая партия Германии, похоже, вернулась на позиции национализма и нейтрализма — до такой степени, что на выборах 1986 года один из ее лидеров, Оскар Лафонтен, утверждал, что Германии следует выйти из-под объединенного командования НАТО. Мощные демонстрации против развертывания ядерных ракет потрясали Федеративную Республику Германию.
Почуяв возможность ослабить связь Германии с НАТО, Брежнев и его преемник Андропов сделали неприятие развертывания ракет средней дальности стержнем советской внешней политики. В начале 1983 года Громыко посетил Бонн и предупредил, что Советы покинут Женевские переговоры по контролю над вооружениями, как только ракеты «Першинг» прибудут в Западную Германию. Эта угроза была способна зажечь немецких демонстрантов. Когда Коль посетил Кремль в июле 1983 года, Андропов предупредил германского канцлера, что, если он согласится на размещение «Першингов-2», то «военная угроза для Западной Германии возрастет многократно. Отношения между нашими двумя странами также неизбежно претерпят какие-то конкретные осложнения. Что касается немцев в Федеративной Республике Германии и в Германской Демократической Республике, им придется, как недавно кем-то было сказано («Правда»), глядеть друг на друга через плотный частокол ракет»[1058].
Московская пропагандистская машина развернула крупномасштабную кампанию в каждой европейской стране. Массовые демонстрации, организованные различными группами сторонников мира, требовали, чтобы приоритет был отдан скорее разоружению, чем развертыванию новых ракет, и чтобы немедленно был введен ядерный мораторий.
Как только казалось, что Германия поддается искушению занять позиции нейтрализма, что в понимании Франции означало национализм, французские президенты старались заинтересовать Бонн европейской или атлантической альтернативой. В 1960-е годы де Голль был верным защитником германской точки зрения по Берлину. В 1983 году Миттеран неожиданно выступил в роли главного европейского сторонника американского плана по развертыванию ракет средней дальности. Миттеран ратовал за ракеты в Германии. «Любой, кто спекулирует на отрыве Европейского континента от Американского, разрушает, на наш взгляд, баланс сил и, следовательно, мешает сохранению мира»[1059], — заявил Миттеран в германском бундестаге. Совершенно ясно, что для президента Франции французский национальный интерес, связанный с размещением в Германии ракет средней дальности, оказался превыше идеологической общности между французскими социалистами и их германскими социал-демократическими братьями.
Рейган выступил с собственным планом отражения советского дипломатического натиска и предложил в обмен на отказ от развертывания американских ракет средней дальности отказаться от размещения советских ракет СС-20[1060]. Поскольку СС-20 явились скорее предлогом для развертывания американских ракет, чем его причиной, то это предложение порождало острейшие вопросы относительно «отрыва» обороны Европы от обороны Соединенных Штатов. Однако, хотя аргументы в пользу «привязки» были понятны только посвященным, предложение относительно ликвидации целой категории вооружений было понять нетрудно. И поскольку Советы переоценили свои переговорные возможности и отказались обсуждать любую часть предложения Рейгана, так называемый нулевой вариант облегчил европейским правительствам процесс развертывания ракет. Это была убедительная победа для Рейгана и германского канцлера Гельмута Коля, который безоговорочно поддержал американский план. И это доказало, что слабое советское руководство теряет способность запугивать Западную Европу.
Развертывание ракет средней дальности совершенствовало стратегию сдерживания устрашением; но когда 23 марта 1983 года Рейган объявил о своем намерении разработать стратегическую оборону от советских ракет, он уже угрожал стратегическим прорывом:
«…Я призываю научное сообщество нашей страны, тех, кто дал нам ядерное оружие, чтобы они обратили теперь свой великий талант на дело выживания человечества и всеобщего мира: дать нам средства сделать эти виды ядерного оружия бессильным и устаревшим»[1061].
Эти последние слова «бессильным и устаревшим», должно быть, прозвенели жутким холодом в Кремле. Советский ядерный арсенал являлся ключевым элементом статуса Советского Союза как сверхдержавы. В течение 20 лет пребывания Брежнева у власти основной целью СССР было достижение стратегического паритета с Соединенными Штатами. Теперь при помощи единственного технологического хода Рейган предлагал ликвидировать все, ради достижения чего Советский Союз довел себя до банкротства.
Если призыв Рейгана создать 100-процентно эффективную систему обороны просто приблизится к воплощению в реальность, американское стратегическое превосходство станет реальностью. Тогда американский первый удар, по всей вероятности, увенчается успехом, поскольку оборонительная система сумела бы сдержать относительно малые и дезорганизованные советские ракетные силы, уцелевшие к этому моменту. Как минимум провозглашение Рейганом программы СОИ уведомило советское руководство, что гонка вооружений, которую они столь опрометчиво начали в 1960-е годы, либо полностью поглотит их ресурсы, либо приведет к американскому стратегическому прорыву.
Предложение Рейгана относительно СОИ затронуло больное место в спорах по поводу американской оборонной политики. До наступления ядерного века считалось бы бессмысленным базировать оборону страны на уязвимости ее населения. Но потом дебаты на тему стратегии приобрели новаторский характер, отчасти потому, что стали вестись совершенно новыми группами участников. До наступления ядерного века военная стратегия была предметом, которым занимались в одних лишь генеральных штабах, да еще в военно-учебных академиях, ну и немногие непрошеные советчики со стороны, в основном военные историки типа Б. Г. Лиделл Гарта. Огромные разрушительные свойства ядерного оружия сделали традиционную военно-экспертную деятельность менее значимой; любой, кто разбирался в современной технологии, мог стать участником игры, а игроками в основном становились ученые, к которым присоединялось небольшое число других научных сотрудников.
Потрясенные выпущенной ими на свободу разрушительной силой, технические специалисты в большинстве своем убедили себя в том, что политики в значительной степени люди безответственные, что, если бы они увидели хоть малейший шанс превратить ядерную войну в нечто терпимое, у них могло бы появиться искушение развязать ее. Поэтому моральным долгом ученых было отстаивать стратегии до такой степени катастрофичные, чтобы напугать даже самого безрассудного политика. Парадоксальность подобного подхода заключалась в том, что те, кто совершенно справедливо полагал себя наиболее озабоченным будущим цивилизации, кончали тем, что выступали в пользу нигилистической военной стратегии уничтожения гражданского населения.
Ученые в сфере обороны пришли к подобной точке зрения постепенно. Во время первого десятилетия ядерной эры многие из них все еще настаивали на организации обороны против, по большей части, несуществующей советской угрозы с воздуха. Глубоко преданные делу предотвращения ядерной войны ученые, без сомнения, в глубине души считали полезным отвлечение ресурсов от дела создания наступательного оружия и тем самым сокращение стимулов превентивного нападения со стороны Америки. Но после появления у Советского Союза все возрастающих ядерных возможностей и обретения им достаточной мощи, чтобы опустошить Соединенные Штаты, акценты в советах научного сообщества парадоксально переменились. С той поры большинство ученых горячо отстаивали доктрину взаимно гарантированного уничтожения, которая основывала устрашение на предположении о том, что при ожидаемом достаточно высоком уровне жертв среди гражданского населения ни одна из сторон не начнет ядерную войну.
Появление теории взаимно гарантированного уничтожения означало преднамеренный уход от рациональности в стратегической теории к обороне, базирующейся на угрозе самоубийства. На практике она давала огромное преимущество, разумеется психологическое, той стороне, которая способна была бросать вызовы, выйти из которых ее противник мог, лишь прибегнув к всеобщей ядерной войне. В 1960-е и 1970-е годы такой стороной безоговорочно являлся Советский Союз, чьи вооруженные силы обычного типа, как в основном полагали, в значительной степени превосходили западные. В то же самое время такая стратегия гарантировала, что ядерная война уничтожит саму цивилизацию. Таким образом, СОИ нашла себе приверженцев, в особенности среди тех, кто стремился избежать невыносимого выбора между капитуляцией и Армагеддоном.
Большинство средств массовой информации и умов в области обороны тем не менее придерживались общепринятого мнения и выступали против СОИ. Наилучший и наиболее точный перечень разнообразных оговорок содержится в книге, изданной Гарольдом Брауном, работавшим министром обороны в администрации Картера и министром ВВС в администрации Джонсона[1062]. Браун предпочитал исследовательские усилия, но утверждал, что СОИ еще не может быть запущена на практике