Е.С.], уже заранее неприемлемой русскими, либо, даже будучи принятой, не ведущей ни к каким практическим результатам…»[474]
На наш взгляд, заслуживает внимание точка зрения Иоффе, который в одном из писем Ленину, датированном октябрем 1922 г., писал о «неуверенном и колеблющемся характере нашей дипломатии, который уже принес нам много вреда» и «который оказывает свое влияние до сих пор»[475]. Очевидно, что эти колебания в полной мере проявились на Генуэзской конференции, где по вопросу восстановления нормальных отношений с бывшими союзниками России соперничали три точки зрения как советских, так и западных, включая британских, политиков. Первая состояла в принципиальной невозможности нормализации в связи со стремлением большей части кремлевского руководства ревизовать Версальский порядок в Европе, добившись аннулирования всех долгов[476]. Вторая заключалась во временном, тактическом урегулировании общеевропейского кризиса в ожидании нового военного столкновения, которое, по мнению Ленина, должно было произойти в течение ближайших двадцати лет[477]. Наконец, третья подразумевала возвращение России в систему международных отношений, созданную на конференциях в Париже и Вашингтоне. Именно с этих позиций, хотя и по разным причинам, выступали Чичерин и Красин в Москве, а Ллойд Джордж и его сторонники – в Лондоне.
Вместе с тем трудно согласиться с утверждением некоторых авторов, что отказ американцев участвовать в конференции значительно уменьшил для Москвы ее ценность и снизил готовность пойти на уступки Западу[478]. Проведенное исследование доказывает, что с учетом целей политического руководства Советской России и Великобритании, а также доминирующих настроений британской общественности, шансов на успех двадцатой по счету с момента окончания Первой мировой войны и «крупнейшей со времени крестовых походов», как назвала ее «Манчестер Гардиан»[479], конференции скорее всего не было изначально, а ее неудачу, как уже говорилось выше, нетрудно было прогнозировать еще до открытия, хотя Черчилль и Кёрзон до последнего дня работы форума опасались заключения сделки между Ллойд Джорджем и Чичериным[480].
Именно это фундаментальное противоречие, а не плохая подготовка, неумелое проведение, разногласия среди союзников по Антанте или подписание сепаратного договора в Рапалло обусловило фиаско Лондона на первом общеевропейском форуме с участием большевистских дипломатов. Таким образом, способность Британской империи осуществлять в одиночку глобальное и, конечно же, европейское лидерство было по сути впервые поставлено под сомнение.
С другой стороны, уместно привести оценку провала интересующей нас конференции, сделанную самим Чичериным в письме наркому по делам национальностей И.В. Сталину 8 августа 1922 г. из Берлина, где глава НКИД находился на лечении. Выражая уверенность в том, что советская сторона упустила шанс достичь в Генуе компромисса с другими государствами, особенно Соединенным Королевством, поскольку «политикой Ллойд Джорджа было стремление к соглашению с нами, в котором он усмотрел бы личный триумф», а «в Генуе он шел настолько далеко, насколько вообще максимально позволяло Сити…», Чичерин резюмировал: «Мой вывод – вместо примитивных методов нужны модернизированные, вместо 1919 нужен 1922 год, нужно отказаться от самоизоляции в других странах, от пассивности в информационном деле и от разброда разных ведомств, нужна, одним словом, модернизированная всесторонняя политика»[481].
Вполне понятно, что с точки зрения тогдашнего главы советской дипломатии, указанный политический курс мог проводиться только в условиях тесного взаимодействия Москвы с ведущими мировыми державами, как это продемонстрировали события 1930-х гг.
Глава 8Г.Я. Сокольников (1888–1939): гражданин, политик и дипломат
А.С. Соколов
Григорий Яковлевич Сокольников – известный советский государственный и партийный деятель. С его именем связана разработка и осуществление финансовой политики нэпа, проведение денежной реформы 1922–1924 гг., стабилизировавший рубль. Тем не менее, он был также талантливым дипломатом, отстаивал интересы России на международных форумах в Генуе, Гааге, Женеве. Находясь на руководящих постах в различных хозяйственных ведомствах (Наркомат финансов, Госплан, Нефтесиндикат) он принимал участие в обсуждении важных внешнеполитических вопросов на заседаниях Политбюро, Пленумов ЦК, партийных съездах и конференциях. С 1929 по 1932 гг. Сокольников был полпредом в Великобритании. Ему был доверен важный и ответственный пост т. к. Великобритания являлась одним из сложных партнеров СССР. С 1932 по 1934 гг. Сокольников являлся заместителем наркома иностранных дел. Его соратниками были известные советские дипломаты: Чичерин, Литвинов, Красин, Крестинский, Карахан. Деятельность Сокольникова во внешнеэкономическом и дипломатическом направлении сыграла большую роль в решении проблем экономического взаимодействия и налаживания отношений СССР с европейскими государствами и странами Востока.
Дипломатическая деятельность Сокольникова началась после прихода большевиков к власти. Как член ВЦИК, он участвовал в возглавляемой А.А. Иоффе мирной делегации, направленной в Брест-Литовск 17 ноября 1917 г. для переговоров с германским командованием о перемирии. Позже, в период острейших дискуссий в партии и в ЦК по вопросу о мире Сокольников поддерживал точку зрения Ленина. Выступая на VII съезде партии он заявил: «Тянуть с мирными переговорами не вредно, но нам совершенно не страшно заключение мира, т. к. мир на самом деле явиться только перемирием, т. к. заключая мир, мы немедленно начнем готовиться к революционной войне. Для нас выгодно даже подписание капитуляции, т. к. мы еще яснее покажем всему миру, что мы политически боремся за право народов на самоопределение, а не путем обратного отвоевывания занятых местностей». Полемизируя с Радеком Сокольников утверждал, что «сейчас наша задача должна состоять в уклонении от боя, в умелом маневрировании»[482]. В 1918 г. Сокольников сменил Троцкого на председателя советской делегации. Можно согласиться с мнением, что причинами его назначения на должность председателя делегации стала его приверженность ленинской точке зрения в вопросе заключения мира, опыт работы в составе первой делегации в Бресте, свободное владение немецким языком [483]. 28 февраля советская делегация прибыла в Брест. Глава германской делегации фон Розенберг в телеграмме направленной в Берлин отмечал, что Сокольников согласился с его мнением, что нужно максимально экономить время[484]. 1 марта 1918 г. советской делегации был предъявлен окончательный текст немецких условий мира. Они были очень тяжелыми. Германская сторона заявила, что до подписания договора военные действия будут продолжаться. Розенберг призвал участников переговоров сконцентрироваться на практических вопросах. Сокольников быстро и охотно согласился с призывом Розенберга к краткости и деловитости. Он заявил, что совершенно согласен с тем, что работа конференции должна быть завершена как можно скорее и в этой связи отметил, что вся работа должна осуществляться на пленарных заседаниях[485]. Сокольников сообщил о решении «принять условия мира полностью, и в том самом виде, в котором они были нам предложены, дабы не могло быть сомнения в том, что это – мир насильственный»[486]. Он указал, что договор представляет собой мир, заключаемый в условиях диктата, на который Россия соглашается только под давлением со стороны германских армий. Сокольников полагал, что «торжество империализма и милитаризма над международной пролетарской революцией окажется лишь временным и преходящим»[487]. 3 марта 1918 г. Сокольниковым был подписан Брестский мир. Впоследствии он писал, что «выход русской советской республики из войны был верным «дипломатическим» шагом, именно в смысле дальнозоркой, исходящей из правильного «научного» прогноза дипломатии, не имеющей ничего схожего с талейрановским торгашеством»[488]. В августе 1918 г. в Берлине прошли переговоры по заключению экономического договора между Германией и Советской Россией. Сокольников входил в состав делегации вместе с А.А. Иоффе, Л. Караханом, Ю. Лариным, В.Р. Менжинским и другими советскими партийными работниками. К данным переговорам Сокольников подготовил проект соглашения по вопросу о государственных и гарантийных займах. В соответствии с ним Германия признавала аннулирование всех русских государственных и гарантийных правительством займов и принимала на себя вознаграждение немецких поданных, несущих ущерб от аннулирования русских займов. Россия уплачивала вознаграждение Германии в размере 1170 млн. марок[489]. 27 августа 1918 г. было подписано российско-германское финансовое соглашение. В соответствии с ним Россия обязывалась уплатить «для вознаграждения потерпевших от русских мероприятий германцев» сумму в 6 млрд марок
В 1922 г. занимая пост заместителя наркома финансов Сокольников вошел в состав подготовительной комиссии к Генуэзской конференции. На заседании комиссии был заслушан доклад Сокольникова о рекомендуемых типах концессий (хлебные, лесные, морские, нефтедобывающие, угольные) и выделении пакетов акций иностранцам в советских трестах. Наркомату финансов поручили разработать вопрос о банке эмиссионном, а также специальном – для финансирования внешней торговли под общим контролем