[700]. Как видно, приоритеты англичан нисколько не изменились: на первое место они выдвигали коммерческие, а не союзнические цели, в чем расходились с российской стороной. И, как отмечал Рондо, хотя правительство Анны Иоанновны устранило все неудобства в торговле, на которые жаловались британские купцы, и решило более «тесно» сблизиться с Великобританией, тем не менее, оно скорее желает заключить «дружественный договор, не упоминая о взаимных гарантиях»[701].
7 октября 1732 г. Рондо отправил государственному секретарю очередное сообщение, к которому была приложена его записка о состоянии российско-британской торговли. В ней Рондо в очередной раз уверял, что торговля с Великобританией в течение многих лет была и поныне продолжает оставаться для России более выгодной, чем торговля с любой другой европейской страной. Подданные Великобритании вывозят две трети всей вывозимой пеньки, более половины всех вывозимых кож, столько же льна, более трех четвертей всех полотен, примерно столько же железа, весь поташ, большую часть ревеня, рыбьего клея, щетины, воска и прочее. При этом три четверти этих товаров в течение последних лет оплачивалась русским деньгами. Однако за последние десять лет вывоз из Англии в Россию уменьшился почти наполовину. Вместе с некоторыми купцами Рондо попытался выяснить причины, которые привели к подобному положению вещей. И далее он подробно останавливался на каждую из них[702].
В заключение записки, освещающей положение важнейших отраслей торговли Великобритании с Россией, Рондо вместе с влиятельными английскими купцами, подписавшими документ, выражал надежду, что торговля двух стран будет восстановлена «на прочном основании». В ответной депеше лорд Гаррингтон проинформировал Рондо о назначении полномочным министром Великобритании при русском дворе лорда Джорджа Форбса, прибытие которого в Петербург ожидалось в марте 1733 г. Понимая, что данное назначение Рондо может расценить как свою отставку, Гаррингтон ссылался на решение короля выполнить неоднократно выраженное желанию царицы видеть при своем дворе «лицо именитое». «Потому, – продолжал Гаррингтон, обращаясь к Рондо, – вам не следует смотреть на это назначение, как на признак недовольства вами; напротив, все ваши действия всегда удостаивались милостивого одобрения Его Величества и король никогда не думал смещать вас с поста, на котором вы имеете честь служить ему в настоящее время»[703]. По-видимому, британское руководство сочло необходимым направить в помощь Рондо более опытного дипломата, цель которого, по признанию А.Б. Соколова, заключалась в скорейшей подготовке торгового договора между двумя странами[704]. Неудивительно, что Форбс прибыл в Россию в ранге полномочного представителя министра по вопросам торговых отношений.
Таким образом, главную роль на заключительном этапе переговорного процесса о торговом договоре довелось сыграть лорду Дж. Форбсу, а не К. Рондо. Как отмечал британский историк Д.К. Ридинг, лорду Форбсу, как и его предшественнику, неоднократно пришлось обращаться за содействием в своей миссии не только к Остерману, но и к графу Бирону. Ридинг подчеркивал, что в переговорах двух сторон сохранялись разногласия. В то время, как Георг II требовал, чтобы для ускорения принятия договора посол обещал признание императорского титула за царицей, то граф Остерман увязывал его с одновременным заключением оборонительного договора между государствами[705]. Форбс не мог согласиться на предложение вице-канцлера. Взамен он представил проект договора, который был утвержден Торговой комиссией 8 августа 1733 г. Этот проект состоял из 27 статей, раскрывавших требования британцев, и мало отличался от предыдущего проекта. Дополнением к нему служили выдвинутые требования британских купцов.
Анализируя статьи договора, Ридинг приходил к заключению, что торговля с англичанами в сравнении с другими государствами, будто бы была более выгодна России. В то же время он отмечал, что британская сторона получала большие дивиденды не только от экспорта и импорта товаров в Россию, но и от их перевозки на своих судах. Неудивительно, что послы Форбс и Рондо приложили немало усилий, чтобы добиться заключения договора.
Все лето и осень 1734 г. шли трудные переговоры. С британской стороны в ход пошло испытанное средство: подкуп влиятельных российских чиновников. Как отмечал современный историк А.В. Демкин, крупная взятка была получена герцогом Э. Бироном, а также, возможно, и президентом Коммерц-коллегии бароном П.П. Шафировым. Но вот подкупить графа А.И. Остермана англичанам так и не удалось[706]. И хотя вице-канцлер всячески пытался затянуть подписание договора, императрица Анна Иоанновна наконец-то дала согласие на этот шаг. «Трактат между Российским и Английским дворами о дружбе и взаимной между обеих держав коммерции» был подписан в Петербурге 2 декабря 1734 г. Как отмечал А.В. Демкин, «в истории русско-британских отношений это был первый подобный документ. Причем для Британии его условия, по сравнению со всеми последующими трактатами, являлись наиболее выгодными»[707]. Указанный договор предусматривал равные условия в торговле для британцев и русских: свободный приезд в страну, торговля любыми товарами, уплата пошлин в размере, установленном для всех других иностранцев, проживание и наем слуг. Но поскольку русские купцы практически не посещали Великобританию, для них подобный принцип равенства оставался лишь на бумаге. В то же время за британскими коммерсантами сохранялись определенные привилегии. Согласно 8-й статье, им была разрешена транзитная торговля с Персией через территорию России. В соответствии с 5-й и 7-й статьями, купцы расплачивались в нашей стране русскими деньгами, 10 статья освобождала дома британцев от постоев, а 27 статья уменьшила пошлины с английских шерстяных тканей[708].
Как видно, англичане были правы, называя XVIII век в истории российско-британских торговых отношений «золотым веком». Торговый договор оказался неравноценным для обеих сторон. Россия не получила таких же выгод, как Британия. Это объяснялось, прежде всего, слабостью позиций руководства страны в ту пору, сложной международной обстановкой, а также отчасти корыстолюбием высокопоставленных российских чиновников, легко идущих на уступки конкурентам. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов настойчивость и искусство дипломатии в переговорах британских послов, прежде всего К. Рондо, проявленных ими в процессе подготовки и подписании договора.
В истории российско-британских отношений первой трети XVIII в. помимо Торгового договора 1734 г., важное место занимал также оборонительный, или союзный договор 1741 г.
Активную роль в его подготовке также сыграл К. Рондо. Поскольку Торговый договор в полной мере устраивал Великобританию, ее правительство поначалу не торопилось заключать союзный трактат с Россией, т. к. не желало брать на себя каких-либо обязательств в то время, когда шла Русско-турецкая война 1735–1739 гг. Однако успешное завершение Россией войны с Портой при осложнившемся положении в Центральной Европе накануне борьбы за Австрийское наследство, а также назревавшая война с Испанией заставили британцев добиваться союза с Россией.
Переговоры о заключении союзного, или оборонительного договоров начались в 1739 г. 9 февраля Гаррингтон направил Рондо шифрованное послание, в котором сообщал, что проект договора подготовлен и в ближайшее время будет ему переправлен для ознакомления. И вскоре документ был доставлен посланнику курьером. В сопроводительном письме лорд Гаррингтон обратил внимание на ряд положений, которые нуждались в разъяснении. Прежде всего, у госсекретаря вызывала сомнения разница в оказываемой помощи сторонами друг другу. «У нас сухопутного войска мало, едва достаточно для защиты королевства; нам всегда легче и удобнее оказать помощь военными судами, – писал Гаррингтон, – в свою очередь, суда полезнее царице, всегда располагающей могучей сухопутной армией. Эскадра явится из Англии на защиту царских владений очевидно скорее, чем корпус войск, который еще приходилось бы собирать для отправки»[709]. С другой стороны, продолжал госсекретарь, король, не нуждаясь в усилении морских сил, предпочел бы получить от России помощь скорее людьми, чем кораблями. Гаррингтон подчеркивал: царица располагает достаточным количеством сухопутных войск, что позволит ей выслать корпус на помощь союзнику.
Затем Гаррингтон завел разговор о размере помощи. Как он писал, король ожидал получить от царицы 15 тыс. пехоты, которую удобнее было бы переправить в любое место королевских владений. Взамен король предлагал России поставить эскадру, вооруженную 800 пушками. Гаррингтон обращал также внимание на обязательное исключение из договора пункта об оказании помощи России в случае ее военных действий против поляков, турок, персов, татар или других восточных народов. Король надеется, продолжал Гаррингтон, что помощь морских сил вряд ли может понадобиться против этих наций. Того же «требует и равномерность взаимных услуг: Его Величество не может подвергнуться нападению со стороны восточных народов; между тем владения царицы открыты нападению всех держав, против которых ей в силу договора придется защищать Англию»[710]. Впрочем, госсекретарь допускал, что русская сторона потребует какого-либо вознаграждения за исключение из договора стран Востока. В таком случае, утверждал он, Россия может быть освобождена от обязанности помогать англичанам, если случится нападение на владения Его Величества в Америке.