Кинг, напротив, доказывал, что союзный договор с Францией в данной ситуации ни к чему не обязывает США. США обязаны вступить в боевые действия на стороне союзника лишь в том случае, если война будет для Франции оборонительной или хотя бы Франция не станет выступать агрессором. А в данном случае войну объявила именно она. Да и вообще невозможно Соединенным Штатам вступить в войну за океаном, когда морские пути под контролем британского флота. Наконец, нейтралитет просто выгоден для американской внешней торговли. Кинг заверял: «Если мы сохраним свой нейтралитет, наши фермеры соберут золотой урожай, а наш флаг, развеваясь на всех морях, обогатит наших торговцев»[759].
Здесь оценки Кинга оказались чрезмерно оптимистичными. В первой половине 1790-х гг. особенно проблемными были отношения США с их бывшей метрополией. Великобритания еще долго не расставалась с мечтой о реванше за проигранную Войну за независимость США. Между молодой республикой и древней монархией оставались неурегулированные вопросы. Великобритания настаивала на возвращении конфискованного имущества ее сторонников-лоялистов. Американцы (южане), в свою очередь, сокрушались о своих рабах, освобожденных англичанами во время войны. Традиционные для американской торговли связи с Вест-Индией были нарушены. Американские суда не имели права заходить в порты континентальных владений Британии, а также Ньюфаундленда[760]. В фортах на западной границе США все еще оставались английские гарнизоны. Урегулировать все взаимные претензии должен был англо-американский договор Джона Джея (1794 г.).
Кинг был одним из вдохновителей миссии Джея, и именно ему, наряду с президентом Вашингтоном и министром финансов Гамильтоном, Джей поспешил сообщить об успехе своей миссии, как только договор был заключен[761]. Договор ликвидировал напряженность в отношениях между Великобританией и США, которая, как опасались федералисты, могла привести к войне. На 12 лет экономические отношения двух стран устанавливались на основе «взаимной и полной свободы судоходства и торговли». На практике это означало, что Великобритания более чем на десятилетие гарантировала себя от протекционистских тарифов со стороны США. Ее же уступки американцам были менее значительны. Снимался запрет на торговлю с британской Вест-Индией. Однако разрешение касалось лишь судов водоизмещением до 70 тонн; к тому же они могли ввозить патоку, сахар, хлопок, какао и кофе только в США. Кроме маленькой уступки в отношении Вест-Индии, Англия обязывалась вывести войска из западных фортов (и летом 1796 г. это обязательство было выполнено). Подтверждалось право навигации обеих сторон по Миссисипи. Однако Соединенным Штатам запрещалось принимать каперские корабли враждебных Англии стран. Англия сохраняла за собой право захватывать французские товары (включая продовольствие), перевозимые на американских судах. Английская сторона отвергла предложения, запрещавшие использовать в англо-американских конфликтах индейские племена. Дж. Джею не удалось разрешить вопрос о насильственной вербовке американцев в английский флот. Не было в договоре и упоминаний о компенсации за рабов, увезенных англичанами во время Войны за независимость[762].
Для США условия были не самыми благоприятными, так что договор вызвал бурю возмущения. Оппозиционная республиканская (джефферсоновская) партия развернула кампанию в прессе, народ выражал свое негодование, как мог. «Boston Independent Chronicle» доказывала: «Разве нам дозволена свободная торговля? Разве что с англичанами: покупать продукцию их мануфактур у их торговцев, обогащать эту нацию и давать ей средства для продолжения войны с нашими союзниками-французами». Автор уверял, что перспектива войны с Англией – химера, изобретенная федералистами; что Великобритания существует только за счет захватов американских судов и что трехмесячное эмбарго поставило бы англичан на грань голодной смерти. Через полгода Англия была бы вынуждена просить мира у Французской республики[763]. Такие аргументы находили отклик в общественном мнении. Только в Филадельфии в июле 1795 г. прошли три антиджеевских митинга.
Кинг комментировал: «Учитывая прошлые поражения наших якобинцев, было лишь естественно ожидать от них очень значительных усилий в данной ситуации… Организовав шумную оппозицию в крупных городах в одно и то же время, они рассчитывали захватить общественное мнение врасплох и завоевать его»[764]. Сам он готов был противостоять оппонентам. В 1795–1796 гг. в нью-йоркских газетах появилась серия статей под общим заголовком «Защита» и подписью «Камилл». За псевдонимом скрывались Гамильтон и Кинг. Джей выступал в роли консультанта для обоих соавторов. От него Гамильтон и Кинг узнали многие подробности предыстории договора, которые использовали в своих статьях. Из 38 статей Кинг написал 10, остальные – Гамильтон. В то время, как министр финансов занялся теорией международных отношений, Кинг сосредоточился на статьях, касавшихся торговли и мореплавания. Он подчеркивал преимущества, которые США получили от договора Джея: беспрепятственную навигацию по Миссисипи и открытие вест-индских рынков для американских товаров. Кинг посмеивался над оппонентами, прославляющими фритредерскую политику Франции и осуждающими английский Навигационный акт. Он напоминал, что у Франции есть свое аналогичное законодательство, защищающее национальное судоходство[765]. Так что не стоит отказываться от условий торговли, предложенных договором Джея, в расчете на сомнительную щедрость Конвента[766]. В остальных выпусках, написанных Кингом, логика была схожей: договор Джея ни в коем случае не идеален, но это лучше, чем ничего.
В 1796 г. Кинг был назначен посланником США в Лондоне, где пробыл до 1803 г. В годы его пребывания в Лондоне в англо-американских отношениях наметилось потепление. Разумеется, почва была подготовлена договором Джея, но была здесь и личная заслуга Кинга как дипломата. Он оказался в состоянии улаживать разногласия между двумя странами. Сам дипломат так определял свои цели: «Я счел разумным и политичным следовать примирительным курсом. Я и дальше буду его придерживаться и не оставлю попыток добиться самого разумного и приемлемого соглашения как в отношении Вест-Индии, так и в отношении безопасности наших моряков»[767]. В последнем случае речь шла о серьезной проблеме, омрачавшей англо-американские отношения: капитаны английских ВМС не стеснялись захватывать американские суда и силой вербовать матросов на свой флот. На торговлю США с Вест-Индией с английской стороны накладывались ограничения по тоннажу судов.
Намеченная Кингом программа оказалась излишне амбициозной. Известно, что и Джею пришлось пойти на значительные уступки в пользу Великобритании, чтобы заключить с ней хотя бы не совсем позорный для США договор[768]. Кинг оказался не более удачлив, чем Джей. Английская сторона никогда не упускала случая поставить «бунтовщика» на место. Например, после смерти Дж. Вашингтона Кинг демонстративно появлялся на королевских приемах в глубоком трауре. Но ни король, ни королева, ни министры не сказали ему ни слова по этому поводу. Кинг не мог не счесть такое пренебрежение намеренным[769]. Вообще-то упоминание об Американской революции могло вызвать и более резкую реакцию. Кинг рассказывал, как на обеде в Карлтон-хаус (резиденции принца-регента) кто-то упомянул среди великих людей Вашингтона. Принни тут же покинул комнату[770]. Сам Кинг недружественных жестов себе не позволял. Когда король Георг спасся от покушения, Кинг счел уместным поздравить его со спасением[771].
Прекратить насильственную вербовку американских моряков Кингу не удалось. У английского Адмиралтейства было универсальное оправдание: отличить американцев от англичан было непросто, а их бумаги, в конце концов, могли быть и поддельными. Сами американские федералисты вынуждены были признать наличие проблемы. Гамильтон писал в одном из эссе «Камилла»: «Общее условие против насильственной вербовки наших моряков было бы бессмыслицей, если не издевательством. Согласно международному праву, наше право не подвергаться таковой неоспоримо, и Великобритания отнюдь не претендует на противоположное. Трудность состоит в том, чтобы установить правило, как различать их моряков и наших и путем этого различия обеспечить нашим защиту, не включая в нее англичан на нашей службе. Так случилось, что наши нации говорят на одном языке и во всех мелочах внешности сильно напоминают друг друга»[772]. Американским дипломатам, в том числе и Кингу, оставалось только заступаться за того или иного незадачливого морячка перед английскими властями.
В итоге перезагрузки в англо-американских отношениях Кинг не добился. Но он все же сумел обеспечить некую стабильность в этой сфере, что уже стоило немало. Характерно, что даже лидер республиканцев Т. Джефферсон, ставший в 1801 г. третьим президентом США и не терпевший оппонентов на важных постах, не мог и думать об отзыве Кинга и вернул его в США лишь по просьбе последнего.
Официально отношения с Францией не входили в круг забот дипломата. Но Французская революция была слишком грандиозным событием, чтобы ее игнорировать. Кинг делал все от него зависящее, чтобы продвигать федералистскую повестку в отношениях с Францией. В отличие от многих своих единомышленников, Кинг действительно старался разобраться в происходящем во Франции. Его коллега-дипломат Г. Моррис называл «бешеными» всех без разбору французских рев