Можно заключить, что тема международных отношений на Дальнем Востоке достаточно активно эксплуатировалась в американских фильмах 1941–1943 гг. и визуализация данных отношений имеет следующие особенности:
Во-первых, в фильмах присутствует целый комплекс конкретных структурно-содержательных элементов, формирующих кинообразы войны в США и влияющие на корректировку американской Я-концепции в XX–XXI вв.: образ «героического поражения», восприятия Тихого океана как нового фронтира, демонизация образа японцев, разделение мира на «довоенный» и «военный» с границей между ними в виде Перл-Харбор, изображение войны как работы, актуализация исторического прошлого для подъёма патриотических чувств граждан, создание мифологизированных представлений о союзниках (Великобритания, СССР, Китай) Как правило, исследователи концентрируются на обрез врага и концепции «хорошей войны».
Во-вторых, большую роль в фильмах 1941–1943 гг. играют исторические метафоры и образы. Причём, как правило, те же самые, что наблюдаются в американских карикатурах предвоенного периода. Следовательно, карикатуры служили базой и источником вдохновения для многих визуальных образов в фильмах, особенно связанных с противником.
В-третьих, формирование образа международных отношений на Дальнем Востоке в американских фильмах несёт важные элементы ориенталистского подхода: Китай и Япония – это и «воображаемые сообщества», и «воображаемая география». «Иной» азиатский мир противопоставляется американскому миру и в контексте военного времени это противостояние приобретает в фильмах манихейские черты.
Глава 18Поверенный в делах Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии Фрэнк Робертс о советской внешней политике (1945–1947 гг.)[1107]
Д.И. Портнягин
Большинство историков, занимающихся изучением холодной войны, главное внимание уделяют противостоянию СССР и США, что вполне объяснимо и справедливо. Однако совершенно не верно недооценивать роль Великобритании в процессе превращения главных союзников по антигитлеровской коалиции в непримиримых антагонистов. Как отмечается в «Кембриджской истории холодной войны», в 1945 г. «Британия была активной мировой державой», в которой «поиски возможностей сохранить образ и реальность великодержавности посредством лидерства, влияния и «стремления прыгнуть выше своего роста» были частью менталитета британских планировщиков, военных и политиков» [1108]. Одним из важнейших аспектов решения проблемы сохранения привилегированного статуса Великобритании было определение позиции страны в отношении политики СССР.
В этой связи существенное значение приобретает рассмотрение взглядов тех самых «планировщиков» и кадровых дипломатов, под влиянием которых в немалой степени формировались представления британских политиков, определявших внешнеполитический курс страны в первые послевоенные годы. Не вдаваясь в подробности давно идущей дискуссии о том, насколько самостоятельна была политика министра иностранных дел в лейбористском кабинете Эрнста Бевина, согласимся с утверждением, что «полагать будто бы вся политика министра иностранных дел была делом рук самого Бевина также наивно, как и утверждать, что он являлся заложником своих чиновников»[1109]. Фактом является то, что о Э. Бевине лестно отзывались как представители консервативной оппозиции, так и кадровые дипломаты, что в контексте нашей темы более важно. Предшественник Э. Бевина на посту министра иностранных дел консерватор Э. Иден вспоминал, что в период совместной работы в коалиционном правительстве в годы Второй мировой войны он «был ближе к нему, чем к любому другому члену его партии, и дружба между нами продолжалась до его смерти. Период 1945–1950 гг. в британской внешней политике определялся его личностью и это была большая удача для нашей страны и для Европы»[1110].
В качестве примера оценки личных и деловых качеств Э. Бевина представителями дипломатической службы приведем высказывания Айвона Киркпатрика, который в конце 1940-х-начале 1950-х гг. занимал старшие административные посты в Форин офис, включая должность постоянного заместителя министра иностранных дел. Отмечая особенности ведения дел Э. Бевином А. Киркпатрик замечал, что «во всех отношениях он был великим человеком, который сам занимался только важнейшими вопросами», не мешая работать влезая во все детали. «Говорили, что Бевин полностью попал в руки чиновников Форин офис. Это совершенная неправда… он никогда не позволял заставить себя сделать что-либо против своей воли»[1111]. Очевидно, что основная причина того, что министр иностранных дел столь хорошо уживался с постоянными служащими Форин офис коренилась в принципиальной схожести взглядов по ключевым вопросам международных отношений.
Учитывая важность советского направления для политики Великобритании как по соображениям послевоенного мирного урегулирования, так и по внутриполитическим причинам из-за возросшей популярности СССР среди значительной части британского общества, представляется интересным рассмотреть доминирующие в британских дипломатических кругах взгляды на СССР и его цели на международной арене, а также в какой степени эти воззрения влияли на политическое руководство страны. У многих членов лейбористского правительства, прежде всего премьер-министра Клемента Эттли и Э. Бевина, негативное отношение к СССР сформировалось еще в межвоенный период. Как отмечал самый известный биограф министра иностранных дел Алан Буллок «ещё до войны Бевин, как и большинство лидеров лейбористской партии пришли к выводу относительно режима, установленного Сталиным – это диктатура левых, которая также враждебна свободе, как и любая диктатура правых… Бевин считал, что это (сталинизм-Д.П.) отрицание всего, за что стоит лейбористская партия и извращение социализма»[1112]. Отношение Э. Бевина к СССР после Второй мировой войны стремительно менялось от недолгих надежд на сохранение взаимодействия в рамках Большой тройки периода антигитлеровской коалиции к безусловной поддержке США в начавшейся холодной войне. Для ответа на вопрос в какой степени эта эволюция объяснялась влиянием на Э. Бевина кадровых дипломатов, обратимся к рассмотрению донесений в Лондон Фрэнка Робертса, который в 1945–1947 гг. занимал должности посланника и поверенного в делах Великобритании в СССР.
Получив новое назначение в конце 1944 г., Ф. Робертс до своего прибытия в Москву принял участие в составе британской делегации в Ялтинской конференции. После более чем двухлетнего пребывания в посольстве в Москве, Ф. Робертс вернулся в Лондон, где получил должность главного личного секретаря министра иностранных дел. Однако в СССР он возвращался еще не раз. В 1948 г. в качестве личного представителя Э. Бевина он участвовал в переговорах в Москве с И. Сталиным и В. Молотовым в связи с Берлинским кризисом, а в 1960–1962 гг. он был послом Великобритании в СССР. Следует заметить, что на первый период его работы в Москве пришлась смена послов. В начале 1946 г. вместо Арчибальда Кларка Керра послом был назначен Морис Петерсон. Эта своего рода «пересменка» привел к тому, что, будучи формально вторым человеком в британском посольстве, Ф. Робертс длительное время фактически его возглавлял. Джон Сэвл приводит высказывание о Ф. Робертсе «красного профессора» Гарольда Ласки, британского политолога и экономиста, а также политического деятеля, который в 1945–1946 гг. был председателем лейбористской партии. Летом 1946 г. Г. Ласки в составе делегации лейбористской партии посетил с двухнедельным визитом СССР и в письме жене охарактеризовал британского посланника как «очень яркого молодого человека. Разительно отличающемся от Мориса Петерсона»[1113]. Как отмечалось в некрологе по поводу смерти Ф. Робертса в 1998 г., он «обладал выдающимся интеллектом и был мастером аналитических обобщающих материалов»[1114].
Ф. Робертс оставил мемуары, в которых есть раздел, посвященный его пребыванию в Москве в 1945–1947 гг.[1115], а также обширное интервью, посвященное И. Сталину. Вспоминая о первой личной встрече с советским руководителем, которая состоялась во время банкета в Кремле, данного в честь госсекретаря США Джеймса Бирнса и Э. Бевина, Ф. Робертс описывает трагикомичную ситуацию, возникшую после того, как его представили И. Сталину. Обратив внимание на Ф. Робертса И. Сталин сказал: «Я знаю вас, вы наш враг». Не оценив шутки, Ф. Робертс стал размышлять о том, не отправиться ли ему следующим самолетом в Англию и выпустят ли его вообще из Кремля[1116]. Несмотря на забавность ситуации, она хорошо иллюстрирует настроения британских дипломатов даже такого высокого ранга.
Фрэнк Робертс – поверенный в делах Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии в СССР 1945–1947 гг.
Первое обстоятельное донесение Ф. Робертса в Форин офис, характеризующее его отношение к СССР приходится на апрель 1945 г., когда в Европе еще продолжались военные действия. В телеграмме Кристоферу Уорнеру, который в 1941–1946 гг. возглавлял Северный департамент министерства иностранных дел, к компетенции которого относился Советский Союз, Ф. Робертс выражал свое разочарование политикой СССР после Ялтинской конференции и уровнем британо-советских отношений. При анализе действий СССР на международной арене, по мнению Ф. Робертса, надо отталкиваться от трех исходных обстоятельств. Во-первых, «кремлевская политика контролируется жесткими, хитрыми и незаслуживающими доверия личностями, составляющими Политбюро». Во-вторых, «весь Советский Союз воспитывался на примерах прошлой национальной славы, связанной с удачливыми представителями силовой политики и «старой дипломатии», такими как Петр Великий, Екатерина Вторая и даже Иван Ужасный (the Terrible – Д.П.). В-третьих, «советское государство все еще управляется ортодоксальными марксистами и есть фундаментальные различия между советской политической философией и тоталитарной практикой, и образом жизни внешнего мира». Из этого автор делает вывод, что «было бы опрометчиво основывать нашу политику на надежде, что в обозримом будущем Советский Союз остепенится до уровня страны, с которой наши отношения могут быть нормальными и простыми»