— Не хотел вас обидеть, а если и обидел — прошу прощения. Надеюсь, дама вашего сердца сумеет оценить вашу душу и сердце?
— Увы, господин граф, — вздохнул рыцарь. — Я пишу стихи, посвящая их даме моего сердца, а потом жгу их в камине. Эта женщина занимает слишком высокое положение, она принадлежит к очень высокому роду, чтобы я имел право вручать ей свои послания. Так что, пусть мои признания сгорят и развеются вместе пеплом.
Что ж, уже легче. Пепел, к счастью, не способен доносить до слушателя слова. Фон Шлангенбург рыцарь не только по своему положению, но и по состоянию души. Он никогда не позволит себе лишнее и будет соблюдать дистанцию. Но есть еще Инга. Но это, как говорят, немного другое. И еще есть люди, которые не станут благородничать, как мой друг.
Ладно, я не нанимался следить за соблюдением невестой моральных правил, пусть об этом болит голова у ее женихов. Тем более, что раз их сразу двое, так и голов две. У меня сейчас другое дело.
— Рыцарь, мне нужна ваша помощь, — сказал я. Предупреждая вопрос капитана, сказал: — Моя просьба никоим образом не повредит вашему сюзерену и не поставит под сомнение вашу честь. Не нанесет ущерба дворцу и все такое прочее. Мне нужно человек… ну, скажем, человек пять опытных и закаленных бойцов. Даже троих хватит.
— Граф, я знаю, что вы человек благородный, что вы не станете причинять вред своему и моему сюзерену, — приложил руку к сердцу рыцарь. А потом спросил уже деловитым тоном: — Говорите — когда вам нужны бойцы, на какое время? Трое или пятеро — это не слишком мало? Если вы скажете, то я подниму всю дворцовую стражу, за исключением тех, кто стоит в карауле. Еще у меня есть друзья среди рыцарей Силинга. Не сомневаюсь, что ваш враг станет и моим личным врагом. С кем вы собираетесь воевать?
Рыцарь фон Шлангенбург уже скомкал листочки, на которых он изливал жар души из сердца. Ну, или как-то так.
Точно, настоящий рыцарь. Услышал о возможности повоевать, так уже и о любви забыл. А если и не забыл, то решил ее отложить. Правильно, так и положено рыцарю — сначала добрая драка, а потом любовь. А драка, подчас, выбивает из головы все глупые мысли. Но мне придется разочаровать капитана.
— Нет-нет, я не собираюсь ни с кем воевать, — усмехнулся я. — У меня здесь мои вассалы, при них необученные воины. Мне нужны наставники. Такие, кто сможет научить воинов пешему строю, потренирует их в бою на мечах. Поучиться бою верхом тоже не повредит.
Шлангенбург размышлял недолго.
— А знаете, граф, у меня как раз имеется пять ветеранов. Скажу откровенно — бездельники. Будь я на месте Его Высочества, то уже давно выгнал бы их. Но Его Высочество не позволяет. И своего жилья у них нет, так вот и живут в кордегардии. Во внутренние караулы я их уже не ставлю, посылаю в дозоры вокруг дворца. Знаете — после прилета той птицы, которую вы подшибли, герцог распорядился усилить охрану не только дворца, но и всей прилегающей территории. В караулы они ходить не хотят — мол, они во дворце всю жизнь прослужили, а ходить в патрули недостойно их заслуг. Но, сами понимаете, в дозоры я их ходить заставляю. Тут дело принципа. Если ты проживаешь в казармах, среди воинов, так будь добр делать то, что положено воину или уезжай. Кряхтят, но ходят.
— А в кордегардии герцога живут немощные ветераны? — удивился я.
Шлангенбург помотал головой.
— Нет, уж совсем старые и немощные, или те, кто лишился ноги или руки, и те, у кого нет семьи, проживают в богадельне. Его Высочество такую учредил, для бывших солдат. В богадельне им и стол, и постель, и все за счет герцога. И пенсию, опять-таки от щедрот герцога получают. Куда им деньги тратить? Только на пиво да шнапс. В богадельне уже два раза персонал меняли. Спаивают ветераны служителей! А этистарички, которые до сих пор во дворцовой страже числятся — лет им по пятьдесят, а то и по пятьдесят пять, но еще бодрые. В богадельне им пока делать нечего, да и не желают они туда поселяться, а своего жилья, как я уже говорил, у них нет. Вот, герцог их и жалеет, из уважения к былым заслугам.
Я пропустил мимо ушей фразу Шлангенбурга о старичках, которым за пятьдесят (мне ведь тоже, по меркам моей родины, уже шестьдесят стукнуло или должно стукнуть!), а еще раз удивился доброте герцога. В прошлый свой приезд я узнал о существовании пенсий для семей погибших, а нынче выяснил, что увечные воины доживают свой век в богадельне. Такого нет ни в Швабсонии, ни в иных землях, где мне довелось побывать. Воин нужен, пока он в состоянии воевать. Вот за это ему и платят. А коли он уже воевать не может, за что платить? Пусть идет и побирается.
— А сколько у вас таких старичков? — поинтересовался я.
— У меня их пятеро. Кажется, что и немного, но нытья и споров на двадцать человек хватит.
— Вот и отлично, — обрадовался я. — Вы мне их завтра покажете? Ничего, если я их отвлеку от службы на несколько дней?
— Да ради Единого! — всплеснул руками Шлангенбург. — У меня достаточно молодых воинов, прекрасно обойдусь без старых пердунов. У меня уже нет сил их нытье слушать, а вам, глядишь, они пользу принесут.
Решив, что половина дела уже сделана, я раскланялся с рыцарем и отправился дальше. Ну да, именно, что отправился. Седлать Гневко, чтобы зайти к капитану, а потом обойти парочку нужных кварталов, смысла не было. Пусть сегодня гнедой отдохнет.
В лавках не было ничего свежего о приключениях ни капитана Ульдемира, ни сыщика Воронца, зато имелся трактат, называвшийся «Некоторые соображения, высказанные против умозаключений доктора философии Еноха Спидекура, написанные магистром философии Уалерием Вайсом, ректором преславного университета, находящегося под патронажем Его Высочества».
Ох ты, толстый и ленивый Уалериус стал ректором? Ну, а где Вильфриду взять выпускника университета, имеющего диплом?
О чем он пишет? Ага, пишет он о том, что Спидекур отвергает существование потусторонней силы. Дескать — он беседовал со многими людьми, уверявшими, что слышали посторонний шум (скажем, пивовар постоянно слышит такие шумы по ночам в собственной пивоварне) или сапожник, у которого пропадают куски дорогой кожи, но негде не встречал и намека на реальных духов. И все встречи с потусторонними силами только результат либо расстроенного воображения, либо неумеренного пьянства. В реальности никакие силы, отличные от божественных не могут существовать.
Прочитав про «неумеренное пьянство», я хихикнул. Помню, как наш Енот гонял чертей, которые регулярно ему являлись. А мы, братья-студиозы ему помогали в этом нелегком деле. Спидекур, стало быть, сумел сделать правильные выводы и собственную беду употребил на благое дело. А Вайс, стало быть, отвергает выводы Спидекура и уверяет, что призраки и духи все-таки есть.
Хотел, было, положить книжку обратно на полку, но передумал. Пожалуй, возьму для Кэйтрин. Она, в свое время, увлекалась сочинениями Спидекура, так пусть почитает творение, направленное против ее любимца.
— Сколько она? — поинтересовался я у лавочника.
— Десять пфеннигов, — грустно ответил тот. — Я, ваше сиятельство, торгую этой книгой себе в убыток. Мне принесли пять экземпляров, а вы первый, кто покупает. Я бы вообще не стал брать книгу на реализацию, но пришлось. Все-таки, магистр Вайс нынче фаворит младшего герцога.
Цена действительно смешная. В Силингии, где цены гораздо ниже, чем в Швабсонии, только книги стоят гораздо дороже. А трактат Вайса — кому он тут нужен? Мой бывший однокурсник оспаривает утверждение, которое и оспаривать не стоит. В Силингии никто не сомневается в существовании потусторонних сил, потому что время от времени сталкиваются и с призраками, и с домовыми. Вон, призрак прежнего хозяина постоялого помогает новому трактирщику. А мой брауни приносит мне прекрасную каву. Забыл спросить фон Шлангенбурга — помирился ли тот со своим домовым?
Возможно, Вайс считает, что он находится в Швабсонии и до сих пор не видел ничего такого, выпадающего из общего ряда? Ну да, Вайс может, он парень рассеянный. Увидит привидение и решит, что это пьяный студент. В мое время так порой и бывало. Не думаю, что здешние студиозо лучше.
Я бросил на прилавок талер.
— Беру все пять, — сообщил я.
Не знаю, зачем мне пять экземпляров, но так и быть, куплю. Просто ради того, чтобы морально поддержать Уалерия. Оставшиеся четыре можно и выбросить или отдать в наш храм.
Счастливый лавочник принялся упаковывать мою покупку, а я не преминул спросить:
— А что слышно о приключениях Аксенуса?
— Увы, автор пребывает в простое. Мол — вдохновения у него нет.
Ох уж эти авторы. Посадить бы на цепь в подвале, давать только хлеб и воду, тогда бы сразу стали писать. И вдохновение бы пришло.
Глава четырнадцатаяПохищение по-силингийски
Только я вышел из лавки, как столкнулся со своим другом Габриэлем фон Скилуром — двоюродным дедушкой герцога. К моему удивлению, маг был трезв. Ну, от него слегка попахивало, но именно, что слегка. На фоне обычного состояния прадедушки, это даже и не считается.
— Граф, я вас давно ищу, — радостно вскинул руки придворный маг, намереваясь меня обнять.
Я сделал ответный жест, но мешал сверток с книгами.
Габриэль с укоризной спросил:
— А почему вы пошли по лавкам без слуги?
Скилур, в отличие меня, шел в сопровождении сразу двух слуг. Один, как видимо, просто лакей, а второй, в кирасе и с мечом выступал в роли телохранителя. Зачем волшебнику, способному испепелить злоумышленника с помощью файербола нужен хранитель тела, не слишком понятно.Возможно, чтобы не растрачивать свою магию попусту, на всяких дураков.
Барон только кивнул лакею и тот тут же избавил меня от моего груза, не слишком-то и обременительного.
Я не стал ничего объяснять или оправдываться. Барон прав на все сто процентов. Мне давным-давно положено избавляться от своих старых привычек, не болтаться по городу в одиночестве, обзаводиться и слугами, и телохранителями. Здесь в обычае, чтобы сиятельную особу сопровождали слуги даже тогда, когда эта особа идет к любовнице. Не так, чтобы брать с собой целый отряд, но два приближенных вполне допустимо. Один станет держать в поводу лошадь, а второй скучать и посматривать по сторонам — не появятся ли враги? А пойти в одиночестве — так случаются неприятности. Или муж обидится проявленной к его жене непочтительностью и, опять-таки случатся неприятности.