Министр не захотел держать его в Центральном аппарате и уже на следующий год направил посланником в Сербию. Назначение Н.Г. Гартвига в 1909 г. посланником в Белград сербы встретили с воодушевлением и признательностью.
Правительство поставило перед новым посланником двойственную задачу – максимально оттянуть сроки возможного выступления Сербии против Австро-Венгрии и в то же время укрепить антиавстрийский союз сербов с другими балканскими народами. Однако Гартвиг фактически пренебрег этими указаниями. Как и в свою бытность в Тегеране, он и здесь стремился проводить собственную политику, независимую от данных ему инструкций, ошибочно рассматривая себя как представителя не только официальной, но и неофициальной России – панславистов и воинствующей просербской части императорского двора.
Свой панславизм Гартвиг демонстрировал повсюду, грубо нарушая элементарный дипломатический этикет. По воспоминаниям ответственного сотрудника Дальневосточного департамента МИДа (впоследствии посла в Японии) Дмитрия Ивановича Абрикосова, «новый русский посланник в Сербии придавал политическую окраску даже приемам в русской миссии. Там были поставлены «живые картины», где жена посланника изображала сцену, как Россия принимает дань уважения от коленопреклоненных балканских государств. Среди гостей были немецкий и австрийский министры, и изображенное вряд ли могло способствовать улучшению отношений между нашими странами. Когда война витает в воздухе, любое, даже самое незначительное событие увеличивает напряженность»143.
Провокационные выходки Гартвига предпринимались в условиях, когда Россия в обстановке полной секретности вооружала сербскую армию. Министр иностранных дел С.Д. Сазонов в докладе царю 30 сентября / 13 октября 1914 г. о масштабах оказанной Белграду помощи отмечал, что на приобретение в России вооружения Сербии открыт кредит в размере 6 млн рублей. Дополнительно к 120 тыс. трехлинейных винтовок и 120 млн патронов, отпущенных ей перед войной и доставка которых продолжалась уже после начала военных действий, Сербии предоставлены два 6-дюймовых орудия с 1 тыс. снарядами и при них 10 нижних чинов, 10 тыс. запасных частей для винтовок, 13 тыс. снарядов для полевой артиллерии, 22 тыс. ружей и 75 тыс. комплектов обмундирования144.
В своих мемуарах российский юрист-международник М.А. Таубе, касаясь непосредственных причин начала войны, отмечает:
«При наличии в Европе определенных факторов, толкавших этих государей на войну, вовлечь их в эту всеевропейскую свалку можно было, лишь устроив поджог со стороны, – как оно и случилось в 1914 г.
Кто же явился таким поджигателем европейского, колебавшегося уже, но все еще державшегося мира?
Официальный ответ общеизвестен: сербско-босно-герцеговинское сообщество «Черна Рука» с его злодейским убийством эрцгерцога Франца-Фердинанда 15/28 июля 1914 г., ибо последовавших за этим убийством политических и военных событий уже никто не смог остановить…
И вот возникает вопрос: эту «Черную Руку» не направляла ли из-за кулис «белая» рука из того или другого военно-политического лагеря, на которые распадалась якобы единая и якобы мирная Европа.
Как это выяснилось через несколько лет, «белая» рука оказалась рукой полковника сербского генерального штаба Димитриевича, организатора заговора против эрцгерцога, не без ведома русской военной агентуры в Белграде. А если это последнее указание справедливо, то конечно и русский посланник в Сербии недалек был от всей этой преступной махинации: ведь Н.Г. Гартвиг, бывший директор 1-го Департамента министерства иностранных дел, неосторожно назначенный Сазоновым в Белград, отличался не только своими способностями и рвением к службе, но и известной всем грубостью, заслужившей ему прозвище «старшего дворника», соединенной с самовольными политическими замашками. Вдали от Петербурга, в специфической заговорщической обстановке Сербии он легко мог поддаться соблазну вести там свою собственную «энергичную политику», за что судьба и послала ему, как известно, вскоре после Сараевского убийства апоплексический удар при его таинственных объяснениях об этом злодеянии в австрийском посольстве в Белграде»145.
Возвращаясь к трагедии, разыгравшейся в кабинете у посланника Австро-Венгрии, попытаемся высказать собственное суждение. Николай Генрихович был тучным мужчиной и страдал одышкой. Попытки сбросить лишний вес не приводили к успеху. Очевидно, жара, а в июльские дни температура в Белграде значительно превышает 30 градусов, сыграла с ним в данном случае роковую роль.
Как утверждала австрийская сторона, в ходе беседы посланник Гизлинген заметил, что дымивший перед ним сигарой русский коллега сильно возбужден. Спустя некоторое время Гартвиг неожиданно упал в кресле, потом скатился с него на пол и… умер от обширного инфаркта.
После смерти Н.Г. Гартвига на его замену в срочном порядке выехал князь Григорий Николаевич Трубецкой. Старинный род Трубецких выдвинул в новейшей истории России немало признанных религиозных и общественных деятелей. В 1996 г. «Воениздат» выпустил хронику этой всемирно знаменитой семьи выдающихся представителей дворянского сословия, в которой есть и подробная автобиографическая статья Г.Н. Трубецкого «Годы смут и надежд»146.
Вкратце же имеющиеся о новом посланнике в Сербии сведения таковы.
После окончания историко-филологического факультета Московского университета князь Г.Н. Трубецкой поступил на службу в МИД, получив назначение атташе в Константинополь. С 1901 г. он служит в чине первого секретаря посольства, занимаясь к тому же поиском древностей Ближнего Востока. Его статьи по истории Константинопольской патриархии стали появляться на страницах журнала «Вестник Европы». Десять лет провел князь Трубецкой в Константинополе. В 1906 г. он оставил дипломатическую службу и переехал в Москву, где вместе со своим братом Евгением Николаевичем приступил к изданию газеты «Московский еженедельник».
Шесть лет спустя, в 1912 г., Григорий Николаевич вернулся служить в МИД советником по ближневосточным делам, а летом 1914 г. срочно выехал Чрезвычайным Посланником и Полномочным Министром в Белград.
Трубецкой застал Сербию в весьма тяжелой ситуации – массовые перемещения населения, связанные с военными действиями, привели к эпидемиям всех видов тифа (брюшного, возвратного и сыпного), а также черной оспы, скарлатины и дифтерита.
О том, с каким мужеством вели себя в этот период сотрудники российских загранучреждений, стремившиеся максимально помочь своим соотечественникам, подробно сообщается в донесениях, поступавших в Петроград.
В начале войны сербское правительство и дипломатический корпус переехали в город Ниш. Поскольку здание миссии в Белграде осталось практически без охраны, 31 июля в Белград командировали второго секретаря Л. Зарина и канцелярского служащего И. Гачевича. Цель поездки – проверка здания миссии в условиях австрийских бомбардировок и оказание содействия тем русским подданным, которые вопреки настойчивым советам миссии не пожелали покинуть свои дома.
Ниже – краткий пересказ донесения второго секретаря миссии Л. Зарина.
«Я прибыл в Белград 1-го августа вечером, и весь следующий день провел в интенсивной работе. Отъезд назначил на 3 августа к двум часам дня, причем в виде исключительного внимания к нашей миссии военные власти согласились предоставить в мое распоряжение три экипажа и одну подводу.
3 августа утром начался обстрел прилегающего квартала. Народ в панике бежал по улице, женщины бились в истерике.
В это время начался обстрел миссии. Я вышел к подъезду, и на моих глазах снарядом снесло решетку здания. Пройдя в столовую, я приказал подать себе чаю. Не прошло и двух минут, как новый сильный взрыв – это снаряд разорвался в саду недалеко от дома. Сотрясение было настолько сильно, что чашка выпала у меня из рук, а Иван Гачевич, прикладывавший печати к двери, ведущей в залу, был опрокинут на пол. Лошади были поданы, и мы поспешили уехать. Иван остался, желая исполнить свой долг до конца. К счастью, он не был убит, так как, если бы это случилось, я бы вечно упрекал себя, что насильно не захватил его с собой»147.
Как отмечалось в представлении министра иностранных дел С.Д. Сазонова на получение правительственных наград сотрудниками учреждений МИД в пределах Сербского королевства, военные действия, происходившие на Балканском полуострове, заставили их действовать «в непривычной для чинов гражданского ведомства военной обстановке».
В числе представленных были консул в Белграде Емельянов, нештатный драгоман миссии Мамулов и второй секретарь Зарин.
Емельянов и Мамулов несли службу во время троекратного наступления австрийцев на Сербию, причем во время пребывания миссии в Нише постоянно подвергались опасности заразиться пятнистым и брюшным тифом, свирепствовавшим в городе. Во время наступления австрийцев им пришлось при эвакуации сербского правительства и дипломатического корпуса, сопровождая главную квартиру, пробираться по узким тропинкам, проходившим по склонам гор, через расположение восставших против Белграда албанских племен, постоянно подвергаясь, наряду с отступавшей сербской армией, действию неприятельского огня.
Что касается упомянутого выше второго секретаря Зарина, то ему во время бомбардировки австрийцами Белграда было поручено вывезти из города находившихся там русскоподданных и принять меры к охране архивов императорской миссии. Несмотря на грозившую опасность, Зарин с полным успехом выполнил порученную ему задачу, проявив при этом мужество и хладнокровие.
Награждение представленных к наградам министром сотрудников МИД состоялось148.
Гуманитарная миссия российской дипломатии в Сербии в этот период перешагнула далеко за рамки общепринятых понятий оказания помощи соотечественникам. Рост эпидемий всех видов тифа, черной оспы, скарлатины и дифтерита к концу осени 1914 г. принял угрожающий характер.
Нехватка продовольствия, резкое удорожание предметов первой необходимости, отсутствие перевязочных средств и антисанитарн