Понятия зимы и лета в Дар-эс-Саламе весьма условные. Летом (декабрь, январь и февраль) средняя температура днем – 28–31 ℃, а зимой (соответственно, июнь, июль, август) – 25–28 ℃. То есть разница едва заметная. Осенью и весной на несколько недель приходят спасительные недели сезона дождей. Спасительные, потому что только в эти несколько недель в году нет солнца, а это значит, что и глаза, и весь организм отдыхают, как это ни странно прозвучит, от постоянного яркого солнца и иссиня-голубого неба. Сезоны дождей разные. Сезон малых дождей – весной. В это время круглосуточно моросит мелкой водяной пылью. На душе легчает, дышится совсем по-другому. Сезон больших дождей – это когда постоянно льет как из ведра. Дороги размываются, город заливает, везде гигантские лужи, через которые не каждый автомобиль проедет. Для местных мальчишек это становится хорошим бизнесом. За каких-нибудь полдоллара они готовы вытолкнуть вашу застрявшую машину из такой лужи. Считается, что в большие дожди случаются разные чудеса. По поверьям некоторых племен, в это время приходят разные духи с разными смыслами, в которых разбираются только местные шаманы.
Случилось и нам с супругой увидеть нечто, что никак не уходит из памяти вот уже тридцать лет. Как-то поздно вечером в сезон дождей мы возвращались из посольства домой в Микочени по дороге, которую с трудом можно было назвать асфальтовой. Ехали мы очень осторожно, чтобы не угодить в огромные ямы и лужи. Фары освещали дорогу лишь на пару метров из-за воды, лившейся с неба стеной. Мы вскрикнули одновременно. Мне удалось резко взять руль вправо, чтобы не наехать на невесть откуда взявшегося посреди дороги человека в изумительно белых одеяниях, сидевшего в позе йога со скрещенными ногами и руками… в полуметре над землей. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Объехав его, мы медленно стали отъезжать от места, а он продолжал висеть под проливным дождем. Что или кто это был, мы не знаем и, наверное, уже никогда не узнаем. Но ощущение, что за эти мгновения он словно проник в нас, не покидает до сих пор.
С местными жителями мы почти не контактировали. Конечно, по работе я общался с очень разными людьми. Сотрудниками МИДа, представителями различных религиозных организаций, журналистами, коллегами дипломатами из других стран. Но вот с простыми людьми редко. Разве что мимолетно с продавцами в магазинах и официантами в ресторанах. Наверное, поэтому было особенно любопытно наблюдать и общаться с совсем молодыми Винсентом и Элизой, которых нам было разрешено нанять для уборки квартиры. Да-да, для этого требовалось специальное разрешение, ибо мы представляли страну, где эксплуатация человека человеком была давно ликвидирована.
Ребята были невероятно благодарны за то, что имели возможность заработать по паре-тройке долларов за уборку. Они нам часто по нашей просьбе рассказывали про свою жизнь, домашний уклад. Однажды мы даже ходили посмотреть, как они живут. Бедно. Но чисто и вполне с самоуважением. Именно Винсент нам сказал, что зря мы купили у заирцев попугая, который должен был прожить триста лет и научиться разговаривать по-русски. Зря – потому что заирцы их перед продажей кормят битым стеклом, после которого попугай живет всего несколько дней, и ты, не зная истинной причины смерти бедного животного, идешь к ним покупать еще одного за бешеные деньги.
Как-то раз мы заметили невероятную суету в городе. Все местные жители судорожно искали билеты на стадион, на котором должен был быть концерт самого Квасса Квасса Бонгомана. Всеафриканская легенда и суперзвезда. Чтобы всё-таки понять, что происходит, я взял в салоне видеокассету с его концертом. Приехав днем домой на обед, я включил видак и воткнул ту самую кассету. На записи – битком набитый стадион в какой-то африканской столице и выступление легенды. Очень тихая и скромная Элиза, которая всегда старалась сделать так, чтобы ее не было заметно, моментально примчалась в комнату на первые же, видимо знакомые ей звуки. Не обращая никакого внимания на нас, она странно закатила глаза и начала самозабвенно двигаться в такт мелодии. Изумившись, мы тихонечко вышли из комнаты, а она последующий час не могла оторваться от экрана, оставаясь в этом полугипнотическом состоянии. Потом она была нам невероятно благодарна, что мы ей устроили такой праздник, и даже принесла свою домашнюю выпечку с довольно странным вкусом, но от чистого африканского сердца.
В Танзании определенно есть что посмотреть. Но тогда, в начале девяностых годов прошлого столетия, всё это было не так и просто. Туристическая инфраструктура практически отсутствовала. Напомню, страна занимала почетное четвертое место в списке беднейших стран планеты. А если на это наложить перебои с финансированием сотрудников посольства и статус иностранного дипломата, то становится понятно, что посмотреть удалось лишь самую малость. Это сейчас, в разгар пандемии, Танзания только никому не ведомым образом попала в первую четверку стран, куда разрешило выезд российское правительство сразу после жесточайшего карантина. А тогда всякие путешествия по стране таили кучу опасностей, почему и не рекомендовалось особо отлучаться из Дара.
Бравая грузинская команда привезла из Поти два катера, по заверениям злых языков, стыренных под шумок в разваливавшейся стране. Парни организовали совместное предприятие с местными бизнесменами и впервые в истории наладили переезд с материка на остров в течение полутора часов. До этого, чтобы из Дар-эс-Салама добраться до Занзибара на пароме, требовался чуть ли не день. А на Занзибаре есть что посмотреть. В первую очередь это изумительные пляжи, огромные черепахи, да и смешение культур наложило отпечаток на весь остров.
Из-за сложившейся ситуации с задержками зарплат и прочими проблемами дома мы с ребятами из нашего генконсульства почти всерьез обсуждали идею прибить к нашим воротам мемориальную табличку о том, что в этом доме родился и вырос выдающийся британский музыкант Фредди Меркьюри, только что скончавшийся от СПИДа. Все равно никто не знал, в каком точно месте на острове он на самом деле жил, а на нешуточном хайпе его фанатов, хлынувших на Занзибар, можно было подзаработать, коли родная страна о нас забыла. Полагаю, что сподвиг нас на эти мысли гениальный Остап Бендер и его знаменитый Провал.
Неизгладимое впечатление осталось и от поездки в ближайший национальный парк Микуми. От встречи с группой представителей племени масаев с огромными ногами и ушами у женщин, оттянутыми до плеч, что считалось у них невероятной красотой, до наглой обезьяны, стащившей банан прямо из рук зазевавшегося сына, сидевшего внутри автомобиля с чуть приоткрытым окном. О природе и фауне нацпарков сказано так много восторженных слов, что повторяться не буду. Всё так и есть!
Уезжать из страны нам пришлось очень неожиданно и поспешно. Дело в том, что к концу второго года проживания в Африке мне не на шутку поплохело. В тридцать один год я впервые в жизни узнал, что у меня есть внутренние органы, которые еще и могут нестерпимо болеть. Сначала пытался терпеть, наивно полагая, что как-нибудь само отпустит. Когда пришло понимание, что не проходит, обратился к замечательному посольскому терапевту. Она, внимательно выслушав меня, предположила, что с почками что-то не то, но понять, что конкретно, можно только сделав несколько манипуляций в стационаре. Я гордо заявил, что скорее сложу свою голову под палящим африканским солнцем, но ни в какую местную больницу не лягу. Нужно было делать рентгеновские снимки. Тут оживился Виктор, который в посольстве был как тот самый Кью из фильмов о Бонде, всё время выдававший главному герою ручки, превращавшиеся в самолеты, и часы, которые могут вообще что угодно. Витя был из тех людей, кто знает всё про всех. Если мы ему пытались после какой-нибудь вечеринки рассказать свежий анекдот или что приключилось накануне, он, чуть покраснев, говорил: «Да, я в курсе». И он реально был в курсе. Такая у него была работа – знать всё про всех. Так вот Витя смущенно сказал, что совершенно случайно у него в кабинете есть рентгеновский аппарат и он, Витя, по чистому совпадению умеет им пользоваться. Мне предстояло попасть в его знаменитый кабинет, куда даже послу был вход строго-настрого запрещен. Снимки-то мы сделали, но оказалось, что без контрастной жидкости определить ничего невозможно. Тут уже даже Витя был бессилен. Устроили консилиум с голландским и еще каким-то врачом. Постановили, что в больнице, построенной фондом Ага Хана, всё сделают и даже есть шанс ничего не подцепить. Признаюсь, больница была очень чистая с вышколенным персоналом, а снимки, которые мне там сделали, потом пригодились в Москве. И вся советская профессура из Первого меда спрашивала, откуда у меня такие качественные снимки, и искренне изумлялась, когда выяснялось, что это из глубокой и нищей Африки. Так вот по сделанным снимкам голландец сказал, что надо срочно ехать в Кению и делать операцию в Найроби. Тут не смогут. На совещании у посла выяснилось, что через три дня в Даре будет пролетом с Сейшел борт «Аэрофлота». Решение приняли моментально. Три дня на сборы – и прощай, влюбившая в себя навсегда мама-Африка.
Всё самое красивое и важное в Танзании называлось в честь грациозного и, по поверьям, священного обладателя самого большого в мире сердца – жирафа, Twiga, на языке суахили.
Twiga Bank.
Twiga Air.
Twiga Beach.
Twiga Bridge.
Twiga Tours.
Twiga Hotel.
Twiga Bar.
Ну и далее по списку.
Поэтому, вернувшись на Родину и завершив дипломатический этап нашей жизни, мы стопроцентно знали, как будет называться наше новое занятие в нашей новой жизни. Мы понятия не имели, регистрируя в 1993 году ТОО, чем оно будет заниматься, но мы знали, что называться это будет TWIGA.
Начало
Купив в ларьке у метро батончик «Сникерс», я уверенно двинулся в сторону улицы Дыбенко, в однокомнатную квартиру своего армейского друга – очень талантливого художника, по утверждению его отца. Увидев в моих руках сладкое, Геворк сказал: