А есть и другой пример, когда незаметная на первый взгляд работа, получившая скромную бронзу на не самом важном в мире фестивале, вдруг оказывает большое влияние на целые индустрии. Может быть, она не выглядит как нечто сверхкреативное, но если такого никто раньше не делал и если это реально воздействует на выбор потребителя, то она бесценна и важна для клиента, хоть это и не считывается креативным жюри. Например, мы придумали упаковку для селедки «Санта Бремор» с прозрачным окном, которая давала возможность потребителю видеть непосредственно то, что он собирается съесть сегодня на ужин. Оказалось, что с продуктами питания в тот момент еще никто, как минимум у нас в стране, так не делал. Продажи взлетели, конкуренты спохватились, и теперь это уже норма рынка.
Была еще очень яркая работа для фенотропила – препарата Щелковского витаминного завода, который повышает выносливость и активизирует мозговую деятельность. Помимо очень эффектно обгрызенных карандашей, славу этому препарату принесли наши биатлонистки, дисквалифицированные именно за прием этого препарата на Олимпиаде в Турине в 2006 году. PR он и есть PR. Любой хорош.
Награды наградами, но, по правде говоря, в какой-то момент ты понимаешь, что получение медалей, призов и кубков тешит самолюбие только до определенного момента. Рано или поздно и это тоже приедается. Если, конечно, вы не страдаете синдромом Брежнева. Потом хочется больше. Хочется сделать что-то, что останется надолго, что повлияет на индустрию, на будущее. Мы говорили вначале, что награды – хороший мотиватор для развития. Но на этом останавливаться точно нельзя. Надо искать цели еще выше, надо рваться к звездам, в звезды.
А иначе начнешь топтаться на месте.
А иначе может стать скучно.
Часть 2: Me
Счастливое лето семьдесят второго
В тот год летом мы оказались в Москве. Мама, мой старший брат Сергей и я. Папа заканчивал командировку в Ливии. Мы его ждали. Дни и недели тянулись довольно монотонно. И если я в свои одиннадцать лет привык придумывать разнообразные занятия себе сам, то у Сергея в его пятнадцать кровь уже вовсю начинала играть, и удержать его дома было делом нелегким.
Большим облегчением для мамы стала новость, что в Москву из Еревана на практику приезжает наш двоюродный брат Самвел, которому тут же и должно было исполниться двадцать. Самвел довольно быстро перебрался из общаги на «Академической» к нам на Ленинский.
Обрадовались все! Мама, приходившая в себя после очередной, довольно тяжелой операции, всегда любившая племянников, теперь радовалась, что нам всем будет веселее с невероятно остроумным, коммуникабельным и обаятельным Самвелом. Сергей, которому давно было скучно со сверстниками, понимал, что ему представляется уникальный шанс на почти законных основаниях с головой окунуться в самую настоящую студенческую жизнь. А я понимал, что в лице неожиданно приехавшего старшего брата я получаю решающее преимущество в моей народно-освободительной борьбе с Сергеем, который в свойственной тинейджерам бесцеремонной манере пресекал мои скромные поползновения на равные права в борьбе за домашние социальные блага типа кресла при просмотре телика, ухода спать позже двенадцати, обсуждения вопроса хотя бы поочередного выноса мусора и так далее. Но должен признать, что и я в те времена не был ангелом в житейских вопросах и бесконечно качал права, не останавливаясь в случае локального успеха.
Скажу сразу: ожидания всех членов семьи не просто оправдались. Они были превзойдены в разы. Настолько, что вот уже более пятидесяти лет, прошедших с тех пор, мы, встречаясь, всегда с удовольствием вспоминаем то лето, перебираем подробности тех событий в состоянии полной эйфории и счастья. Уже нет Сергея и мамы, но мы с Самвелом во всех деталях рассказываем о тех днях нашим детям и внукам, которые каждый раз как впервые слушают эти истории. А ведь они уже в нашем тогдашнем возрасте, а то и постарше.
Ведь даже казавшаяся тогда нам всем абсолютным взросляком мама только готовилась отметить в начале сентября свое тридцатипятилетие. Удивительно, как она нас всех терпела с нашими выходками. Она была нам другом и с огромным участием обсуждала и переживала похождения старших моих братьев. Я-то тогда совсем не котировался. Мал был. А вот они зажигали не по-детски.
От родителей из Еревана Самвел получил инструкцию о необходимости сходить в гости к дочери известного академика, учившейся в Москве и жившей тут с бабушкой. Надо ли объяснять, какой коварный родительский замысел был заложен в это, казалось бы, невинное действо? Было строго-настрого велено вести себя прилично и произвести наилучшее впечатление и на дочку, и, что очень важно, на бабушку. Не на шутку напрягшийся Самвел решил, что ему будет проще обаять объект при помощи интеллигентного и не по годам начитанного Сергея. Подбадривая друг друга, они, как кот Базилио и лиса Алиса, пошли на дело. Мы же с мамой провожали их как на последний и решающий бой. Мама всё время напоминала, что важно не забыть сразу же вручить заранее подготовленные ею бабушке коробку конфет, а юной особе – цветы, чтобы сразу обозначить уровень подготовленности, светскости и воспитанности.
– Ну, мам, не дети уже. Плавали. Знаем, – заявлял пятнадцатилетний Сергей, приводя мать в тщательно скрываемое смятение.
Я пытался остроумно язвить, но пара смачных затрещин поубавили мой пыл. Оставалось только ждать.
По дороге наши герои решили, что приходить с конфетами и цветами будет как-то по-лоховски, что ли, по-детски. Решили взять бутылочку. Непосредственно в магазине решили, что приходить с одной тоже не очень серьезно.
Довольные своей сообразительностью и полные решимости, они нажали на звонок входной двери. Всячески расшаркиваясь и довольно наигранно демонстрируя интерес к здоровью бабушки и успехам в учебе девушки, герои решили подналечь на принесенные бутылки. Они буквально шестым чувством понимали, что решение всех проблем надо искать в вине. Скованность таяла на глазах. Как вы догадываетесь, с каждым бокалом розовели щеки, из ниоткуда приливала смелость, а во всё удлиняющихся тостах демонстрировались знания о жизни не только по книгам. Ближе к одиннадцати, когда бабушка уже почти не таясь поглядывала на часы, после мощного пассажа о значении творчества Достоевского в жизни современной молодежи, Сергей церемонно извинился и сообщил, что покинет досточтимую компанию буквально на минутку и, как ему казалось, твердым шагом двинулся в сторону туалета. Через двадцать минут к Самвелу стали закрадываться предательски тревожные мысли. Улучив момент, когда хозяйки отвлеклись на очередную сервировку чая, он метнулся к двери туалета и, как ему казалось, незаметным, но весьма громким шепотом стал спрашивать Сергея, всё ли в порядке за закрытой дверью. В ответ тишина. Хозяева интеллигентно, по-чеховски ничего не замечали. Еще через двадцать минут уже забеспокоилась бабушка. Никакие уверения Самвела, что ничего страшного, что с Сергеем случаются такие истории, не остановили бабулю от решительных мер.
Короче, Сергей проспал там больше часа, прежде чем удалось его оттуда вытащить. Но даже после такого конфуза по дороге домой он не терял присутствия духа. На все причитания Самвела о его безвозвратно сломанной жизни Сергей громогласно, на всю улицу возвестил:
– А пущай знают! Пущай привыкают! – И, чуть подумав, подытожил: – Хе, академики, блин!
Старшие братья частенько зависали в общаге с основной группой практикантов, в которую влились не только студенты из разных уголков Союза, но и невесть откуда взявшиеся тут бразильянки. Согласитесь, что нет никакой возможности молодым армянским ребятам, от пятнадцати до двадцати, увидев их – бразильянок, – сразу и бесповоротно в них не влюбиться. Соответственно, бразильские девчонки звездили не на шутку. Даже мама была согласна на вечеринку у нас дома с выпивкой и сигаретами, чтобы хоть краем глаза взглянуть на практически героинь очень живописных репортажей из Бразилии очень популярного тогда журналиста Игоря Фесуненко[38].
Помните, я вначале говорил, что рассчитывал на физическую поддержку со стороны Самвела? Конечно, он сразу же впрягся за младшенького. История борьбы за мои права прошла красной нитью через всё время нашей совместной жизни тем летом. Сергей же, бунтарь по натуре и борец за свободы, всячески пытался противостоять беспределу с нашей стороны. Он боролся, не сдавался и отстаивал свое священное право отвешивать подзатыльники и пендали младшему, когда тот, по его мнению, нес фигню или отказывался добровольно вне очереди мыть посуду.
Мои жалкие попытки отстаивать свои права обернулись триумфом справедливости при изменившейся геополитической ситуации внутри квартиры. Теперь у меня была крыша. Спина по улице. Теперь нас было двое. Теперь уже мы с Самвелом длинными летними вечерами придумывали безобидные шутки типа неожиданно перевернуть утром раскладушку, на которой еще мирно спал Сергей, потому что он, как правило, до утра либо читал, либо писал книгу, а потому раздражал нас поздними подъемами. Просто вылить кастрюлю холодной воды на спящего, согласитесь, быстро приедается.
Раскладушку мы таки перевернули. Это обернулось тяжелыми боевыми действиями в следующие два дня. Сергей тщательно прорабатывал свою месть. Страдал в основном я, но, поверьте, оно того стоило.
Иногда мы до самого утра засиживались вчетвером. Либо вслух что-то читая и разбирая, ведь мама была филологом и прочитала, казалось, все книги в мире. Либо просто рассказывая какие-то истории и байки. Либо во что-то играя. Как правило, окна были нараспашку, ибо лето было жаркое, а ночью дышалось гораздо легче. Так вот однажды мы были до глубины души тронуты, когда в 3:25 ночи в абсолютной тишине спящего города раздался истошный крик: