– Тащ майор, ваше приказание выполнено. Лунка готова.
Надо ли говорить, что четыре следующих часа, проведенные замполитом возле «лунки» в свирепый мороз, закончились тем, что так ничего, естественно, и не выловившего из простой ямки с водой, но вконец окоченевшего и сильно пьяного, надо же было как-то согреваться, абсолютно несчастного и громко матерящегося майора Дрыгу ребята просто как бревно занесли в караулку и хором над распластанным телом спели сочиненную кем-то песенку:
Как тебе, должно быть, обидно,
Что жена твоя дрыгидна!
К счастью, майор Дрыга этого уже не помнил.
Солдатская месть страшна и беспощадна.
Нам довелось служить в Москве в поистине исторический момент открытия московской Олимпиады. Для поддержания порядка в эти дни в деле были все части Московского гарнизона. Случилось так, что, стоя в оцеплении перед мостом к Красной площади возле гостиницы «Балчуг», Гива Потикян встретил свою маму. Картина, достойная кино. Мама и сын-солдат, несущий службу. Даже строгий капитан Секачев, произнеся свое коронное, но в этот раз вполне уместное «Парадокс!», растрогался и дал солдату десять минут побыть с мамой во время несения службы.
Чуть позже Гивина мама скончалась от болезни, о серьезности которой Гивуше не говорили, понимая, что в армии и так тяжело. Меня вызвал к себе полковник Селезнев:
– У рядового Потикяна скончалась мать. Он этого еще не знает. Мы должны отпустить его на похороны. Оформи приказ и на себя тоже на отпуск на три дня. Будешь рядом с ним, вы же дружите вроде? Подготовь его, сообщи, что произошло, и не оставляй его одного. Я знаю, что такое в таком раннем возрасте потерять мать.
Вот и получилось, что чуть ли не в один из последних раз Гива видел маму, стоя в оцеплении на Красной площади.
Устраивая меня по знакомству в блатную часть на службу в Москве, мой папа даже не догадывался, чем там придется заниматься. А занимался наш батальон, единственный в стране, охраной полигонов, где проводили ядерные испытания, тогда еще разрешенные.
Случалось, что, когда не хватало людей, к непосредственной караульной службе привлекали и нас – так называемую интеллигенцию. Случилось и мне побывать на краю света, в глухой казахстанской степи.
Ехали мы туда долго и эмоционально. Можете себе представить состояние солдата в салоне гражданского рейсового самолета, следующего к месту несения службы, когда к нему, больше года не видевшему живых девушек, подходит стюардесса как с рекламного плаката и просит пристегнуться? Полный паралич тела с полным онемением работы головного мозга и органов речи. В его глазах одновременно и ужас, и страх, и восторг, и бессилие, и желание, и готовность прямо тут жениться.
– Эй, солдатик, пристегнись, – помогает взрослый мужчина, сидящий через проход, в отличие от стюардессы понимающий, что происходит.
Полет, а это более четырех часов, весь караул провел в гробовой тишине, подавленный происходящим. Когда стали разносить еду, с нами случился следующий удар. Красивые девушки приносят настоящую еду. Не армейский паек, а настоящую еду. Как и у всех остальных пассажиров самолета. Может, мы тоже нормальные люди?
В Семипалатинске пересели на поезд. Когда по вагону объявили, что поезд прибыл на конечную станцию, начальник караула майор Таранов велел оставаться на своих местах. Мы начали было волноваться, но после этого поезд еще довольно долго без остановок ехал, пока уже глубокой ночью не встал и мы не получили команду выгружаться. Привели нас в какое-то помещение и приказали не расходиться, размещаться, отдыхать и спать. Прямо тут, на ледяном каменном полу. Вповалку, на своих же шинелях.
Не-е-ет! Все-таки мы просто солдаты, а не обычные люди. Самолет и стюардессы нам, видимо, приснились.
Утром мы погрузились в грузовик и еще несколько часов ехали по степи неизвестно куда. В конце концов мы добрались до палаточного городка, по которому с деловым видом ходили бородатые люди в свитерах. Типичные физики из советских фильмов. Самое любопытное, что, как оказалось, это и были физики, которые в самой большой палатке в центре городка собирали…
…атомную бомбу. Да. Самую. Настоящую. Атомную, мать ее, бомбу.
И нам эту бомбу предстояло охранять.
Классический трехсменный караул: одна смена возле объекта, вторая – тревожная – бдит в караулке, готовая в случае чего выдвинуться к месту происшествия, третья спит. Всё как учили.
Через пару дней из-за нехватки людей нескольких наших ребят перевели на другой объект. У нас стала двухсменка. Четыре часа пост. Два бдеть в караулке, и два часа сон. Без разницы – ночь, день. Довольно быстро ты с двадцатичетырехчасового исчисления переходишь на четырехчасовое, путаясь в днях и времени суток.
После первой недели явно скучающий майор Таранов сообщил, что едет в центр за провиантом. Оставил старшим сержанта Дуба и был таков. Как выяснилось позже, приехав в центр, майор Таранов крепко выпил, проиграл в карты все наши талоны на питание, впал из-за этого в депрессию, а следом в запой и в карауле больше так и не появился, вступив в интимную связь с легендарной местной поварихой Ольгой, которая в том числе продолжала кормить проигравшегося офицера за свои ночные приключения.
А что же караул, спросите вы? Почти три недели объект государственной важности и сверхсекретности охраняли простые солдаты срочной службы, оставшиеся без еды, питья и командира.
Довольно скоро мы поняли, что помощи нам ждать неоткуда. Таранов нас кинул. У нас было несколько ящиков сгущенки, и всё. Сержант Якубовский – это тот, который, заполняя анкету еще в учебке, в графе «специальность» честно написал «браконьер» и был сильно удивлен, что такой специальности, оказывается, не существует, – соорудил из подручных средств капкан. По нашему плану мы должны были поймать сайгака, водившегося в этих краях. Сайгака не поймали, но живность помельче попадалась, а самое главное, к нам с претензиями из-за этого самого капкана явился пастух со своим стадом баранов. Каким образом в абсолютно засекреченном месте возле настоящей атомной бомбы, невзирая на четыре кольца колючей проволоки и строжайшего пропускного режима, оказался казахский пастух, история умалчивает – это, видимо, сюжет другого кино.
Короче: на сапоги одного из нас, шинель и значок «Отличник боевой службы» мы выменяли кучу еды – картошку, гречку и даже мясо.
Справедливости ради надо сказать, что службу мы несли ответственно и по всей науке. Сержанты Дуб и Якубовский посменно командовали караулкой. Всё происходило секунда в секунду. Руководство физиков так и не заметило отсутствия у нас офицера. Сами физики, видя, что из-за двухсменки мы начинали теряться в пространстве, поддерживали нас как могли: выдали нам магнитолу и две кассеты Высоцкого, которые играли у нас в караулке круглосуточно. В свои праздники, видимо, когда они, как мы говорили между собой, заканчивали паять очередной блок бомбы, выдавали нам с нежными напутствиями не злоупотреблять бидончик с чистейшим спиртом, которого у них было без ограничений. При этом они по-отечески рекомендовали не разбавлять спирт водой, а пить чистый – для здоровья исключительно.
Как я уже говорил, Дуб и Якубовский поддерживали идеальную дисциплину. Спирт выдавали дозированно, сами этим делом сильно не увлекались.
Мы были настоящими Советскими Солдатами, потерявшими на боевом задании командира. Мы служили Родине.
Ну и…
Мы совершенно точно отдавали себе отчет в том, что если подвиги Тараныча станут известны, то не только он, но и мы все за сокрытие загремим под трибунал с приличными сроками.
За несколько дней до Работы – так называли физики собственно взрыв той самой бомбы, которую мы охраняли, – вокруг главной палатки привезли и расставили клетки с разными животными: собаками, кошками, свиньями и т. д. Вечером прошел человек с большим пульверизатором и покрасил клетки и всех, кто в них был, в разные цвета. Делали это для того, как нам объясняли, чтобы после взрыва иметь возможность анализировать, на каком расстоянии и в какой степени воздействует взрыв и радиация на разных животных.
Работа была назначена на 8:52 утра. Я, признаться, не понимал, почему не в девять ровно, например. Как бы то ни было, мы видели волнение в рядах физиков. Приехали в больших количествах люди в костюмах и галстуках. Генералов с лампасами было больше, чем просто солдат. Волнение передалось и животным. Ощущая приближающийся апокалипсис, они всю ночь выли страшно и безостановочно. Самые находчивые из них как-то выбирались из своих клеток и носились в ночи. Всё это действительно напоминало ад. Когда ты стоишь возле палатки с Бомбой в кромешной темноте под светом одинокой лампы Ильича, а мимо тебя пробегают зеленые собаки и синие свиньи, ты реально перестаешь понимать, где ты и зачем. Не забывайте, что мы еще и реально недоедали несколько недель и яростно недосыпали.
Так получилось, что мое время стоять возле палатки аккурат выпадало на те самые 8:52.
Я спрашивал у более опытных ребят, что мне следует делать. На это они, тяжело вздыхая, говорили:
– Должен стоять до конца возле охраняемого объекта, воин. Покидать его нельзя ни в коем случае без особой команды. В принципе, за тобой должны приехать и забрать минут за десять до Работы. Ну, если не забудут и если не возникнут какие-либо проблемы, заберут. Наверное.
И вот тут ты начинаешь вспоминать, что солдат – это всего лишь пушечное мясо и жизни его грош цена. Ну, напишут потом родителям казенное письмо о том, что героически при исполнении воинского долга… ну и так далее.
Утром стою возле объекта. Где-то минут за тридцать до назначенного времени подъехала машина, Дуб загрузил туда всех наших, поснимали все посты, оставив только один:
– Ну, зёма, мы тебя в бункере будем ждать. Не бэ, всё будет зашибись. Ждем. Но, на всяк случай, давай обнимемся. Если че надо, говори, всё передадим родителям.