как-то позже, уже в российские времена, когда можно стало выезжать за границу, я, пробежав по нашему отделу, быстро оформил себе паспорт, естественно, соблюдая все правила и формальности, только быстро и вне очереди. Сам себе же его подписал и поехал в Шереметьево. Каково же было мое изумление, когда пограничник, строго осмотрев меня, вдруг начал расспрашивать, где я получал паспорт, куда сдавал документы и так далее. Я очевидно обалдел. Просто взять и сказать, что я его сам себе оформил за пятнадцать минут, конечно, не мог. Немного придя в себя, пока мы ждали вызванного начальника смены, я таки спросил, в чем, собственно, дело. Молодой погранец сказал, что паспорт точно не фальшивый, номер и все водяные знаки правильные, мидовская гербовая печать, которую я собственноручно ставил, тоже правильная, но вот подпись… подпись вызывает большие сомнения. Не совсем совпадает с образцом. Явная подделка. В эту секунду я вспомнил, что, торопясь поставить печать в конце рабочего дня, я подписал свой собственный паспорт прямо на весу на лестничной площадке. Видимо, рука дрогнула, а я внимания не обратил.
Тут как раз подоспел старший. Посмотрел в паспорт, куда-то в свои бумаги, мне в глаза. Отрицательно и задумчиво покачал головой. Еще один пронизывающий взгляд мне в глаза. За это время я немного пришел в себя и понял, что пора раскрываться, выхода нет.
– Я правильно понимаю, что подпись не соответствует вашему образцу?
– Да, так и есть, – спокойно и уверенно ответил он.
– А вы обратили внимание на ФИО человека, которому принадлежит подпись из вашего образца?
– Н-нет. Ща посмотрим.
– Обратите внимание на ФИО в паспорте.
– Блин, – как-то не по-служебному вырвалось у офицера. – Как такое может быть? Что за чертовщина?
– Никакой чертовщины, товарищ капитан. Это один и тот же человек. Это я. Вот мое удостоверение, подтверждающее, что я сотрудник Министерства иностранных дел. Хотите, я вам тысячу раз подпишусь как в вашем образце?
Ребята переглянулись. Синхронно посмотрели на меня. Все трое облегченно засмеялись.
– Блин! Бывает же такое! Мы вашу подпись видели миллион раз и никогда не предполагали, что увидим вас вживую. Мы даже сомневались, что это настоящие люди подписывают.
Позже, уже став помощником главы департамента, я стал больше общаться с руководством – людьми, которые в первые годы работы казались недосягаемыми небожителями. У Василия Валентиновича и у Агарона Николаевича я многому учился… Это теперь я думаю, что они были совсем молодыми, чуть за сорок, ребятами, а тогда казалось, что это уже совсем взрослые люди, на грани старости. Да, мудрые, да, опытные, но уже и прожито вроде как немало. Правды ради надо сказать, что жили и работали они на износ и здоровье их порою подводило.
Кстати, вспоминая те времена, с удивлением обнаруживаю, что тогда почему-то считалось, что забота о своем здоровье и теле – дело какое-то немужское, что ли. То ли мы росли на примере Павки Корчагина, то ли кумирами были герои Хемингуэя, но гробить себя спиртным и табаком считалось делом обязательным и подчеркивающим твою брутальность, смотреть, что и сколько ты ешь, – вообще для слабаков.
Однажды в разгар горбачевской борьбы за трезвость нас пригласили в какое-то зарубежное посольство на очередной прием по какому-то важному для того государства поводу. Инструкции мы, конечно же, хорошо помнили: советский дипломат, поддерживая линию партии, точно не употребляет крепкие спиртные напитки, вино – не очень желательно, максимум – бокал пива, и то скорее чтобы делать вид и не стоять с пустыми руками. Наш тогдашний завотделом, как мы его называли «Кузя», был человеком и дипломатом очень опытным. Когда к нам подошел официант с полным подносом бокалов, ароматно пахнувших дорогим виски, я, немного подрастерявшись, сглатывая слюну, отказался, гордо заявив, что не потребляю. В те времена виски в советских магазинах не продавался вообще и мы об этом напитке знали в основном из книг разрешенных американских классиков. Только те, кто уже побывал в загранкомандировках, знали его, виски, вкус. Так вот, бывалый Кузя, очевидно хорошо разбиравшийся в разных напитках, глядя в глаза официанту, к общему ужасу, потянулся за бокалом и задал вопрос, который меня сначала, пока я не понял, в чем дело, поставил в абсолютный тупик:
– Пиво?
– Виски, – спокойно ответил официант.
Кузя как ни в чем не бывало громче и настойчивее:
– Пиво?
– Виски, – в тон ему отвечал официант.
Кузя потянул бокал к губам. Смачно отхлебнул.
– Пи-и-иво! – утвердительно и удовлетворенно заявил он.
Согласитесь, таких уроков гениальной дипломатии ни в одном учебнике не получить. Наглядно, убедительно, результативно. Только так можно и нужно работать. Есть цель – иди к ней, будь умен, осмотрителен, находчив, ведь ты – Дипломат, а значит, ты всегда найдешь решение.
Разных странных историй и встреч было очень много. Помню, как был срочно командирован в Шереметьево, ибо там образовалась какая-то совсем непонятная ситуация. Это случилось как раз тогда, когда границы на выезд из Союза уже открыли, но как это правильно организовать, еще не знали. Из-за толкучки на погранпунктах люди не успевали на свои самолеты. Так вот великий бас Большого, народный артист Евгений Нестеренко, заявил, что уж коли его не пропускают на законные гастроли, он в знак протеста будет петь прямо тут, под сводами аэропорта. И спел под бурные овации пару арий, после чего его таки пригласили в самолет.
Помню, помогали с визами и молодому предпринимателю Михаилу Эрнестовичу, будущему счастливому владельцу ГУМа. Как-то даже в знак благодарности он подарил мне золотую скидочную карту в свои чудесные магазины. Ребята долго смеялись и подкалывали меня тогда. Всё бы ничего, но с тогдашней мидовской зарплатой к тем магазинам на пушечный выстрел подойти было нельзя. Это как простому человеку получить десять процентов скидки на покупку «Боинга»!
К сожалению, иногда сотрудникам консульской службы приходится заниматься и более сложными вопросами.
Помню, как во время одного из моих дежурств в Балтийском море случилась катастрофа с паромом «Эстония»[13], следовавшим из Таллина в Стокгольм. Тогда ночью мы были завалены звонками и обращениями родственников граждан, которые могли быть на том пароме. Мы пытались связываться с нашими коллегами из российских консульств, спасательными службами и всеми, кто мог обладать хоть какой-то информацией. Мы использовали, что называется, все возможные каналы связи, чтобы хоть что-то ответить людям.
Уже гораздо позже это крушение было признано одной из больших загадок конца ХХ века. Сразу возникло множество версий произошедшего – от просто аварии до умышленных действий различных спецслужб. А для нас это была просто большая человеческая трагедия. Гибель более чем восьми сотен людей не могла никого оставить в стороне. Землетрясение в Спитаке в 1988 году показало, что во имя общечеловеческих целей можно открывать границы, быть вместе перед лицом пришедшего несчастья. Тогда, в начале девяностых, казалось, что мы живем в едином мире, уже нет и не будет своих и чужих, если пришла беда, надо всем вместе пытаться хоть как-то друг другу помочь.
По долгу службы мне приходилось много общаться с консулами многих стран, среди которых были весьма интересные персонажи.
Например, в посольстве Италии за выдачу виз гражданам России отвечал молодой симпатичный парень по имени Паоло. Когда надо было ускорить процесс выдачи виз нашим официальным делегациям, мне приходилось являться в консульский отдел посольства Италии, как бы на переговоры. Благо, учреждение находилось на нашей же улице… Не знаю, как теперь, но тогда перед посольством круглосуточно стояли толпы людей, жаждущих получить визу. Понятия «шенген» тогда еще не существовало. Сначала мне приходилось прорываться сквозь толпу, не желавшую пропускать никого без очереди. Затем я заходил внутрь помещения и оказывался по другую сторону стекла от толпы, ждущей виз. Вот вы как представляете переговоры двух дипломатов разных стран, которым предстоит разрешить возникшие трудности для проезда важной государственной делегации к месту очень важного международного саммита?
Так вот тогда это было приблизительно так:
– Oh! Buon giorno, Alex! Привьет! Как ти? Рад тебья видеть. Будьешь мартини? Возьми в сейфе.
– Бонджорно, Паоло! Коме стаи, дорогой? Ты в курсе, что наша делегация должна завтра лететь?
– Да, коньечно, знаю. Но ты можешь сам посмотрьеть, что тут творьится. Вся Россия хочет именно сейчас в Italy. А я один. Анджело в отпуск. Посол плевать, как мы тут работать.
В этот момент прорвавшийся через кордоны человек начал настойчиво стучать по стеклу, чтобы привлечь наше внимание.
– У меня на сегодня билет! Меня срочно ждут в Риме, я сегодня улетаю туда!
– Счастливого пути, – как-то по-доброму ответил Паоло и захлопнул окошко.
– О! Мартини хороший. Возьму еще? Грацие! Будешь? Где твой стакан?
– Si! Канешна, буду. Давай. Ага, еще налей, per favore. Дай вон пассапорте этот чувак. Сделаем ему виза. Пусть летит. А то сильно нервничать.
– Ок, держи. И да, слушай, ну визы делегации тоже надо бы сделать. Нас с тобой убьют, если профакапим.
– Там в сейф правее от мартини бланки наши виза. Возьми, заполни. Пока буду подписывать, ты будьешь печать наша ставить, я там ее под бумага спрятал.
Всё! Международный конфликт исчерпан. Да здравствует дипломатия! Да здравствует мартини, сближающий страны и континенты!
С бразильцами обычно работали другие ребята. Но как-то раз попросили меня съездить на встречу с консулом для выяснения одного срочного вопроса. Тут как раз всё очень строго. Захожу. Расшаркиваемся. Учтивый консул предлагает чашечку кофе. Настоящего бразильского кофе. Ну как себе отказать в таком. Конечно, с удовольствием попробую. Он предупреждает: настоящий бразильский кофе – это не то, что мы себе представляем и пьем. Я уже весь в предвкушении. К моему удивлению, он из шкафа достает обычный термос. Я поджал губы. Мог бы ради гостя и свежий заварить. Он рассказывает, что каждое утро себе по особому рецепту заваривает кофе, сливает в термос, ибо по-другому невозможно, теряются весь аромат и тонизирующий эффект. Зато это самый настоящий бразильский кофе. Вместо чашки ставит передо мной какой-то наперсточек. Наливает из термоса. Предлагает попробовать. Я залпом выпиваю и смотрю на термос, толком не разобрав ни вкуса, ни аромата. Он же свой наперсток смакует, только пригубливает. Я начинаю раздражаться. Он вежливо: «Еще?» Я уверенно: «Конечно! Знаете, у нас в Армении, откуда я родом, кофе вообще литрами пьют». Он взволнованно: «Вы уверены, что надо еще? Может, подождем полчасика?» Я жестом показываю – лей. Наливает. Я опять залпом. Через минуту я отчетливо понимаю, впервые в жизни, что у меня есть сердце и оно сейчас взорвется. В висках стучит. В глазах троится. Стараюсь не терять сознание. Бразилец обмахивает меня платочком, что-то приговаривая на португальском. Я понимаю, что пал жертвой политических игрищ и, видимо, либо должен буду прямо сейчас предать